Вероника Горбачёва - Иная судьба. Книга I
Герцог смотрел на Анну.
Что-то было не так. Не завершено. Несмотря на оскал Разрушительницы наслаждений и Разлучительницы собраний, на её тяжёлое давящее присутствие. Его светлость вновь погрузился в собственные ощущения, временно отключившись от внешнего мира. Что не так?
Неким шестым чувством он уловил появление рядом кого-то ещё. Но верный Винсент молчал — и не потому, что его могли нейтрализовать, нет, герцог бы почувствовал эмоции молочного брата… Появился кто-то, кого не впустить не могли. Равный по силе и влиянию ему, сиятельному герцогу, правителю Галлии, любимцу короля.
Открыл глаза, покосился на мощную фигуру одесную.
— А вы здесь зачем, ваше высокопреосвященство? — поинтересовался не слишком вежливо. Он не любил вмешательства церковников, но… приходилось смириться. Дело с Анной вышло за рамки личного и обрело государственный размах Хорошо ещё, с тайной службы его величества никто не заявился…
— Затем, — коротко и не совсем по чину ответил архиепископ Эстрерский, также не обременяя себя этикетом. Ему было не до того. — За этим же самым. Сейчас начнётся.
И уставился тяжёлым взглядом на дрогнувший живот покойной.
Герцог медленно встал.
Не надо было отпускать менталистов. Какая-никакая, а всё ж магия, сейчас пригодилась бы… Краем уха уловил, как лязгнула шпага, вынимаемая капитаном из ножен. Напряжение, разлитое в воздухе, схватило за горло.
Внутри неостывшей плоти шевелилось нечто живое. На округлости живота образовалась заметная выпуклость, двинулась к пупку, метнулась вниз, в сторону, вспучила бок, натягивая кожу… Как будто некое существо тыкалось изнутри, пытаясь найти выход.
— Это что ещё… — только и смог выговорить герцог.
— Дьявольское созданье, — мрачно сказал его святейшество. И перехватил поудобнее пастырский посох. — Хорошо, что здесь и сейчас…
Живот Анны вспух, всё тело затряслось мелкой дрожью. Рубец-стигмат лопнул, края раны расползлись, и в получившийся разрез стало протискиваться… протискиваться…
Герцог не успел э т о разглядеть. Молния, сорвавшаяся с навершия посоха, выжгла утробу покойницы вместе с пытающимся неестественно родиться содержимым. И даже привыкший ко всему на своей работе палач Анри перекрестился с облегчением.
Страшно завыли два нечеловеческих голоса за стеной. Послышались гулкие удары. Кто-то колотился в обитые железом двери.
— Чуют гибель своего отродья… — с удовлетворением заметил архиепископ. Кивнул на то, что осталось от тела. — Отпеть как христианку… Да очнитесь, ваша светлость, мы не закончили! У вас два экземпляра этих тварей, уже достаточно взрослых, чтобы сопротивляться. Я приехал за ними.
— Уже донесли, — мрачно констатировал герцог, оторвавшись, наконец, от страшного зрелища обожженной плоти, некогда бывшей его супругой.
— Ну, зачем же так… Доложили, — поправил архиепископ. И повернулся к коменданту. — Отпеть, как я и сказал, дабы позаботиться о бессмертной душе, затем сжечь — для недопущения остаточной скверны. Поверьте моему опыту, так будет спокойнее.
Герцог поморщился. Однако затевать с представителем Церкви свару из-за решений, которые он и сам бы принял — глупо. Особенно с этим представителем… Украдкой покосился на мощную фигуру, распирающую скромную монашескую рясу. Архиепископ, несмотря на высший чин, тяготел к простоте и удобству, а богато расшитые стóлы сковывали движения и чересчур давили на могучие плечи бывшего военачальника.
— Прошу вас выдать мне для допросов и изучения оставшихся, — невозмутимо, словно бы и не замечая жутких звуков по соседству, напомнил Бенедикт Эстрерский. — У меня есть веские основания полагать, что ваши люди вскоре с ними не справятся.
— Извольте. Мне они без надобности, — ответил герцог. Он мог бы, конечно, и возразить, но… Его высокопреосвященство был прав. — Капитан, распорядитесь выделить охрану для препровождения.
— Не беспокойтесь. — Архиепископ, несмотря на грузность, легко двинулся на выход в подвальный коридор. — Со мной мои люди.
Комендант бросился следом.
— Осторожно, ваше высокопреосвященства, бузят пленные-то! Не подходите слишком… не ходите один, ваше высоко…
Не сговариваясь, капитан и герцог поспешили вслед за духовным пастырем, который пёр, как таран, прямо на дверь камеры, содрогающуюся под мощными ударами.
— Почуяли… — повторил злорадно священнослужитель. И повелительным жестом осадил присутствующих. — Не приближаться! У служителя Божьего всегда наготове Божье Слово и…
Дверь слетела вон, и в проём выпрыгнули две твари. С мешками на головах, вслепую — безошибочно бросились к архиепископу.
— … Вера, — зычно довершил тот, и от мощного голоса осыпалась копоть, десятилетиями копившаяся на сводах. Мощный кулак смиренного сына Божия впечатался в лоб умертвия, второй — согнул пополам следующего. — … Забирайте эту падаль.
Привычно потёр костяшки пальцев. Какой бы ты ни был — Тёмный маг, Светлый, а хороший удар — он и в Некрополисе удар. Не до заклятий, когда дух вон.
Святой отец осенил присутствующих крестным знамением и величаво направился к выходу. Невесть откуда взявшиеся послушники, выправкой под стать своему духовному наставнику, шустро скрутили бесчувственные тела и поволокли вон, как трудолюбивые муравьи, перетаскивающие яйца в безопасное место.
— Верую! — восторженно прошептал один из рейтаров-новобранцев, глядя им вслед телячьими глазами. — Ей-богу, верую!
* * *Острые языки нашёптывали, что под сутаной его высокопреосвященства до сих пор скрываются широкие кавалерийские штаны, дабы смиренному богослужителю не тратить время на переодевание, а сразу после мессы, завернув полы, уноситься на рыжем Буцефале за город — исключительно для высоких помышлений и просветления духа на лоне природы. А кто не верит — пусть приглядится повнимательнее во время службы — и увидит, как блеснут из-под церковного облачения вполне мирские шпоры с изрядно потёртыми зубцами…
Другие клялись и божились, что во времена бурной молодости, ещё до принятия в кавалерию Его Величества Филиппа Второго, Бенедикт де Труайяль слыл непревзойдённым мастером кулачного боя, хоть тот и считался среди благородных людей низкой забавой. Однако мало кто отваживался задирать обедневшего дворянчика без связей, без наследуемых земель — Бенедикт был седьмой сын у своего папаши, и ловить ему от щедрот родителя было нечего. «Рвань» в столице презирали и высмеивали. Но угрюмого медведеподобного провинциала задевать опасались — и неважно, был он при шпаге или без…
