Ткань наших душ - К. М. Моронова
Глаза Лиама — это море спокойствия и понимания, которое отвлекает меня от моей мании и вселяет в меня новый страх.
Я боюсь того, что могу натворить, когда я не в себе, в те короткие моменты, когда в моей голове проносится слишком много ужасных мыслей. Вот почему я ненавижу себя. Потому что я делаю ужасные вещи с людьми, которые мне небезразличны.
Мой взгляд переходит на его руку, где я впилась зубами в его плоть. Кровь просачивается сквозь свитер, и у меня кружится голова.
— Все хорошо, Уинн. С тобой все в порядке?
Он поднимает руку и нежно касается моей щеки, но я слишком сосредоточена на его руке.
Почему он не сердится на меня? Я пытаюсь поднять его свитер, чтобы увидеть рану; ее нужно немедленно обработать, ему нужно…
— Эй. — Лиам снова поворачивает меня к себе лицом, и мы встречаемся глазами. Взгляд, которым он смотрит на меня, одновременно завораживает и разрывает сердце.
— С тобой все в порядке?
Он смотрит мне в душу, ожидая ответа. Мои глаза наполняются свежими слезами, и я качаю головой.
— Нет.
Он обхватывает обе мои щеки и притягивает к себе. Его мягкие губы прижимаются к моим, и с каждым ударом его сердца мое сжимается. Его дубовый запах поглощает меня, и на какое-то блаженное мгновение я перестаю быть собой. Я не тот персонаж, которого ненавидела всю свою жизнь.
Я просто женщина, которая целует мужчину.
Уинн целует Лиама.
Неужели все так просто?
Неужели это возможно?
Теплые слезы скатываются с моих губ, и мои глаза открываются.
Лиам плачет.
Я отступаю назад и пытаюсь вытереть его слезы, но они все еще текут по его щекам.
— Лиам, ты…
— Со мной тоже не все в порядке, — шепчет он, его голос дрожит. — Мне никогда не было хорошо. Но когда я вижу, как ты распадаешься на части, это слишком больно, чтобы я мог это выдержать. Пожалуйста, не ходи в те темные места, Уинн. Пожалуйста, останься здесь, при тусклом свете, со мной. Ты моя последняя надежда, мое лекарство. — Он тяжело опускает руки по бокам и рыдает, уткнувшись лбом мне в плечо. — Позволь мне попытаться помочь тебе, пожалуйста.
Я обхватываю его руками и обнимаю так, будто это будет в последний раз.
— Мне очень жаль. Я никогда не хотела сделать тебе больно… но сделала. — Мои пальцы сплетаются в его мягких, темных волосах. — Я чувствую себя таким бременем для всех. Даже для тебя, посмотри, что я наделала.
Мои плечи дрожат, когда я рыдаю вместе с ним.
В дверь стучат, и прежде чем мы успеваем пошевелиться, она открывается. Лэнстон заходит, и его взгляд немедленно останавливается на мне.
— Что здесь происходит? Я слышал крики.
Он замолкает, когда видит кровь и наши лица, покрытые слезами.
В дверной проем заглядывает еще несколько голов, но Лэнстон закрывает дверь и запирает ее, прежде чем опуститься на колени рядом с нами.
— Он сделал тебе больно?
Карие глаза Лэнстона обеспокоенно заглядывают в мои. Лиам успевает взглянуть на него, но не отвечает.
Почему он так подумал?
Я качаю головой.
— Нет. Я… я сделала ему больно…
Мои руки все еще дрожат от адреналина, который мчится по моим венам.
Лиам встает, и воздух между нами вдруг становится холоднее, чем был в последние недели.
— Все в порядке. Убирайся.
Он хмурится, глядя на Лэнстона, прикрывая рукой красное пятно, растекающееся по ткани.
Лэнстон еще раз смотрит на меня и выходит только после того, как я киваю ему.
— Увидимся позже, ладно? — произношу я, вспоминая, что мы должны встретиться сегодня вечером в оранжерее.
— Да… До встречи.
Его глаза полны тревоги, но он неохотно уходит.
Я запираю дверь, чтобы убедиться, что к нам больше никто не ворвется, и сажусь рядом с Лиамом на его кровати.
Он не смотрит на меня — его глаза снова усталые и отстраненные. Вместо того, чтобы попытаться заговорить, я открываю его ящик и беру его медикаменты.
Он не борется со мной, когда я осторожно стягиваю с него толстовку. Укус не слишком глубокий, но все же разорвал кожу. Лиам молча наблюдает, как я мажу рану мазью и очищаю ее, прежде чем обмотать марлей и медицинской повязкой. Пока я работаю, из моих глаз катятся слезы.
Как я могла так поступить? Я такая же ужасная, как все обо мне говорят. Такая же бессердечная и холодная, какой меня воспитывали. Все, что я делаю, — это причиняю людям боль, как бы я ни старалась этого не делать.
Я не могу существовать на нейтральной территории. Никто не видит меня такой, какой я иногда мечтаю быть.
Хорошей девушкой.
Человек, достойный любви.
Душа, которая не выползла из ада.
Если бы меня здесь больше не было, все бы прекратилось. Боль. Страх. Все то, что мучает мою глупую совесть. Если я умру, то, возможно, проснусь в лучшем месте.
Или я просто умру.
И меня это тоже устраивает.
— Так лучше?
Я не могу скрыть чувство вины в своем дрожащем голосе.
Лиам встречается со мной взглядом и кивает.
Я делаю движение, чтобы встать, но он хватает меня за запястье. Я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Остаюсь стоять лицом к кровати и смотрю на беспорядок, который я наделала. Чувствую пустоту внутри, которую не чувствовала уже несколько недель — с той ночи.
Вот как быстро я могу принять решение. Вот насколько я иррациональна и глупа.
Я не хочу здесь больше быть. Я не хочу быть собой.
— Ты же не собираешься уйти, правда?
Сжимаю челюсти, прежде чем пробормотать:
— А что, если я это сделаю?
Лиам медленно отпускает мое запястье, и я стою на месте несколько минут, не произнося ни одного слова, прежде чем поднять с пола сумку и свитера.
Он снова меня ненавидит?
Я знаю, что ненавидит.
XX
Лиам
Уинн написала брату перед тем, как мы пошли на ужин.
Что-то не так.
Когда ее слезы наконец высохли, на месте проблесков надежды, которые я видел несколько дней назад, поселилась мрачная решимость.
Она уставилась в телефон, пока он не ответил ей. Независимо от того, что он ей написал, она чувствовала себя менее виноватой за деньги.
В ее глазах больше нет того выражения «дерись или убегай», что заставляет меня чувствовать себя немного спокойнее.
Но темнота, боль
