Ткань наших душ - К. М. Моронова
Лиам берет меня за руку.
— Беги!
Он смеется, когда мы снова погружаемся в темноту леса. Ничего, кроме звуков наших ног, раздавливающих листья, и наших тяжелых вздохов, наполняющих воздух.
— Где твой тапок?
Лиам смотрит на мою босую ногу, безудержно хохоча над тем, как я бегу без него.
Свежий воздух и бурная энергия пронизывают меня насквозь.
— Я потеряла его во время нашего танца. — Смеюсь между вдохами. Щеки болят от невозможности сдержать улыбку.
Он качает головой, но улыбается, останавливает нас в поле, окружающем «Святилище Харлоу», и подхватывает меня на руки, как будто я невесомая.
— Что мне с тобой делать?
Он крепко обнимает меня. Я вдыхаю его запах и держусь за жизнь, пока он бежит остаток пути до «Харлоу» со мной на руках.
Джерико не выглядит счастливым — совсем нет.
Он хмурый и уставший; похоже, не спал всю ночь, преследуя двух призраков.
— Лиам, ты лучше всех знаешь, что мы не рекомендуем ночные экскурсии. Особенно в будние дни.
Психолог-консултант постукивает пальцем по столу.
— Мы были в уборной. Я не знаю, о каких экскурсиях ты говоришь.
Лиам пожимает плечами, на его губах играет проклятая улыбка.
Джерико сужает глаза, переводя их с меня на Лиама и обратно на меня.
— Я ни на секунду в это не поверю.
Лиам толкает меня ногой, я выпрямляюсь на стуле и добавляю:
— Мы ели одни и те же фрукты на ужин. Нас всю ночь тошнило от них.
Я вздрагиваю, будто мой живот до сих пор болит.
Психолог молчит, рассматривая нас. Каждая минута так же мучительно неудобна, как и предыдущая.
— Отлично — вам обоим повезло, что это дорогое заведение с самостоятельной регистрацией.
Лиам скрещивает руки, кажется, немного раздражен всей этой суматохой.
— Как ты вообще узнал, что нас не было в комнате? Ты же не проверяешь нас, и дверь не закрывается на замок, так в чем дело?
Мои глаза расширяются — черт, шлепанец, который я засунула в дверь, чтобы могла вернуться обратно. Я хочу опустить голову на стол, но остаюсь сидеть прямо, кусая нижнюю губу, ожидая, что скажет Джерико.
Его зеленые глаза пассивно скользят по мне, и он, кажется, чувствует мою тревогу.
— Просто случайно увидел, как двое людей выскальзывают, и подумал, что это вы. Лиам, твои ночные прогулки не редкость, но это не значит, что ты должен тащить за собой мисс Колдфокс.
Я тихо выдыхаю и благодарю Джерико глазами. Он хороший человек. Он, наверное, уже знает о поле лунных цветов и о том, как пациенты украдкой ходят туда.
Интересно, как долго он здесь работает… Может, он их знал.
Тех, что были до нас.
XIX
Уинн
Сегодня Лиам играет на пианино не так мягко, как раньше.
Он сбивается с ритма и слишком эмоционально нажимает на клавиши. Это заглушает легкие ноты и подчеркивает более агрессивные.
У меня замирает сердце.
Я не должна была заставлять его идти со мной в подвал. То, что мы нашли, очень его напугало. Прошло уже два дня, а он все еще кажется далеким, погруженным в свои мысли. Мы не должны заглядывать в прошлое. Возможно, для всех нас будет лучше, если я просто забуду об этом.
Джерико постукивает по своей папке, как будто замечает, что Лиам сегодня тоже изменился, но игнорирует это, называя мое имя следующим.
— Колдфокс, твоя очередь.
Я стою и прохожу мимо Лиама. Он не смотрит на меня. Его глаза впалые и темные, как будто он не сомкнул глаз после того, как мы вернулись в нашу комнату.
Сидя на деревянной скамейке, я глубоко вдыхаю, чувствуя, как в моей душе зазвучала песня, мелодию которой я, казалось, давно забыла.
Лиам играл для меня, когда я была в худшем состоянии. Не уверена, что это вытащит его из темноты, в которой он оказался, но я должна попробовать.
Я выпрямляюсь и кладу пальцы на холодные белые клавиши.
«For the Damaged Coda» Blonde Redhead.
Эту композицию я знаю наизусть. Я закрываю глаза и позволяю своим рукам играть с воспоминаниями о моем ужасном прошлом. Боль — это то, что неизбежно оживляет эту песню… потому что ни одно великое произведение искусства не создается без небольшого страдания, стоящего за ним.
Смогу ли я до него достучаться?
Я решаюсь взглянуть на Лиама, и он смотрит на меня с удивлением. Интересно, знает ли он эту песню? Или, возможно, он просто ошеломлен тем, что я играю после того, как сидела здесь и отказывалась в течение последних трех недель.
Мелодия легко воспроизводится в моей мышечной памяти, хотя прошли годы с тех пор, как я играла. Руки помнят, а сердце знает клавиши.
Когда я снова закрываю глаза, меня встречает сердитое лицо моей матери, ее неразбавленная ненависть ко мне смотрит прямо в мою душу. Ее мрачное лицо с отвращением морщит нос и пробирает до костей, вселяя страх в мои вены. Синяки, которые она оставила на мне, никогда не заживут в моей памяти. Никогда.
Недостаточно хороша.
Всегда недостаточно хороша.
Я прекращаю играть на середине песни, опускаю руки на колени и резко встаю, обрывая мелодию, потому что не хочу снова переживать одни из худших периодов своей жизни.
Это очень больно. Проще оставить кости в могиле нетронутыми.
Джерико подзывает следующего человека, не встречаясь со мной взглядом. Когда я прохожу мимо него, он бормочет:
— Хорошая работа сегодня, Колдфокс. Это большой прогресс.
Мне удается улыбнуться ему, прежде чем сесть на свое место. Лиам смотрит на меня. Отдаленный страх в его глазах исчез, уступив место благоговению.
— Это было прекрасно, Уинн.
Мои плечи опускаются. Это было красиво, но не изнутри. Музыка прекрасна, но хаос, который она вызывает, разрушает мой разум, словно яд, проникающий в то, что осталось от моей оболочки.
Я пожимаю плечами.
Он хватает меня за подбородок и заставляет встретиться с ним взглядом, и я неохотно это делаю.
— Можешь научить меня играть эту песню?
Я поднимаю бровь, но отчаянно хочу знать:
— Почему?
Его голубые глаза впиваются в меня, как самый холодный дождь.
— Потому что это выглядело так болезненно, а я хочу избавить тебя от этой боли. Мы можем создать для тебя лучшие воспоминания, чтобы ты могла их воспроизводить, как думаешь?
Улыбка кривит мои губы, и я киваю.
— Я бы очень этого хотела.
— Тогда это свидание.
Он обхватывает рукой мой стул, и когда он это делает,