Там, где цветёт папоротник - Лена Бутусова
– Ворожба?.. – Марун протянул, исподлобья глядя на идущую впереди пару.
– Да и нет, – котик протянул певуче. – Не всякую девицу приворожить можно, только ту, чье сердце открыто.
– Видать, и впрямь я ей не люб, раз Змеева ворожба в благодатную почву упала, – Марун насупился еще сильнее.
– Вот, ты заладил, люб – не люб, – Котофей фыркнул. – Чего стонать теперь, выручать Любомиру надобно.
– Да, как же ее теперь выручить, коли она сама, по своей воле со Змеем ушла?
– Ты не давай ей пирога из печки отведать, а то ведь и вправду останется она здесь Змеевой невестой, – котик смотрел на Маруна, не мигая, словно просвечивая своими огромными зелеными глазищами.
Охотник только кивнул в ответ.
А Любомира, сама не заметив, как, уже держала Змея под руку, прижавшись к нему, точно к суженому. И так ей было легко и волнительно от этого, как не было даже перед купальским костром, когда они с Маруном вместе прыгать через него собирались. И запах в воздухе витал соблазнительный, теплый, сытный.
И от Змея тоже запах шел, нездешний, странный. От поселковых мужиков к вечеру потом разит, от Катая – коровами, от кузнеца – горьким дымом, от охотника… и вовсе чем-то странным. А этот запах, свежий, цветочный, он щекотал ей ноздри, свивался в груди сладким колобком, делал тело таким легким, словно облачко. Казалось, еще вздох, и ведьмочка оторвется от земли. Любомира ткнулась носом в плечо Змея, вдохнула глубоко. Хотелось ей, чтобы этот запах заполнил ее всю.
– Ты меня только не ешь, Любомира, – Горыныч усмехнулся, – дождись пирогов. Почти пришли уже, вон она печка виднеется в зарослях.
И вправду среди кудрявых крон и разноцветных стволов показался белоснежный печкин бок. Таких печек Любомира ни разу в жизни не видывала: огромная, с избу размером, ладная, ни щербины на ней ни единой не было, ни копоти – белая, чистая, словно только что побеленная. И запах свежего хлеба стал настолько соблазнителен, что хотелось есть сам воздух, в котором он витал.
Любомира выпустила руку Змея, чем вызвала досаду на его красивом лице, и первей него подбежала к печке. Огляделась, чем бы прихватить горячую заслонку.
– Как бы открыть ее? – ведьмочка вопросительно покосилась на спутников.
– А тебе разрешал кто, открывать что ли? – невесть откуда прозвучавший голос заставил Любомиру вздрогнуть. Она принялась озираться. – Чего головой вертишь? Это я с тобой разговариваю.
– Кто это – я? – Любомира недоверчиво уставилась на печь. Казалось, что голос шел прямо из-за заслонки.
– Правильно глядишь, я – это я. Ты зачем за заслонку хватаешься? Чего тебе там надобно?
– Так… – Любомира потерялась, – пирожки у вас там… наверное. Вот я и подумала, что мне можно взять кусочек. Один, – она сложила ладони перед грудью, просительно глядя на печку.
– Не здешняя ты, – печка ответила строго голосом, подозрительно напоминавшим Ягиню, – нельзя тебе мои пирожки пробовать. Или ты остаться здесь захотела?
– Нет… – Любомира смущенно отступила от печки. – Мне домой надобно, братец меня ждет…
– Чего мнешься, ведьма? Ты же пирожков хотела, – в этот момент Горыня оказался рядом и запросто схватился голой рукой за заслонку. Сунул голову в печь.
– Ты куда лезешь, окаянный? – печка принялась кудахтать на него, точно баба, которой парень под юбку влез из шалости.
– Не откажи, матушка, – Змей вылез, держа в руках горячий противень, – угости свежим хлебушком.
А на противне стройными рядочками лежали пирожки, пухлые, румяные. И запах от них шел такой, что язык хотелось проглотить.
– Скушай пирожок, Любомира. Мягонький, ароматный… – Горыня поднес противень ближе к Любомире, и девушка протянула руку за пирожком. – И останешься навеки здесь… со мною.
Рука Любомиры дрогнула, она подняла глаза на Змея. Он улыбался, красивый, желанный. Глаза зеленые, у людей таких и не бывает вовсе. Но ведьмочка колебалась. Покосилась на охотника, застывшего в сторонке. Зачем-то спросила:
– Хочешь пирожок, Марун?
Тот медленно покачал головой:
– И тебе не нужно Любомира. Крутит Змей, лукавит. Не тронь пирога, иди ко мне, у меня каравай есть и водица родниковая.
– Зачем тебе хлеб и вода, Любомира? – Горыныч удивленно вскинул красивые брови. – Бери пирог! Хочешь с земляникой, хочешь с ревенем, а то и с печенью.
Любомира сглотнула. Пирога хотелось очень. Таких красивых да аппетитных пирогов она ни разу в жизни не видела и не пробовала. Она наморщилась, точно больно ей было:
– Давай, Марун, съедим по пирожочку, ты и я. Вместе можно.
– Зачем нам Марун? Марун нам не нужен, – Горыныч нахмурился.
– Как так не нужен? – Любомира скривилась, как будто в рот ей попала горькая травка. – Тебе, может, и не нужен, а мне нужен.
– Ты будешь есть пирог или нет? – Змей прорычал, и голос его разом потерял всю свою красоту и вкрадчивость.
– Не будет! – в один шаг Марун оказался рядом со Змеем и, ударив снизу, выбил противень из его рук.
Пирожки россыпью разлетелись по сторонам, попадали в кусты, и птички тут же накинулись на нежданное угощение.
– Вы что ж творите, ироды! – печка заголосила, и, верно, если б у нее были руки, всплеснула бы руками. – Добро разбрасываете, работу не жалеете!
– Это ты вон ему скажи, кто не жалеет, – Змей со злостью смотрел на охотника.
– Нет тебе веры, Змей Горыныч. Не нужен нам такой провожатый, – Марун медленно вытащил из ножен меч-кладенец.
Горыныч усмехнулся, глядя на заговоренный клинок:
– Вижу, руки у тебя так и чешутся подраться, берендей. Смотри, Любомира, не я ведь первый начал. Смотри и выбирай, который из нас тебе милее.
В руках у Змея тоже блеснул клинок, и он бросился на противника.
***
– Перестаньте! – Любомира едва пискнула, но тут же отлетела в сторону, отброшенная Маруном.
Никто не собирался ее слушать.
Змеев меч был не из железа, он сиял, объятый пламенем, точно сам весь был сделан из огня.
– Ну, давай, что ли подеремся, берендей, – Горыныч зловеще усмехнулся, – а суженая твоя пусть посмотрит, на кого она крылатого Змея
