Сергей Лукьяненко - Холодные берега
– Не в человеческих силах спасти всех. Когда мы можем помочь – мы помогаем…
– Брат Рууд, тебе ведь двойной грех – лгать, – сказал я.
Священник быстро сложил руки столбиком, зашептал молитву. Видно, мои слова пришлись к месту, почуял он в себе ложь, попытку уйти от ответа.
– Ты прав, брат Ильмар, – закончив краткую молитву, произнес он. – Церковь не может спасти каждого беглого каторжника, да и не станет чинить помехи мирскому правосудию.
– Тогда почему ты хочешь меня укрыть?
– Преемник Юлий, Пасынок Божий, велел всем слугам Искупителя и Сестры доставить к нему Ильмара-вора и младшего принца Маркуса… буде такие встретятся.
Я вздрогнул.
К самому Преемнику?
Это что же, сам Пасынок Господний меня видеть желает? Меня – каторжника?
– Повинуешься ли ты воле Преемника Юлия?
– Повинуюсь, – кивнул я. – Да, брат мой.
И вдруг ехидный воровской норов проснулся, и заставил спросить:
– А если бы отказался бы я, брат Рууд? Стражу бы кликнул? Или сам принудил бы?
– Не суди о том, что не сделано, – спокойно ответил священник. – Я знаю, ты верующий человек, и чтишь Господа. Зачем тебе противится святой воле?
Я кивнул.
– Хорошо, брат Рууд. Повинуюсь, твоей защите себя вручаю, и готов идти с тобой.
– Подожди, – неохотно сказал священник. – Брат Ильмар, не так все легко. Я не могу просто взять и доставить тебя к Преемнику Юлию. Стены имеют уши, а люди имеют языки. У Дома другие планы на твой счет, Ильмар. Если до Стражи дойдет, что ты здесь…
На миг мне представилась безумная, немыслимая сцена. Стража, штурмующая храм, и священники, с мечами идущие навстречу…
Ой…
Во что же я вляпался?
– Я не в праве никому говорить о том, что ты в храме, – Рууд будто рассуждал вслух. – Все может случиться, и если прольется кровь…
Ох, грехи мои непомерные!
– Я недостойный и слабый слуга Божий, – Рууд посмотрел на меня. – Я не смогу сам доставить тебя в Урбис. Мы пойдем к епископу – и ему ты признаешься, кто ты есть. Больше никому! Запомнил?
– Да, брат мой… – прошептал я. – Можно мне напиться?
– Пей, Ильмар. Утоли жажду. Но у меня нет ничего кроме чистой воды…
Я жадно выпил полную кружку. Вода, на самом-то деле, была не такая уж чистая и свежая. Стоялая, и хорошо если со вчерашнего дня. Брат Рууд – аскет… прости Сестра, я даже сейчас предпочел бы глоток легкого вина…
Почему-то мне думалось, что резиденция епископа будет где-то наверху, под крышей храма. А пришлось подниматься совсем немного. Старик, наверное, епископ, как же я не сообразил, тяжело ему карабкаться…
Здесь встречалась охрана. Тоже священники, только в алых одеждах, с короткими бронзовыми мечами, дозволенными Сестрой. Обманчивые мечи – из особой бронзы, она подороже стали выйдет.
Нас не останавливали. Видно, брат Рууд на хорошем счету, и к епископу вхож. Мы миновали два поста, остановились у двери, ничем от других не отличающейся. Рууд тихонько постучал. Миновала минута, и дверь открылась. В проеме стоял молодой парень, такой же бледный и просветленный, как сам Рууд.
– Добрый вечер, брат Кастор…
– Добрый, брат Рууд…
Кастор глянул мимолетно на меня, но любопытствовать не стал.
– Мы должны поговорить с его преосвященством.
– Брат Ульбрихт готовился отойти ко сну…
– Служение Сестре не знает отдыха.
Как все просто у них! Кастор отступил, освобождая проход. Мы вошли в большой зал, больше всего напомнивший мне чиновничью канцелярию. Столы, заваленные бумагами, стеклянный сосуд, в котором мок, впитывая чернила, десяток стильев. У стены высится механическая счетная машина, масляно поблескивающая медными шестеренками.
Ого! Неужели у храма такая потребность в бухгалтерии?
– Я спрошу брата Ульбрихта… – без особого энтузиазма сказал Кастор. Только сейчас я заметил еще одну дверцу в стене. С чего бы это епископ амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, опочивал рядом с канцелярией?
Священник скользнул в дверь, а я подошел к окну. Глянул. На площади еще горели фонари, и в их свете поблескивали кольчужные нашивки на кожаных куртках стражников. Два или три патруля прохаживались вокруг храма.
Вовремя же я успел.
– Входите, братья, – тихо позвал Кастор. – Его преосвященство вас примет.
Брат Рууд зачем-то взял меня за руку – будто боялся, что я растаю в воздухе, или вздумаю убегать. Провожаемые взглядом Кастора, мы вошли в опочивальню епископа.
Да. Брат наш во Сестре аскетом не был.
Дорогой персидский ковер устилал весь пол. Стены тоже были в коврах, гобеленах, картинах – словно бы и не роскоши ради, потому что на каждом выткан, вышит, или нарисован лик Сестры. Наверное, подношения храму от прихожан. И все же эти горы мягкого хлама больше подошли бы опочивальне старой аристократки, чем обиталищу духовного лица.
Мебель тоже была дорогая, пышная, а уж кровати – низкой, широкой, с железными шариками, украшающими спинки, – в спальне богатого повесы стоять, а не у священника…
И запах – да что ж это, сплошные благовония и духи разлиты в комнате? Куда такое годится?
Но когда я увидел самого епископа, все насмешливые и неодобрительные мысли разом вылетели из головы.
Епископ амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, был парализован. Он сидел в легком деревянном кресле на колесиках, одетый в одну ночную рубашку. Еще не старик, хоть и пожилой, но весь высохший, прикрытые пледом ноги тонки и неподвижны.
– Подожди там, брат Кастор… – сказал епископ.
Священник за нашей спиной молча вышел, прикрыл дверь.
– Добрый вечер тебе, брат Рууд, – вполголоса сказал епископ. – И тебе, незнакомый брат. Прости, что не встаю, но я ныне и перед Пасынком Божьим не встал бы…
Я рухнул на колени. Подполз к епископу, припал губами к слабой руке:
– Благословите меня, святой брат. Благословите, ибо я грешен и нечестив.
Шел от брата Ульбрихта тяжелый запах болезни. Вот почему так духами в комнате пахнет – чтобы запахи немощного тела отбить… И вот почему опочивальня рядом с канцелярией – нет у епископа сил и здоровья двигаться.
– Прими мое прощение, – спокойно сказал епископ. – Как звать тебя, брат?
– Ильмар, Ильмар Скользкий. Вор.
Рука епископа дрогнула.
– Ты тот самый Ильмар?
– Да, святой брат…
– Рууд?
– Это он, ваше преосвященство, – отозвался священник. – Я спросил все, что было в скрытом послании, и он сказал так, как должно.
Слезящиеся глаза брата Ульбрихта всмотрелись в меня.
– Засучи правый рукав, брат Ильмар.
