Александр Арбеков - О, Путник!
— А ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, а МАРКИЗА, а ПОЭТ? — усмехнулся БАРОН.
— В любом деле бывают небольшие исключения, — улыбнулся я.
В библиотеке стало заметно прохладнее, сумерки неумолимо перебарывали свет умирающего зимнего дня.
— Сир, Вы здесь? — раздался голос ГРАФИНИ.
— Да, дорогая, мы здесь.
— Мы, — это кто?
— Я и БАРОН! Кому же здесь ещё быть!? Распорядись принести свечи и зажечь камин. Ну, и Звизгуна ещё немного нам бы не помешало.
— Хорошо, Сир! Но пить следует меньше!
— Я с тобой согласен, дорогая…
Мы с БАРОНОМ некоторое время посидели в сумеречной, стремительно сгущающейся темноте, помолчали, думая каждый о своём. Лёгкий холодный воздух гулял по нашим ногам, но пока не решался подняться выше.
— Слушайте, Граф, а ведь действительно, сколько есть на свете вещей, которые нам, в общем-то, не нужны.
— Вы о чём, Сир?
— Ну, я об электричестве, о компьютерах, о спутниках, о Пепси-Коле, о чипсах, о звездолётах, о Порталах, о гамбургерах, телевизорах, запонках, подтяжках, телефонах и галстуках. Ну, и обо всей подобной ерунде, — произнёс я.
— Да, Вы в чём-то конечно правы, Государь, — нервно засмеялся мой собеседник. — Но вопрос очень и очень спорный. Всё упирается в гармонию. Если подтяжки делают жизнь человека гармоничней, то они имеют право на существование и ему крайне необходимы.
— Согласен, — усмехнулся я. — У вас есть женщина, Граф? Та, которая по-настоящему вами любима?
— Увы, нет, Сир… Вернее, есть, но, её как бы и нет…
— Не понял?
— Если бы я сам что-то понимал в своей жизни, Сир!
— Если любви нет, то тогда в чём же смысл?
— Сир, я его не вижу.
— Потому и бросили всё к чёртовой матери?
— Да… Наверное…
Сгустившуюся вокруг нас тьму решительно разорвало пламя свечей в огромном канделябре, который внёс дюжий Гвардеец. Вскоре запылал камин, стало тепло и уютно. ГРАФИНЯ подошла ко мне крадучись и очень осторожно, но я успел сурово увернуться от её тонких и крепких ручек и решительных губ.
— Скажи мне одну вещь, дорогая.
— Сир, я вся в Вашей власти!
— Ты меня любишь?
— Безумно!
— Хочешь, прочту тебе одно своё стихотворение?
— Вся во внимании, Сир!
— Я как никогда серьёзен!
— Я тоже!
— Ну, так слушай… Это одно из моих юношеских стихотворений.
Последний раз я вспоминал о БогеСовсем недавно — сотню лет назад.Не верю я ни в рай, ни в ад,Ни в предназначенность дороги.
Последний раз я размышлял о смертиДавным-давно, не помню и когда.Что человек, он как вода,Меняет форму в круговерти.
Последний раз я думал о тебеСто лет подряд, забыв о всём на свете.Пронзает грудь любви безумной ветер.Он не подвластен тлену и судьбе!
— Неплохо. Сир, — сказал БАРОН.
— Неплохо, милый, — промурлыкала ГРАФИНЯ.
— Сир, разрешите откланяться? Насколько я помню Ваши планы, — завтра мы отплываем на Север искать БУЦЕФАЛА, а потом отправляемся в поход на Архипелаг? — глухо и решительно прервал наступившую тишину БАРОН.
— Знаете, Граф, если вам что-то не по нраву, то я вас не неволю, освобождаю от всех обязательств. Бог с ним, с этим долбанным походом! Суть не в походе, а в моём и вашем подходе к нему!
— Да уж нет, Сир! Как там, у Вас, в Сибири говорят: «Назвался груздем, — полезай в кузов!». Пройдём все предназначенные нам пути до конца. Только так и никак иначе!
— Ну, что же, спокойной ночи. Приятных вам снов…
— «Сон — смерти брат», — печально улыбнулся БАРОН.
— «Жизнь — маета, а смерть — кручина. Так пусть приблизится кончина!», — невесело усмехнулся я.
— Господи, да хватит же, наконец! — возмутилась ГРАФИНЯ. — Сколько можно о грустном, да ещё на сон грядущий!
— До встречи, БАРОН, — засмеялся я.
— Будем жить, Сир! Утро вечера мудренее!
— Утро — продукт всегда первой свежести!
— Спокойной ночи, ваше Величество.
— Спокойной ночи, друг мой! Главное, чтобы она не была последней…
— О, Боже! — воскликнула ГРАФИНЯ.
ГЛАВА ПЯТАЯ
О, этот мир!Мне нет из него дороги!Даже в горной глуши,Где в думах я затерялся,Олень одинокий стонет.
Маленькая быстроходная галера, тщательно отобранная из оставшихся в целостности кораблей Имперского флота, отремонтированная, освежённая и обновлённая, легко и беспечно разрезала серую морскую гладь. Дул вполне сносный боковой ветер, который позволял судну развивать неплохую скорость. Было туманно, сыро, серо и зябко.
Я сидел в большом кресле на корме судна и внимательно вглядывался в проплывающий мимо берег. Рядом в глубоком и просторном шезлонге, закутавшись в плед, расположился БАРОН. Он с интересом и увлечённо читал какую-то книгу, ни на что не обращая внимания. Да, много ли надо на этом свете умному человеку, уже откусившему от пирога бытия значительную его часть!?
По моим расчетам мы должны были вскоре увидеть ту самую рыбацкую деревню, которая явилась в своё время отправной точкой для моего легендарного морского путешествия и завоевания Первого Острова. Ах, где же ты, мой любимый верный конь, славный и могучий БУЦЕФАЛ!? Поиски его шли уже целую неделю, но без моего участия. Они пока не дали никакого результата. Да и как на него можно было серьёзно рассчитывать?
Степь велика. Она, пересечённая горами, тянется от южного побережья до Центральных Провинций. Дальше идут леса и снова горы. Вряд ли БУЦЕФАЛ покинул юг и ушёл на север. Климат там не тот. Вряд ли дался кому-либо в руки. Характер у Жеребца тоже не тот. Скорее всего, бродит он где-то в предгорьях Южных Провинций. Здесь сравнительно тепло, травы вокруг хоть и не такие густые и сочные, как летом, но для прокорма их вполне достаточно. Где же, ты, стремительный, как вихрь, и мощный, как ураган, быстроногий и бесстрашный боевой конь, товарищ мой верный!?
— Сир, мы на месте. Прибыли с Божьей помощью, — донёсся зычный голос Капитана из рубки судна.
Я вскочил, подошёл к борту, стал внимательно вглядываться в приближающийся берег. Да, та самая деревня! Вроде бы целая и невредимая. Боже мой, с того дня, как мы её покинули, кажется, минуло много-много лет. Сколько же всего интересного, увлекательного, удивительного и невероятного произошло за это время! Я поучаствовал в нескольких жестоких и кровавых битвах, покорил Острова, познакомился с инопланетянами и даже стал любовником одной из них, ко мне пришло ОЗАРЕНИЕ, и я осознал свою истинную СУЩНОСТЬ, после чего героически спас целую Галактику, а вернее, всю Вселенную! Какие, однако, бывают неожиданные, бешенные и роскошные завихрения в сосуде с жидкостью, которая называется бытие! Эх, судьба, судьба!
