Шеррилин Кеньон - Танец с Дьяволом
Ни один из тех, кто встал на пути у Зарека, не выжил.
Ни один.
Зарек уничтожал и Апполитов, и Даймонов, не разбирая, кто есть кто. И за это преступление наказанием стала лишь ссылка.
Ссылка!
Ярость затопила его. Как смел Зарек спокойно жить все эти столетия, когда сердце Танатоса постоянно терзала память о той ночи?
Но он заставил себя забыть о ненависти. Нельзя было позволить гневу управлять собой. Нужно было оставаться таким же спокойным и расчетливым, как и враг.
— Сколько тебе лет, Даймон? — спросил он у Спати.
— Девяносто-четыре.
Танатос приподнял бровь.
— Неплохо.
— Да. Я устал прятаться.
Танатосу было знакомо это чувство. Нет ничего хуже, чем жить в темноте, постоянно скрываясь.
— Не бойся. Никто из Темных Охотников не придет за вами. Я позабочусь об этом.
Мужчина улыбнулся.
— Мы думали, что ты просто миф.
— Все хорошие мифы основаны на реальности и правде. Разве мать тебя этому не научила?
Глаза Спати потемнели и наполнились болью.
— Мне было всего три, когда ей исполнилось двадцать семь. У нее не было времени, чтобы научить меня чему-либо.
Танатос утешающее коснулся плеча мужчины.
— Мы вернем себе эту планету, брат. Поверь, наши дни придут вновь. Я призову твоих сородичей, и мы объединим армии. Людей некому больше защищать.
— А что насчет Темных Охотников? — спросила женщина.
Танатос улыбнулся.
— Они привязаны к ночи, а я нет. Я могу убивать их в любое время, когда захочу. — Он засмеялся. — Они не могут меня ранить. Для них я Смерть, а теперь я дома, с моим народом. Вместе мы будем править этим миром и теми, кто его населяет.
Зарек проснулся, почувствовав божественный аромат. Он подумал бы, что спит, но его сны никогда не были настолько приятными.
Лежа в кровати, он не шевелился, опасаясь, что вкусный запах окажется лишь плодом воображения.
Желудок заурчал.
Зарек услышал лай волка.
— Ш-ш, Саша. Разбудишь нашего гостя.
Зарек распахнул глаза. Гость. Никто, кроме Астрид не называл его так.
Мысли вернулись к неделе, проведенной в Новом Орлеане.
— Я буду жить с тобой и Кирианом или с Ником?
— Мы подумали, что будет лучше, если ты будешь жить отдельно.
Слова Ашерона задели нечто внутри него, что Зарек давно считал потерянным. Никто никогда не хотел видеть его рядом. Он думал, что научился не обращать на это внимания. И все же, простые слова Астрид коснулись той же незнакомой части его сердца, что и ответ Ашерона. Выбравшись из постели, он оделся и вышел, чтобы найти ее.
Зарек остановился в дверях, наблюдая за тем, как девушка готовит блины в микроволновке. Она была удивительно самодостаточна, учитывая ее слепоту.
Волк посмотрел на него и зарычал.
Астрид склонила голову, словно прислушиваясь, чтобы понять, здесь он или нет.
— Зарек? Ты в комнате?
— В дверях. — Он не знал, почему сказал это. Не знал, почему до сих пор находится здесь.
Снежная буря, действительно, была яростной, но отнюдь не первой, которую ему пришлось пережить за столетия, проведенные на Аляске без современных удобств. Не так давно случались времена, когда ему приходилось искать пищу в разгар лютой зимы. Топить снег, чтобы попить.
— Я испекла блины. Не знаю, любишь ты их или нет, но если хочешь, у меня есть черничный и кленовый сироп, и свежая клубника.
Зарек подошел к шкафу и потянулся за тарелкой.
— Сиди, я принесу.
— Нет, принцесса, — резко возразил он. Зарек отказывался от чьей-либо помощи, потому что когда-то ему самому приходилось прислуживать другим. — Я могу сделать это и сам.
Она примирительно подняла руки.
— Хорошо, Прекрасный Принц. Если я кого и уважаю, так это тех, кто может сам о себе позаботиться.
— Почему ты зовешь меня так? Издеваешься?
Девушка пожала плечами.
— Ты называешь меня принцессой. Я зову тебя Прекрасным Принцем. Я думаю, это справедливо.
Подавив раздражающее чувство уважения к девушке, Зарек потянулся за беконом, лежащим на тарелке у плиты.
— Как ты его жаришь, если ничего не видишь?
— В микроволновке. Мне нужно лишь нажать на таймер.
Волк подошел ближе и начал обнюхивать ногу Зарека. Он оскорблено взглянул на Темного Охотника и начал лаять.
— Заткнись, Бенджи, — прорычал Зарек. — Не хочу ничего слышать о своей гигиене от того, кто лижет собственные яйца.
— Зарек! — выдохнула Астрид. — Поверить не могу, что ты это сказал.
Темный Охотник стиснул зубы. Отлично, он вообще не будет говорить. В любом случае, молчание было его сильной стороной.
Волк заскулил и затявкал.
— Ш-ш, — успокоила его Астрид. — Если он не хочет мыться, это не наше дело.
У Зарека пропал аппетит, он опустил тарелку на стол и вернулся в комнату, чтобы больше не ранить их нежные чувства.
Астрид на ощупь подошла к столу, ожидая, что Зарек там. Она обнаружила лишь тарелку с нетронутой едой.
— Что случилось? — спросила она у Саши.
— Если бы у него были чувства, я бы сказал, что ты их ранила. Но, поскольку это не так, то он, скорее всего, пошел к себе, чтобы найти, чем нас убить.
— Саша, скажи мне, что произошло!
— Ладно, он поставил тарелку на стол и вышел.
— Как он выглядел?
— Никак. Он никак не показал своих эмоций.
От его слов не было никакой помощи.
Девушка пошла вслед за Зареком.
— Убирайся, — прорычал тот, когда она постучала в дверь и приоткрыла ее.
Астрид стояла в дверях, жалея, что не может видеть его.
— Чего ты хочешь, Зарек?
— Я… — голос его прервался.
— Ты что?
Зарек не мог сказать правду. Он хотел тепла. Один единственный раз в жизни он хотел тепла. Не физического, а душевного.
— Я хочу уйти.
Астрид вздохнула.
— Ты погибнешь там.
— Ну и что с того?
— Неужели собственная жизнь, на самом деле, не имеет для тебя ценности и значения?
— Нет.
— Тогда почему ты не покончил с собой?
Зарек фыркнул.
— А зачем? Единственная радость в моей жизни — это знание о том, что я бешу всех вокруг. Если я умру, они будут счастливы. Черт меня возьми, если я когда-нибудь доставлю им эту радость.
К его удивлению, девушка рассмеялась.
— Хотела бы я увидеть твое лицо, чтобы понять — шутишь ты или нет.
— Поверь, не шучу.
— Тогда мне жаль тебя. Я бы хотела, чтобы у тебя было что-то, приносящее радость.
Зарек отвел взгляд. Радость. Он даже не понимал значение этого слова. Оно было чуждо ему, так же, как и доброта. Сострадание.
Любовь.
Вот это было слово, которое никогда не появлялось в его лексиконе. Он не мог представить, что должны чувствовать другие. Ради любви Талон почти умер, чтобы Саншайн могла жить. Ради любви Саншайн была готова обменять душу, чтобы освободить Талона.