Елена Васильевна меняет профессию (СИ) - Ди Мельпомена
— Ешь! Мы приедем в Дмитров поздно вечером, и никто там тебе в такое время готовить не станет!
Я бросила на мужчину безразличный взгляд и последовала его совету. Несмотря на всё пережитое, аппетит у меня не пропал, а даже наоборот усилился на нервной почве. Я бы сразу набросилась на еду, но так не хотелось доставлять удельному князю удовольствие! Пусть не считает, что я теперь его ручная собачонка!
До Дмитрова от Москвы было около шестидесяти километров. И, несмотря на то, что на дворе шестнадцатый век, добрались мы до города (который я не смогла разглядеть в ночи) с комфортом. Дорожная реформа полностью себя оправдала, никаких ям, грязи и кочек я не увидела, пока ехала на север империи. Одна проблема Родины решена.
Мы приехали в Дмитров к ночи. Я знала, что владениям Юрия далеко по уровню жизни до Москвы, но я никак не ожидала, что жить мы с князем будем в простом тереме посреди поля. Это и есть Дмитров? Или из-за темноты у меня такие негативные впечатления?
— Что? Нравятся хоромы? — князь хмыкнул и зажёг несколько свечей, когда мы оказались внутри избы.
Небольшое помещение, печь, стол, у них пара лавок и пара лавок побольше для сна, икона в углу. Вот и всё богатство.
— Мы здесь будем жить? — робко поинтересовалась я, в надежде, что это розыгрыш.
— Да! — мужчина самодовольно улыбнулся и поставил руки на бока. — Добро пожаловать домой! И ещё… — князь сделал шаг в мою сторону. — После твоих реформ все крестьяне да холопы разбежались, кто куда, мой дворец подожгли, так что, теперь ты единственная хозяйка и работница в моём доме. В сарае у меня корова, есть ещё курицы, баня (которая, к сожалению, сгорела) рядом с рекой, там же можешь и воду брать. Завтрак с утра мне приготовь, на обед я не приду, а вот на ужин меня жди. Ясно, Великая княгиня? — Юрий улыбнулся и посмотрел мне в глаза с вызовом.
Ждёт истерики и криков? Напрасно. Такого удовольствия я ему не доставлю!
— Да, князь. Я тебя услышала, — я обогнула Юрия и прошла к свободной лавке.
На ней лежало небольшое одеяло и лёгкая простынка. Я скинула одеяло на пол, стянула с себя подвенечное платье и украшения, после чего положила их на лавку, затем легла и укрылась простынёй.
Для меня это не было унизительно или неудобно — спать на полу. В последние годы в Кремле я на кровати и не спала, мне было слишком мягко спать на тридцати трёх одеялах и пяти подушках. Тело от такого сна не отдыхало, я чувствовала себя в облаке, в слишком пушистом облаке. А не чувствовала своего тела в такие моменты, поэтому перебралась на пол. Большое не очень толстое одеяло, простынка сверху и небольшое одеяло поверх, иногда я могла позволить себе взять небольшую подушку, но чаще всего обходилась и без неё — вот вся моя постель. Поэтому мне не было непривычно спать сейчас на полу в этой небольшой избе. Если князь надеется меня этим унизить… наивный чукотский юноша.
11 июня 1528 года. Елена Васильевна.
Я подскочила и проснулась с первыми петухами, солнце едва-едва пробивалось через небольшое стеклянное оконце. Князь Юрий ещё спал и забавно дёргал ногой во сне. Я нахмурилась. Мне значит вставать и заниматься хозяйством, а ему спать…
Я нехотя поднялась на ноги, потянулась, убрала своё место для сна и впала в ступор. У меня всего одно платье и то подвенечное, туфли бархатные, в таких гучах-габанах в сельской местности не выйдешь из терема.
Я с надеждой подошла к небольшому деревянному сундуку, что скрывался в неприметном углу, и заглянула внутрь, но там были только вещи князя — кафтаны, штаны, сапоги. О! Чистое исподнее! Серые штаны и рубаха, носки и старые сапоги. То, что нужно!
Я подогнула штаны, закатала рукава, причесалась гребнем князя и вышла во двор. Сарай с коровой нашёлся сразу, нашлось там и ведро под молоко. Деревянное и грязное, но так река же рядом! Пару минут и я уже спустилась к реке и вымыла ведро, также набрала воды, чтобы напоить животное, после вернулась в сарай и снова впала в ступор. Корову я доила только один раз в жизни, и было это много-много лет назад, когда я была ещё маленькой бесстрашной девочкой, не боящейся получить в живот копытом и быть забоданной молочным монстром.
Я аккуратно подошла к косящийся в мою сторону животине и протянула руку в её сторону, та немного пофыркала, но погладить себя дала. Я выдохнула, принесла корове немного свежего сена и налила в корыто воды. Пока та поглощала сено и воду, я поставила у задней части коровы пенёк, сначала ополоснула вымя остатками воды, после поставила ведро под вымя, села на пенёк и начала выдавливать молоко… ну, как выдавливать, скорее стала дёргать несчастную за титьки, без какого-либо результата. Корова была смирная и терпела издевательства над собой с терпением буддийского монаха. Спустя пять минут, из вымени вроде стало что-то выходить, но это молоко в ведро не попало, а разбрызгалось на соломенный пол в разные части сарая. Спустя час мучений (непонятно чьих больше, моих или коровьих), ведро было наполовину полным (да, я просто-таки неунывающий оптимист!), и я со спокойной совестью унесла парное молоко в дом. После чего снова вышла на двор и вошла в курятник.
Курицы дружелюбием не отличались, при виде меня они разбежались в стороны, но я закрыла дверь в курятник, как вошла и чуть об этом не пожалела. Петух свою территорию защищал рьяно, он гонялся за мной по всему курятнику, пока я храбро собирала яйца в плетеную корзинку.
В дом я вернулась злая и грязная. Вся в пуху и курином помёте, а ещё от меня немного несло коровьим навозом. Поставив яйца на стол, я сжала кулаки и снова вышла из дома. Запах напомнил мне о том, что у коровы в хлеву ещё стоит почистить. Вилы нашлись не сразу, меньше времени у меня ушло на то чтобы унести навоз в компостную яму, находящуюся за сараем. В курятник идти и убирать я не решилась, но корма птицам принесла, как и воду, за которой пришлось побегать реке (в ведре было молоко, а большей тары я не нашла, пришлось в ковшике носить воду). После этого я увидела под навесом несколько деревянных вёдер и коромысло. С большим трудом мне удалось не закричать благим матом на всю округу.
И я бы закричала, если бы не мысль о том, что если удельный князь проснётся и увидит меня в таком состоянии, то получит незабываемое удовольствие от злой и несчастной меня. Для Юрия я Великая княгиня — кремлёвская белоручка, вцепившаяся во власть своими когтями. В Москве хозяйство вела Агриппина, сначала как моя ближняя боярыня, а после как императрица. Я же вечно копалась в бумагах и тусовалась в Грановитой палате. На первый взгляд типичная средневековая аристократка с замашками феминистки и бизнесвумен. Князю невдомёк, что власть имущая женщина занимающаяся делами целого государства (не важно из какого она времени) способна управиться с деревенским хозяйством!
Когда с животиной было покончено, я снова вошла в дом и недобрым взглядом уставилась на мирно спящего удельного князя. Спит. А я тут батрачу.
Я залезла в сундук, скрипя зубами от злости и несправедливости, и вытащила оттуда кусок обычного хозяйственного мыла (слава безымянному вселенцу!), после взяла нечто напоминающее полотенце, своё платье и туфли, и пошла на речку смывать с себя семь, выступивших на мне, потов. Я не боялась, что кто-то будет наблюдать за мной, потому что, во-первых, в радиусе километра от нас строений не наблюдалось, во-вторых, на дворе было всего часов пять-шесть утра.
Река была не очень глубокой, но жуть, какой холодной! Мыться в такой воде было просто невыносимо! Кожу обжигало, словно огнём. Мыть голову хозяйственным мылом в такой воде было, мягко говоря, сложно, но ради того, чтобы не благоухать результатом жизнедеятельности животных, пришлось себя пересилить.
Вернувшись в избу с чистым телом и головой, я принялась за приготовление завтрака. В подвенечном платье было не очень удобно готовить, но благо в углу я нашла чистую тряпку, напоминающую передник или фартук. Затопить печь удалось без труда, так как дрова лежали прямо в избе. И тут я снова впала в ступор. А что собственно готовить из яиц и молока? Больше ничего съестного кроме соли в доме не было! Этот дом мне всё меньше и меньше мне нравится! И как только Юрий здесь живёт?!
