Жена колдуна — сама ведьма - Карина Иноземцева
Не интересны наговоры и волшебные слова братцу, его манит дорога.
И вот мы уже идем с ним по зеленеющим тропкам. Я стараюсь держать его за руку и не отпускаю далеко. Но куда уж мне?
Пара его слов и меня овеевает его сила. Брат ушмыгнул куда-то и пропал, пока я замешкалась.
Теперь я совсем одна. И лес мне кажется не таким солнецным и радостным и мир не так сильно мне рад. Я не брат, сил во мне кот наплакал. К половине чудес я слепа и глуха, а другая только "мерещится". А для кого навь невидна, тех ее обитатели стороной обходят. Пустые мы для чудесатого народа. Мир яви же не так сказочен и наполнен лишь бытием.
Весенний холодный ветер налетел на меня со всех сторон, а слякоть под ногами стала засасывать мои калошики. Пальчики тут же продрогли, а из носа полилось. Вечер спустился быстрее чем я успела найти братца и вернуться домой. Голодные звери стали просыпаться и мое воображение стало рисовать самые страшные картины.
Я заплакала и позвала брата. Но мой голос настолько слаб, что его уносит легким порывом ветра. Прижавшись спиной к стволу дерева, я испуганно стала вглядываться в темноту и звать на разный лад брата.
— Брат! Братик! — голос срывался, но я стала добавлять силы и продолжала звать.
А что если позвать его истинным именем? Тем, которое произносить можно лишь шепотом и в самых черезвучайных ситуациях? Тем именем, которым и проклясть можно? Тем, сила которого может ударить по мне самой, ведь я душу самого колдуна дерну?
Мое лицо намокло от слез и я все таки разжимаю бледные губы, чтобы прошептать имя брата во тьму.
—.... мир, — слышен в кромешной темноте лишь последний слог и я от страха отдачи зажимаю глаза.
Сила брата может ударить меня, если я в своих злостных целях упомяну колдуна. Но мне надо позвать младшего, чтобы он домой вернулся и помог... с чем помог?
— Славка, — раздался где-то рядом голос, но не детский, а какой-то грубый с хрипотцой прожитых лет, будто не младшего брата вызвала, а как минимум деда Тихона. — Ты чего так далеко забралась?
Я боюсь открывать глаза. Мне страшно. Меня всю колотит. Обнимаю теплую кору дерева и боюсь отпустить его ствол. Темнота вокруг может меня сожрать, поглотить. Слишком мала я для этого великого леса и чужа для его воздуха.
— Брат? — дрожащими губами позвала я. — Помоги..., — прошептала теряя силы и отпуская могучее древо.
Тьма стала меня поглощать, убаюкивать и уносить прочь в свое кишащее воспоминаниями лоно. Но сухие ветви дерева схватились за меня и тряхнули мое ослабшее тело.
— Лада! Лада!
Я разлепила заплаканные глаза и посмотрела на бледное, осунувшееся лицо Радима. Он стал похож на Морока с выпирающими скулами и заостренным носом.
Марьяша кричит несвоим голос рядом. Вновь ее разрывает страшный недуг, а я даже пошевелиться не могу. Лишь смотрю вперед, на обеспокоенное лицо мужа и его черные, как смоль глаза. Его сила бьется вокруг меня, но не может наполнить.
Почему?
Силе колдуна только труп не подвластен. Но я ведь жива. Правда шевелиться не могу и лишь смотрю в очумевшее родное лицо.
— Я пойду в лес, за волчонком, — судорожно прижали меня огромные руки к горячему телу. — Сделаю как ты сказала, только не уходи. Умоляю, — я услышала свой собственный писк и поняла, что... моя душа почти ушла в мир нави, бросив собственное тело.
И если бы не сила моего могучего колдуна — мужа, то я растворилась бы в том мире. Это Радим был тем спасительным деревом и он держал меня от полного погружения в неизведанное, непокоренное.
Я искренне ему улыбнулась.
Радим несколько раз поцеловал меня и отдал бледной тени Ульяны на попечение. Пышущая здоровьем девица, осунулась за время нашей с Марьяной хвори. Ее глаза теперь постоянно слезились, а руки дрожат.
— Госпожа, что же нам делать?
Плач дочери разрывает мою душу, голову и сердце. Но я так устала, что не могу пошевелиться, поэтому начинаю говорить сказ.
— Далеко, за Темным лесом, хранящим покой, жили люди, — мой голос был слишком тих, но на большее я была неспособна. Всю свою силу я давно потратила и даже, чтобы потянуть мощь из брата у меня нет возможности. — Лес защищал не простых людей и не навий народ. Тот лес зачаровала Макошь и Леля, чтобы он детей богов оберегал: от пожара и бед, от наводнений и засух, от голода и холода. Могучий Лес исправно нес свою службу, всегда давай пропитание в голодный год и прятал людей от дождя, и бревна давал для постройки и обогрева дома. От одного он не мог уберечь — от других людей, так же правнуков богов...
20
День и ночь сменялись, но не для меня и Марьяны. Теперь мы стали почти неподвижными телами в бывшем радостном доме. Радим ушел в лес и пропал. Сейчас зима, где он найдет молодого волка не ведаю. А Ульянка стала больше походить на мавку — серо-зеленую с вечно мокрым лицом и трясущимися руками.
Когда было возможно, я кормила и себя и дочь бульоном, который запасливая прислужница готовила. Кости она относила в неизвестное для меня место. Оттуда она возвращалась бледнее самого белого снега, падала на колени и начинала молиться.
А я... начала сходить с ума.
Мне стал мерещиться пушистый комок, который выползал из-под печки и недовольно причмокивал губами, смотря на меня и дитя. Потом он будто спохватывался и пофыркивая пропадал. В его неразборчивых фырчаниях я слышала:
— Лошади брошены, коза недоена, запасы мыши жрут... цык, цык, — цыкал он и пропадал.
Бредовые галюцинации продолжались и я реагировала на них вполне адекватно — старалась не замечать, хотя надеялась что начала видеть домового. Но так как была обделена "зрячестью" с детства, не могла поверить в происходящее.
А в одну из ночей мне привиделся образ полупрозрачной девушки, который встал над моей кроватью. Одни яхонтовых бусы на ней живым блеском горят, остальное не видно почти. Во тьме и смотреть не на что. Голову можно различить, а ниже — глазу не за что зацепиться. Дух разглядывал меня и мою затихшую дочку.
— Нда, — ее бледные губы не шевелились, но я слышала все что
