Волчий дурман. Черная луна - Елена Синякова
Даже своим измученным болью разумом я понимала, что он всё это время искал меня.
Рыскал в облике волка, пока не нашел.
Он стал моим ангелом-хранителем, которого я не заслужила.
Мужчина прокусил свое запястье так, что кровь полилась багровым потоком, и приподнял мою голову:
— Пей, Кити. Как можно больше. Пей до тех пор, пока не затошнит. Это важно. Чем больше ты выпьешь крови сейчас, тем легче тебе будет, потому что потом сделать это будет почти невозможно, когда лицо начнет деформироваться.
Какие жуткие слова.
Хотя я понимала, что придет время, когда мое лицо станет волчьей мордой. И для этого оно будет искорежено и обезображено, как и мое тело, на котором деформация уже началась.
Я не хотела смотреть на то, какими страшными стали мои когда-то аккуратные пальцы: вытянулись, погрубели, а в кровавом месиве рвущейся кожи стала проступать жесткая черная шерсть.
Жуткое зрелище.
— …Я не хочу, чтобы ты видел меня такой, — тихо простонала я, будучи не в силах даже как следует открыть глаза, на что Адам рыкнул и прижал свою руку к моим губам, чтобы я наконец стала делать, что нужно.
— Глупая девочка. Ты всегда прекрасна. И будешь самой красивой волчицей на земле.
Волки воспринимали кровь иначе.
Не так, как люди.
Для нас она не была отвратительной или страшной.
Скорее, наоборот.
Кровь завораживала. Пробуждала внутри те инстинкты, которые были неведомы людям.
А еще она была чем-то очень личным и, наверное, даже интимным.
Свою кровь давали только самым близким — членам семьи или любимым.
Своей кровью обменивались новобрачные, чтобы чувствовать друг друга еще сильнее и ярче. И найти друг друга, если разлука была непредвиденной и грозила бедой.
Поэтому то, что Адам давал мне свою кровь сейчас, было особенным.
Да, он делал это из добрых побуждений — чтобы спасти одну глупую и упрямую девчонку в тот момент, когда она должна была остаться дома в кругу своей семьи.
Но еще теперь я стала его по-настоящему.
По всем волчьим законам.
И от этого было страшно и волнительно, потому что ничего подобного я не планировала.
Кровь Адама пахла просто восхитительно, а еще была настолько сильной, что после первых нескольких глотков меня в буквальном смысле подкинуло.
По телу словно прошел разряд, расползаясь по каждой уставшей, сжавшейся от боли клеточке.
Совершенно сумасшедшее и не поддающееся описанию чувство!
Такого я тоже никогда не испытывала.
Только рядом с ним. С Адамом.
— Пей еще, — уговаривал он, удерживая меня на руках, словно кормил ребенка, хотя я ощущала, что от этого процесса он снова возбуждался. Боролся с собой, пытался отвергать то, что охватывало тело, но инстинктам было не так-то просто противостоять.
Он тоже понимал, что вся эта ситуация особенная.
Что она связывает нас так, как можно связать только волчью пару.
И ему нравилось это.
Он был просто в восторге, хотя, кажется, даже сам себе не мог объяснить того, что чувствует.
Словно это случилось с ним впервые.
Рядом со мной.
— Пей, Кити.
— Не могу больше, — прошептала я, ощущая себя раздувшейся пиявкой, но вместе с тем мне стало значительно лучше. Боль разительно уменьшилась, и в теле появился огонек, дарующий надежду на то, что дальше всё может пойти не настолько жутко, как я готовилась.
И всё это из-за крови Адама.
В детстве во время болезни своей кровью меня поили папа и брат. Они тоже были чистокровными волками, и их кровь была очень сильной.
Именно чистая волчья кровь давала им ту силу, которую невозможно было понять полукровкам и тем более людям. Поэтому мне было с чем сравнивать.
Но кровь Адама была куда сильнее.
— У тебя особенная кровь, — проговорила я, заглядывая в его глаза, на что мужчина только кивнул в ответ, но ничего не ответил.
Вместо этого обнял меня сильнее, прижимая к себе, и выдохнул:
— Попробуй поспать. Тебе нужно будет много сил для первого оборота, маленькая. Ничего не бойся, я буду рядом.
Я попыталась даже улыбнуться в ответ, потому что знала, что он будет рядом.
Теперь он никуда меня не отпустит, а это означало, что, помимо моего папы, брата и дяди, которые были готовы вступить в неравный бой с Дарком ради меня, теперь добавлялся еще и Адам.
Я так отчаянно и яростно стремилась защитить их от себя и этой ситуации и так глупо и безрассудно увеличивала список тех, за кого сердце обливалось кровью от ужаса.
Сон был тяжелый и липкий, словно кровь, которая всё сочилась и сочилась из ран на моем теле, но всё же он был жизненно необходим.
В нем я забывалась и отпускала течение времени, надеясь, что всё это закончится уже очень скоро.
Адам не выпускал меня из своих объятий ни на секунду.
Держал у своего сердца, к стуку которого я прислушивалась, чувствуя какое-то особенное умиротворение.
Я ждала, что он не предаст и не бросит.
А в какой-то момент мне показалось даже, что моего собственного сердца не слышно, пока не осознала, что оно стучит в унисон с сердцем Адама.
Настолько такт в такт, что казалось, будто два наших сердца — это одно целое.
Жаль, что это не могло длиться если не вечно, то как можно дольше, и новая боль пронзила меня настолько резко и остро, что я выгнулась, пронзительно закричав.
— Черт, позвоночник! — ахнул Адам надо мной, побледнев, и вместо того, чтобы сжать в своих крепких горячих руках, неожиданно положил меня на спину на прямой, но совсем не мягкий матрас, измазанный моей кровью.
Я ощущала его эмоции до дрожи на коже!
То, как он метался, видя мою боль. Как он ощущал ее и рвался помочь, но не знал как.
Теперь я знала, что, если бы был способ забрать всю мою боль себе, он бы сделал это без размышлений.
— Держись, маленькая! Думай только об одном: скоро это закончится и мир станет совсем другим!
— Не хочу новый мир, — простонала я, пока новый приступ опоясывающей боли расползался клешнями по всему телу, выкручивая конечности и внутренности до приступа тошноты.
Адам рухнул возле меня на колени, принявшись осторожно гладить по голове.
Он что-то шептал, пытался успокоить, но сам выглядел так, словно вот-вот потеряет сознание.
Его руки дрожали, пока я стонала и глотала слезы от скручивающих спазмов во всем теле.