Ткань наших душ - К. М. Моронова

Лиам протягивает мне руку и кивает головой в сторону леса.

— Тогда пойдем.

Мои глаза округляются, когда лунный свет освещает его теплый взгляд. Он похож на идеального сказочного персонажа.

Такого, которого не существует, но он здесь, в реабилитационном центре для людей с психическими расстройствами. Застрял со мной, как с соседкой по комнате.

Я беру его за руку, тепло быстро вытесняет холодный ночной воздух.

Это на него не похоже. В последнее время он был неумолимо добрым.

— Куда мы идем? — спрашиваю я, затаив дыхание.

Он тянет меня за руку, и мы входим в лес из кленов и сосен, вокруг нас время от времени падают последние капли дождя. Несколько постукиваний по голове, и я осознаю, насколько мокрые мои тапочки. Они уже испортились. С таким же успехом я могла бы идти босиком.

— Вот увидишь, — бормочет Лиам.

Под кронами деревьев темно, но я слышу улыбку в его тоне. Счастлив ли он, что я пошла за ним сюда?

Мы идем молча, пока не выходим на поляну. Не знаю, откуда он знает, куда идти ночью в лесу, но мы на месте. Темная трава колышется под вечерним ветерком. Луна скрыта облаками, но один взгляд на нее говорит мне, что ветер скоро разгонит их с дороги.

Меня окутывает запах мокрых опавших листьев и свежего дождя.

— Это же просто поле, — растерянно бормочу я. Зачем приходить сюда в четыре утра?

Лиам наклоняется и, указывая пальцем, говорит мрачным голосом:

— Посмотри еще раз, солнышко.

Это прозвище так легко слетает с его языка, что я даже не могу делать вид, будто меня это раздражает. Мои глаза поворачиваются к полю, и в этот момент лунный свет проливается на землю, будто бледный свет становится жидким.

Тысяча маленьких белых цветочков вспыхивают одновременно, возвращая свет небу и миру вокруг них.

Мое сердце все еще бьется в груди, тихое, мрачное маленькое создание в эти ночные часы, отчаянно цепляясь за надежду, что дневной свет ускользает от меня.

— Лунные цветы,2 — с восторгом говорит Лиам.

Они что-то значат для него, и хотя он выглядит счастливым, глядя на них, в его глазах чувствуется меланхолия.

— Не надо было мне этого показывать. — Я чувствую себя плохо. Кажется, это действительно что-то личное. — Прости, что пошла за тобой сюда. Я не хотела снова видеть, как тебе больно.

Лиам пожимает плечами. Легкий ветерок отбрасывает его волосы влево, и в его глазах отражается грусть, когда он смотрит на цветы.

— Это место никогда не принадлежало мне. Те, кто были до нас… они создали это место.

Те, кто были до нас.

— Что с ними случилось? — бормочу я, не уверена, стоит ли спрашивать. — Те, что были раньше… им стало лучше и они ушли? Они нашли лекарство для своего разума?

Я наклоняюсь и провожу пальцами по краям красивых лепестков, освещенных луной.

Они мягкие и все еще хранят капли блаженной влаги после дождя.

— Надеюсь, они нашли свое лекарство — хочется верить, что им стало лучше, — говорит Лиам, подходя, чтобы стать рядом со мной. — Так или иначе, я наткнулся на это место несколько месяцев назад. Никто за ним не ухаживал, поэтому я подумал, что те, кто ухаживал, давно покинули «Святилище Харлоу». Их отсутствие в этом месте преследует меня, но в то же время дает надежду. Их кольца — символ настойчивости.

Он поворачивается и смотрит на меня усталыми глазами. Я чувствую этот изнурительный для души прилив, изнурительную тягу, бесконечный поиск этой глупой мелочи, называемой надеждой.

Чтобы найти лекарство.

— Их кольца? — оцепенело бормочу я.

Лиам кивает и срывает один из лунных цветков, кладет его мне в руку.

— Ты спрашивала меня о кольце, которое я оставил тебе в больнице, — искренне бормочет он.

Я подумала, что он меня не услышал, потому что смотрел на мою грудь и ничего не ответил.

Я киваю.

— Я нашел три из них. Одно оставил себе, другое у Лэнстона, а потом решил, что последнее должно быть у тебя.

Моя грудь сжимается от его признания, лунный цветок согревает мою ладонь, а сердце бьется быстрее.

— Почему у меня?

Его глаза сужаются от тоски, когда он проводит указательным пальцем по моему запястью. Небольшая волна боли разливается по моему предплечью, и он морщится от того, как я вздрагиваю.

— В тебе есть что-то особенное. Это манит меня, как маяк. Медсестры говорили о том, как им жаль пациентку из сорок седьмой палаты, такую молодую и красивую, но, страдающую ужасным расстройством ума.

Я сжимаю зубы. Все мне сочувствуют, все, кроме…

— Тогда я понял, что должен увидеть тебя собственными глазами. Увидеть, действительно ли тебя стоит жалеть, хотя у меня было предчувствие, что это не так. — Его голубые глаза ласкают мое лицо, будто я потерянное сокровище, которое он ищет на краю света. — Нет, я понял это, как только увидел тебя. Тебя нельзя было жалеть. Твой ум — прекрасная и опасная вещь, Уинн, хоть он и болен. Но твоя душа озаряет мир вокруг тебя, зажигая все вокруг твоим неизбежным страданием.

Мой сжатый кулак душит лунный цветок. Мое сердце замирает и колотится одновременно.

— Я увидел молодую женщину. Растерянный маленький цветок, который пытается расцвести при дневном свете, когда тебе всегда суждено процветать под звездами, в отличие от тех, кто тебя окружает. Ты уже достаточно увяла для этого мира. Ты так не думаешь? — Улыбка и вопрос Лиама наполняют каждую частичку моей уставшей души. — Пришло время отпустить то, что болит.

Он снова протягивает мне руку. Я прячу цветок, который ненароком раздавила, в карман, прежде чем взять его за руку. Он согревает мою холодную кожу, ведя меня к центру цветущего поля.

— Потанцуешь со мной, Уинн?

В промокших, холодных тапочках, в большой толстовке, со взъерошенными волосами, я улыбаюсь ему — по-настоящему, очень улыбаюсь.

— Обещаешь, что ты не вампир и не оборотень? — говорю я, когда он прижимает меня к своей груди.

Лиам саркастически улыбается.

— А если так? — Он хихикает. Потом его глаза становятся серьезными. — Я искал эту потерянную улыбку.

Я смеюсь, когда он обнимает меня за талию и начинает кружить по полю. Вскоре я теряю один из моих тапочек, но мне все равно. Я не останавливаюсь.

— Лиам, спасибо, что ты такой странный.

Он смеется.

— Это комплимент?

— Колдфокс! Уотерс!

Мы резко останавливаемся, наши ноги в сантиметрах друг от друга, а головы поворачиваются к сотруднику, который выкрикивает наши имена. Слишком далеко, чтобы различить, Джерико это или нет, но его фонарик точно указывает