Сволочь и Фенечка - Анна Григорьевна Владимирова
Я замер, стискивая зубы. Взгляд бездумно заскользил по черной решетке ворот моего отделения, выцветшей кирпичной стене и нервно дрожавшей на ветру старой липе.
– Я тоже не уверен, что смогу. Но нам же не нужно выбирать, Фень. Нужно научиться уравновешивать все то важное, что есть в жизни. Ты бы, к примеру, не уехала на войну, но осталась бы в городе работать по профессии. А я… – Тут мне пришлось задуматься. – Я пока не знаю. Работать в отделении все же будет тяжело. Наверное, частная компания в этом плане удачнее в качестве выбора.
– А теперь открой отчет, и посмотрим, как ты хочешь в частную компанию, – усмехнулась Феня азартно.
Я закатил глаза:
– Потом.
– Мне интересно. Что там?
– Это экспертиза деревянного стола во дворе дома, где жила сгоревшая ведьма.
– Открывай, – улыбнулась она.
– Там не будет написано, кто убийца, – усмехнулся я.
– А что же будет?
– Классификация магического остатка. Можно будет понять, какая ведьма или ведьмак оставили на нем свои отпечатки.
Я развернул отчет и пробежал его взглядом. Нахмурился.
– Ну что там? – нетерпеливо потребовала Феня.
– Никакой составляющей не выделено.
– И что это значит?
– Что у ведьмы нету развитого дара…
– И что это значит?
– Что она им не пользуется, – размышлял я вслух. – Была бы, к примеру, знахарка, выделялся бы остаток типа «Ф-1, 2» и так далее… Зависит от силы. А тут просто указано, что составляющая есть.
– И что с этим делать?
– Фень, – укоризненно глянул я на свою ведьму. – Чего ты добиваешься?
– Я хочу, чтобы ты был счастлив.
– Ты хочешь, чтобы я не выбрал также, как и ты, – вырвалось у меня.
Феня замерла, как от пощечины, а я прикрыл глаза, болезненно хмурясь. Ну вот мы и приплыли… Или только я? От страха тело сковало внутри, и я задержал дыхание. Что я несу?
– И снова ты прав, – послышалось задумчивое.
– Что? – вскинул я на нее взгляд.
– Ты прав. Я считала себя счастливой, отдаваясь любимой работе с потрохами. Я другого не умею. Травма делает меня несчастной настолько, насколько делала счастливой работа. Поэтому я и подбиваю тебя изменить намерение, – спокойно объяснила мне Феня. – Просто тебе хватает мужества принять новое положение дел. Ты готов менять жизнь. А я – нет.
Я посмотрел на нее какое-то время в удивлении.
– Мне не стоило… – начал неуверенно.
– Брось, Сволочь, ты ничего такого не сказал, чтобы так переживать сейчас. Нам же надо разобраться, а не прогнуться друг под друга так, что потом и жизнь будет в неудобном положении?
– Наверное… Но ты сейчас заслуживаешь бережного отношения.
– Я только руками не могу двигать, а мозгами шевелить вполне могу.
И она улыбнулась, а я снова притянул ее к себе. И в порыве вовсе усадил ее к себе на колени.
– Ты – умница, – выдохнул ей в шею, прикрывая глаза.
– Ты тоже. Мне хочется, чтобы мы со всем справились. Я не могу тебя потерять совсем…
– Ты меня не потеряешь.
– Мы не сможем как раньше, если не возьмем эту высоту. Ты точно не сможешь. Ты же оборотень…
– Нет другого варианта. Только брать высоту, – согласился я. – Поехали?
– Ага.
Пока доехали до реабилитационного, мысли о Фене, новой жизни и деле сгоревшей ведьмы по очереди прожигали мозги. Вот только же думал о Феньке, а потом обнаруживал себя в мыслях о составляющих дела. И грудную клетку обжигало от чувства вины. Хорошо я устроился. Обвинил Фенька в том, что она не может выбрать, а сам? От того, что я анонсировал ей этот свой выбор, я не стал правильней.
Феня тоже была погружена в себя. И в реабилитацию она не верила. Я заметил, как испортилось ее настроение, когда мы вошли в коридоры центра, и как нехотя она звонила Перцу. Тот явился не запылился – примчался на первый этаж и с улыбкой подскочил к нам.
– Фень, привет, – тронул ее за плечо и перевел взгляд на меня: – Подождете нас тут?
– Нет. Пойду с вами, – разочаровал его я.
Совсем оборзел.
– Просто, не везде можно тем, кто не приходится…. – начал он.
– Роман, Сергей – мой мужчина. Он – моя семья, – сообщила ему Феня. – Если нужны какие-то подтверждающие документы, тогда мы позже вернемся. С документами.
Перец растерянно завис.
– Просто… вы же только что говорили, что… Ну, в любом случае, реабилитация не ждет, – нашелся он, наконец. – Не нужно ничего. Пойдемте.
«Вот еще твоего одобрения мы не спросили», – мысленно прорычал я, но, памятуя о прошлом визите, старался молчать. Только ободряюще прижал Феню к боку, с облегчением чувствуя ее ответ. Мы прошли за Перцем в какой-то удаленный корпус. Представляю, как он отсюда несся на звонок Фени и его разочарование от встречи со мной.
– Фень, как руки после перевязки? – поинтересовался он, открывая двери кабинета.
– Нормально. Роман Павлович, я вам кое-что показать принесла… – Я вытащил из рюкзака коробку с бисером и поставил на стол. – Вчера смогла иглу в пальцы взять. Думаю, если заниматься бисером, может, подвижность могла бы хоть немного восстановиться…
Перец деловито кивал, скосив взгляд на Феню у стола:
– Да, Фень, конечно. Любая мелкая моторика будет положительно влиять. – И он углубился в карту. – Сейчас пройдем на пару обследований, потом встретимся с реабилитологом. Здесь, кстати, в разработке несколько регенерационных энергетических манипуляций имеется, можно обсудить все риски и принять решение – попробовать или нет…
Я не сдержал тяжелого вздоха – день будет долгим.
Полдня прошло в беготне по центру. Перец таскал Феню то на встречу к врачам, то на целые консилиумы, то на обследования. Выглядел при этом так самоуверенно и настолько подчеркнуто меня не замечал, что я уже всерьез хотел зажать его в лифте наедине и хорошенько тряхнуть, чтобы сбить спесь. Но каково же было мое офигение, когда он сам вдруг шагнул на меня в коридоре, оставив Феню за дверью.
– Сергей, как вы могли допустить такое состояние рук Фенечки? – закудахтал он.
– Что? – опешил я.
– Что вы с ней делали? – всплеснул он руками. – Я же видел, в первый ваш визит у Фени не было следов метки. А сегодня есть. А еще у нее все швы отекли! Вы ее что, по полу елозили?!
– Слышь, ты, – прорычал я, едва успевая отбить импульс зверя схватить придурка за шиворот, – это не твое дело, как я ставил Фене метку! И нет, не елозил я ее по полу! Я был предельно осторожен, но иногда даже самым безнадежным инвалидам хочется жить, даже если ради этого приходится
