Солнце, уснувшее в ладонях ведьмы - Елена Анатольевна Кондрацкая
Я села, зевая и ёжась от холода. В сторожке было светло – уже светало. Кай стоял у окна. Услышав, что я проснулась, он обернулся.
– Всё чисто. Можем возвращаться.
Мы вышли из сторожки в розовый утренний туман. Болото отступило, оставив чёрные лужи и запах мертвечины. Моя кроссовка одиноко лежала у крыльца. Я вылила из неё воду и болотную тину и скорчилась от отвращения.
– Могу тебя понести, ghealach, – сказал Кай, но моя гордость уже вернулась на положенное ей место, и я отказалась. Выругалась себе под нос и натянула мокрую кроссовку на ногу – лучше так, чем идти по лесу совсем без обуви.
– Что делать с этим местом? – спросила я, стараясь не обращать внимания на стремительно промокающий носок.
– Придётся поставить в известность мисс Гримм и надёжно оградить болото от студентов. Займусь этим, как только вернёмся в академию. Тебя я попрошу держать случившееся в секрете. Это возможно?
Я устало кивнула – силы за ночь почти не восстановились. Сколько же я потратила вчера?
– Да, разумеется, я – могила.
Я развернулась и побрела в лес, борясь с собой, чтобы не сдаться и не попросить своего фамильяра понести меня до Стоунклада на руках.
10
После нашей находки в сторожке я надеялась, что дело разрешится быстро, но, к моему разочарованию, ничего не происходило. Преступника никто не нашёл и не арестовал, ответы не появились, а вопросы не исчезли. Кай продолжал исследовать Стоунклад в попытке найти Нэнси и нашего парня из подвала, но, как я поняла, пока безуспешно – они оба как в воду канули. Впрочем, Кай не то чтобы посвящал меня в свои дела, да и я не горела желанием с ним лишний раз видеться, укрепляя нашу не нужную никому связь. Только изредка смотрела на его красный шарф, который так и остался у меня и теперь, аккуратно сложенный, лежал на письменном столе.
Последняя неделя перед Самайном утонула в занятиях и горах домашки. Если бы в коридорах и столовой не появились традиционные украшения, я бы, возможно, и не заметила приближения праздника. На подоконниках стояли традиционные репы с вырезанными на них лицами, а в столовой соорудили целую инсталляцию из красных кленовых листьев, шиповника и огромных тыкв, внутри которых горели свечи. Напротив стояла тренога с громоздким плёночным фотоаппаратом, который сам по себе делал фотографии всех желающих. Готовые фотокарточки после Самайна можно было получить у профессора Ноденса.
Преподаватели окружили замок защитными заклинаниями и настоятельно просили нас не покидать Стоунклад до рассвета первого ноября. Для первокурсников организовывали вечеринку в столовой, которая когда-то давно была бальным залом. Старшие же курсы обычно устраивали свои вечеринки в гостиных общежития.
У меня настроения веселиться не было. Мы с Джиа всё ещё не разговаривали – она почти не появлялась в комнате, из шкафа исчезла бо́льшая часть её вещей. Похоже, Джиа перебралась к своей таинственной Аби, но я, разумеется, об этом не спрашивала, делая вид, что мне всё равно. Мэй, в отличие от Джиа, со мной разговаривала охотно и по-прежнему тепло, но явно разрывалась между нами двумя и отказывалась занимать чью-то сторону, пресекая любые мои попытки объяснить ситуацию и доказать, что Джиа была неправа. Я злилась, но замолкала, удовлетворившись тем, что Мэй не шла и на поводу у Джиа и не обвиняла меня в том, чего я не делала.
– Надеюсь, мама не узнает о нас как можно дольше, а то ты представляешь, что начнётся. Кэт, ты слушаешь?
– А? – Я отвлеклась от гримуара и посмотрела на Мэй, судорожно пытаясь вспомнить последнюю её фразу. – Да. Да, будет скандал.
– Скандал – это слабо сказано, – вздохнула Мэй, раскачиваясь на стуле. – Отношения во время учёбы – её главный запрет. Она считает, что я буду отвлекаться.
– В чём-то она права. – Я рассмеялась, плотнее укутываясь в плед. – Ты уже два часа, вместо того чтобы готовиться к лабораторной, болтаешь об Эндрю.
– Он, кстати, такой умный! – Мэй соскочила со стула и забралась ко мне на кровать. – Я думала, что он не учится, потому что… – Она замолчала, подбирая слова.
– Тупой? – подсказала я.
– Ну да… – смущённо отозвалась Мэй, но тут же её глаза снова загорелись. – Буду честна, все эти годы именно такое впечатление он и производил. Но на самом деле он так много знает, Кэт! Мы вчера четыре часа разговаривали о том, как Джеффри Чосер и его «Кентерберийские рассказы» повлияли на структуру заклинаний. Ты знала, что до Чосера ведьмы составляли заклинания на латыни и в них не было рифм? Чосер стал толчком к тому, что заклинания стали составлять на английском, а к практикам на гэльском и других кельтских языках перестали относиться с пренебрежением?
– Что-то слышала, но, если честно, думала, что вы вчера четыре часа занимались более интересными вещами. – Я нависла над Мэй с хитрой улыбкой, а она отклонилась, стремительно краснея.
– Нет, мы писали реферат по практической магии, а потом болтали, и всё.
– Всё? – разочарованно протянула я. – И кто из вас такой недотрога?
– Ну не знаю. – Мэй приобрела пунцовый цвет. – Мне всё нравится и так.
– То есть не ты?
– Какая разница? Я сама не хочу спешить, у меня же до него никого… ну ты понимаешь. Он милый, внимательный, с ним интересно. По-настоящему интересно.
– Ну, тогда твоя мама должна быть спокойна, – засмеялась я.
– Ох, её не убедишь, что всё… невинно. Она всегда предполагает всё самое плохое.
– С каких пор секс это плохо?
– Я не это имела в виду! То есть… ну, она у меня довольно традиционных взглядов. И Эндрю в эти взгляды не вписывается.
– Разве? – Я принялась загибать пальцы. – Он богат, умён, да ещё и джентльмен. Идеально!
– Идеально всё, кроме фамилии, – вздохнула Мэй. – Ковен Фостер богат, да, но не совсем… благонадёжен. Они в прошлом выступали с критикой Триады. И водили дружбу с… Блэквудами.
– Мы ни с кем не водили дружбу.
– Так или иначе, Фостеры открыто поддержали Мелинду Блэквуд, когда она отреклась от Этвудов и создала свой ковен. Некоторые считают, что косвенно это повлияло на то, что случилось в прошлом году.
– Но это было пять веков назад! Эндрю уж точно не имеет никакого отношения к случившемуся.
Мэй пожала плечами.
– Мама говорит, ходят слухи, что Фостеры помогали вам… твоей маме в подготовке заговора. Никаких доказательств нет, разумеется, даже намёка на них, но ты же знаешь мою маму, ей важно, что говорят другие.
– И что? Скажешь ей о том, что вы встречаетесь, когда привезёшь в гости первого внука?
– Не издевайся, Кэт! – Мэй упала мне на колени и закрыла лицо ладонями. – Я и так не знаю, что делать. Я никогда ей не врала, а тут…
Я улыбнулась и потрепала Мэй по тёмным волосам, испытывая сосущую зависть. Да, их отношения с матерью нельзя было назвать идеальными, и мы с Джиа не раз подшучивали над домашним цветочком Мэй и её гиперопекающей матерью, но, по правде сказать, сейчас я была бы рада и такой опеке. Лишь бы мама была жива. Лишь бы мне было куда вернуться. Лишь бы было в мире место, которое я бы могла назвать домом. А всё, что у меня осталось, – воспоминания. И от этого становилось ещё больнее. Но я не позволила себе грустить, обняла Мэй и защекотала.
Она визжала, хохотала, извивалась, пытаясь защекотать меня в ответ. В ход пошли подушки – в воздух полетели перья и наш звенящий смех. Мы носились по комнате словно дети до тех пор, пока не свалились от усталости. Раскрасневшиеся, закутанные в пледы, мы сидели на подоконнике у распахнутого настежь окна, пили
