Невестка слепого барона - Полина Ром

-- Присаживайтесь, госпожа баронесса. Завтрак стынет.

Свекровь с ненавистью глянула на меня и, рухнув на стул, первым делом взяла в руку кусок хлеба и спросила:

-- А масло где? Масло почему не подали? Агапа-а-а-!

Скрипнула кухонная дверь -- высунулась служанка, но я жестом руки отправила ее назад и, вновь повернувшись к столу, сообщила баронессе:

-- Масло вредно. Агапу вы больше звать не будете: у нее своих забот хватает.

Если бы взгляд мог убивать, я бы уже валялась трупом. Баронесса молча взяла ложку и принялась есть. Спорить со мной она не рисковала, не понимая, чего еще можно ждать, и побаиваясь. Все же для нее мое «перевоплощение» из забитой тихони в «наглую тварь» выглядит пугающе. Закончив со своей порцией, я сходила на кухню и заварила травы. Дождалась, пока свекровь доест, налила ей чашку, объяснила, что меда тоже не будет, и спросила:

-- Как вас зовут?

Тетка с недоумением глянула на меня, чуть пожала плечами и буркнула:

-- Госпожа Розалинда.

-- Прекрасно. Вы можете обращаться ко мне «госпожа Клэр». С этого дня, госпожа Розалинда, вы ухаживаете за собой сами. На столе будет еда, посуду вам мыть не придется, как и готовить, но таскать кресло с женщиной, которая может ходить сама, никто не будет. А теперь скажите мне, пожалуйста, что требуется, чтобы ухаживать за бароном.

-- Муж мой давно полоумный. За ним всегда ухаживал сын, потому как на женщин он бросается, – с улыбкой ответила баронесса. – Раньше, когда служанок больше было, он одну с лестницы спустил, а еще одну и вовсе задушить пытался! Так-то он вроде как нормальный, а когда находит на него, совсем безумец становится.

-- Он бросается на всех женщин?

-- На всех, милочка, на всех!

-- Вам не стоит называть меня «милочкой». Вам, госпожа Розалинда, следует обращаться ко мне «госпожа Клэр».

А теперь я хочу услышать объяснение. Если меня взяли в дом для того, чтобы я ухаживала за вами, когда уедет муж, то кто должен ухаживать за бароном? Или предполагалось, что он меня через пару дней задушит, и вы останетесь на попечении Агапы?

Лицо тетки отобразило сложную смесь эмоций от ненависти до раздражения, но пояснять она ничего не стала. Молча встала из-за стола и, слегка переваливаясь, отправилась в свою комнату. Мысли после этого завтрака у меня были сложные. Вроде бы в словах свекрови отсутствовала логика. С другой стороны, зачем бы ей врать?

Нести завтрак барону мне было страшновато, но и морить голодом старика, который мне слова худого не сказал, тоже нельзя. Вздохнув и собрав со стола посуду, я отправилась на кухню. При виде меня Агапа отодвинула пустую чашку, вскочила, как солдат-первогодок при виде генерала, и доложила:

-- Вот, госпожа, поела я.

-- Прекрасно. Скажи мне, есть молодые не слишком жирные куры?

-- Три раза по два десятка в этом году цыплят брали. Петушков всех кастрировали – так на зиму каплуны* отменные будут. А курочки, они что… молодые еще и жиру не набрали, а старые -- больно жесткие. Да и на яйцо они оставлены.

Что такое каплун, я не знала, а вот то, что есть молодые курицы – это хорошо. Но какой странный счет получается -- не шестьдесят, а три раза по двадцать.

-- Выбери молодую птицу и ощипай. Я к обеду суп сварю. Ступай.

Подноса в кухне не было, зато среди посуды была одна особенная тарелка довольно большого размера. На нее я выложила порцию картошки, аккуратно пристроив сбоку яичницу. На тарелку же положила ломоть хлеба и ложку.

Чай отнесу попозже, чтобы не остыл, пока барон ест. Поднимаясь по лестнице мимо собственной комнаты, подумала о том, что надо выбрать время и устроить там генеральную уборку. На третьем этаже у закрытой двери немного постояла, выравнивая дыхание, и постучала. Тишина… толкнула дверь. Та оказалась не заперта.

То, что я увидела в комнате барона, было более чем странно. Он сидел на узкой койке, заправленной потертым шерстяным одеялом, и что-то быстро-быстро делал правой рукой. В левой старик держал непонятного назначения деревянную планку. Между ног его метра на два спускался непонятный серый хлыст, прикрепленный к той самой планке. То ли ткань, то ли что-то другое. Но не это было самое странное: на глазах барона не было черной повязки!

-- Доброе утро, господин барон.

Старик оторвался от своего вязания и повернул лицо ко мне. Одного глаза у него не было: впавшую глазницу пересекал рубец. А вот второй глаз… У меня было странное ощущение, что старик меня видит.

Некоторое время он молчал, потом тихо спросил:

-- Завтрак?

-- Да, господин барон. Я принесла вам завтрак.

-- Поставь на стол.

Если комната баронессы была заставлена разнообразной, пусть и не очень красивой мебелью: сундуками, громоздким буфетом, двумя столами и несколькими креслами, и это не считая широкой кровати, то в комнате барона при разговоре возникало легкое эхо. Кроме кровати и небольшого столика у окна, из мебели был только табурет. В ногах кровати, прямо на стене висела какая-то одежда, а на полу лежал мешок, наполовину набитый чем-то. Больше не было ничего, даже корзины с дровами возле камина. Зато в комнате барона вместо одного из окон была дверь. Мысленно представив себе башню, я так и не смогла сообразить, куда она ведет.

Я почти бегом дошла до стола, боязливо косясь на старика, и, поставив тарелку, сразу вернулась к дверям сообщив:

-- Чай я принесу немного позже.

Сбежав по лестнице, я отдышалась и, нервно передернув плечами, подумала: «Выглядит он, конечно, страшновато, еще и шрам этот, но вот второй глаз, хоть убей, кажется зрячим. Или мне померещилось?».

К чаю я собрала барону кусок ноздреватого белого хлеба, маленькую мисочку меда и катышек сливочного масла, который хранился на кухне в горшке со слегка подсоленной водой. Тихонько постучала в дверь и, снова не дождавшись ответа, вошла.

Барон сидел за столом у пустой тарелки и сразу спросил:

-- Кто сегодня готовил?

-- Я готовила, господин барон.

-- Ты ведь новая жена Рудольфа?

-- Да.

-- Благодарю.

Я не очень поняла, к чему относилась эта благодарность, но все же спросила:

-- Может быть, вы желаете добавки?

-- Нет, я сыт. Это было вкусно.

Передо мной стояла сложная задача: надо было подойти к столу и поставить чашку