Лекарство - Ксения Гранд
– Что ты делаешь?
Беру опущенные щипцы.
– Пытаюсь не дать тебе истечь кровью.
– Я сам.
Не успеваю поднести щипцы к коже, как он отбрасывает мою руку. Что за дикость?
– Я сказал, что справлюсь сам.
Да что с ним? Можно подумать, я ему хуже хочу сделать. Я ведь пытаюсь ему жизнь спасти! В этот момент меня охватывает такая злоба, что хочется бросить ему эти щипцы прямо в лицо.
– Ладно, можешь и дальше расцарапывать себе плечо. Мешать не буду.
Сажусь обратно у ствола. Пускай делает что хочет. Пусть он хоть руку себе отрежет. Мне все равно. Блэквуд протирает щипцы раствором и вновь пускает их в ход. Пытаюсь отвлечься от звуков рвущейся плоти. Думаю о Марене. Куда она пропала? Научилась справляться со своим горем? Глупый вопрос. Конечно, нет. На это уходят годы. С момента гибели Лима прошло полдня. Скрежет щипцов так и отдается в висках. Боковым зрением замечаю, как увеличивается пятно на плече. Господи, как он может так себя мучить? Ладно, это не твое дело. Плевать, забыла? Смотрю по сторонам, верчу в руках прутик, пытаюсь оттереть засохшее пятно грязи с колена. Но в голове только Блэквуд и его рана. Когда он уже прекратит? От звуков чавкающей плоти передергивает все тело. Стоит только представить, какую боль приносит каждое движение, и хочется кричать. Смотреть на подобное – уже пытка. Сам же Блэквуд на удивление мужественно держится. Не кричит, не вздрагивает. Только рот сжимает, так что челюсть выступает вперед. Не знаю, что больше ужасает, его рана или его непреклонное лицо. Нельзя же так запросто терпеть боль. Даже при бетонной силе воли. Только… если до этого ты не терпел ее постоянно. Изо дня в день. Настолько часто, что уже привык к этому ощущению, как к покалыванию пальцев при затекании мышц. Что же пришлось пережить этому парню, чтоб боль вошла в привычку?
Наконец терзания щипцами окончены. Кусок когтя извлечен. Теперь измученной коже нужен отдых, а ране перевязка. Наблюдаю, как он закидывает за плечо кусок ткани, чтоб остановить кровотечение. Он заметно побледнел за это время. Очевидно, сказывается потеря крови. Шорох слева сообщает о возвращении Марены. Вид у нее неважный, но все же получше, чем у Блэквуда. Конечно, после инъекции рана заживет. Кристиан рассказывал, что инъекции запускают регенерацию тканей, в результате чего сиринити быстро восстанавливаются. Но это не означает, что не нужна обработка.
Чувствую, как терпение трещит по швам. Пускай я его ненавижу, но не могу сидеть и смотреть, как он истекает кровью. В конце концов, я не изверг. Вырываю ткань у него из рук.
– Заткнись и повернись.
На удивление он даже не сопротивляется. Видимо, боль сильнее, чем я думала.
– Надень перчатки.
Какие перчатки? Ах, эти, в наборе аптечки. Неудобно будет орудовать в перчатках, но все же не возражаю. Морально готовлю себя к худшему, но зря. Все гораздо хуже. На левой лопатке нет живого места. Все предплечье залито кровью. В центре виднеется открытая рана. Ничего ужаснее в жизни не видела. Даже моровы с их кровожадными пастями вызывают меньше отвращения. Соберись, не думай о ране. Думай о парне, который сейчас корчился бы от боли, если б был нормальным, как все. Подумай, как сильно он нуждается в помощи, которую попросить не может. Беру бинт, раствор и пытаюсь сообразить, что с этим делать. Что первое, прижигание, дезинфекция? Внутри эхом раздается шепот мамы.
– … перед обработкой нужно продезинфицировать инструменты…
Закрываю глаза и ныряю в воспоминания, вижу ее. Она стоит в центре амфитеатра.
– Первый этап – остановка кровотечения. При глубоких ранах потребуется наложить давящую повязку.
В руке сам собой оказывается флакон спиртового раствора. Замечаю, как много у него шрамов. Ими усыпана добрая часть спины, пара на плечах, еще один глубокий на шее. Сколько же раз он сражался с тварями? Жидкость омывает кровоточащую жижу, переливается на лоскут, который я прижимаю к плечу. Стоит ткани притронуться к плечу, как Блэквуд заметно напрягается. Наверное, это до жути больно. Но что-то мне подсказывает, что не в боли дело. Просто он не привык, что к нему кто-то прикасается. Сомневаюсь, что раньше вообще кто-то позволял себе подобное.
Голос прошлого продолжает шептать:
– Обработка краев – второй этап. Материал – спиртовой раствор. Не допускается лить жидкость на рану. Обрабатываются только края, поверхностно.
И снова мамин голос ведет мои руки. Они делают все за меня. Берут флакон, обрабатывают края раны, вернее, месиво после манипуляций Блэквуда со щипцами. И каким только уровнем садомазохизма нужно обладать, чтоб сотворить с собой такое?
– Третий этап – сопоставление краев при помощи повязки. Первичные материалы – бинт. Повязка налаживается от узкого места к широкому. Давление на рану отсутствует.
Пока обвязываю Блэквуда бинтом, украдкой замечаю следы на его руках. Метки сангвинаров. Остались после инъекций. Ужасное зрелище. Синие пятна от запястья до предплечья. Больше похоже на побои, чем на метки. С каждым мотком мамин голос слабеет, словно я обматываю тканью не рану, а ее – молодого доктора, знающего все о колото-резаных ранах и так мало о собственной дочери. Как только последний узел затянут, по душе растекается приятное тепло. Наверное, так себя чувствует Эми, помогая больным. Теперь понимаю, почему она так любит свою работу.
– Готово, можешь не благодарить.
Да никто, в общем-то, и не собирался. Он натягивает верх тренировочного костюма, как-то странно на меня поглядывая. Словно ждет, что я воткну ему нож в спину. И как можно быть таким недоверчивым? Впрочем, меня это не касается. Я свое дело сделала – не дала ему умереть.
После нападения моровов на Марене нет лица. Она сидит под деревом и даже не двигается. За все время она моргнула только дважды. Видеть ее такой невыносимо. Представляю, что у нее творится в голове. Хотя нет. Не имею понятия. Я сама еле пережила смерть дяди и родителей. У меня есть только Эми, и именно поэтому я пойду на все, чтобы вернуть ее. Блэквуд стал более предусмотрительным. Вместо костра он разжигает угли в углублении земли. Света мало, зато они выделяют тепло целую ночь. Но Марена этого не замечает. Она даже не замечает, как засыпает возле палатки. И что мне с ней делать? Накрываю ее спальником, но она вскакивает с криками. Приходится потратить немало времени, чтоб успокоить ее.
Теперь остались только мистер «чуткость» и я. Правда, что делать с ним наедине, понятия не имею. За последнюю пару часов он проронил от силы три слова, и то чтоб
