Сводная проблема демонолога - Анна Сергеевна Одувалова
— Может. Все будет понятно по итогам разговора, — выдав это, я развернулась и гордо вышла из кабинета. Душ действительно был очень нужен.
Пока отмывалась от грязи, разговаривала сама с собой. Очень хорошая, между прочим, привычка. Полезная, позволяет разложить по полочкам все мысли и сомнения. Бухтела себе под нос, проговаривая все, которые накопились за последние восемь лет жизни в огромном количестве. Мысленно выстраивала разговор с папой. И каждый раз он уходил в новую сторону. Проговаривала свои вопросы, его ответы, ругалась в голове, мирилась и вышла в комнату с мыслью, что, в общем-то, обо всем поговорила. А это опасное состояние! Я в такие моменты становлюсь мягкая и всепрощающая. Меня легко заболтать и подкупить. И папа об этом знал.
С волос капала вода на пол, я, конечно, вытирала их полотенцем, которое несла, но у меня всегда была слишком длинная грива, которую просушить можно только магией. А я не очень любила артефакты, они пересушивали волосы.
В комнате на столе стояла клетка с Уттукой, который в замешательстве держал в зубах морковь и подозрительно косился в разные стороны. Источник появления моркови скоро стал понятен.
— Не бережете вы себя, леди, — пробухтела наша старая служанка. — Одежду не бережете. Вон какое симпатичное платьишко испачкали. И порвали ведь! — причитала она. — Зверя неведомого приволокли! А покормили? Нет, не покормили. Вон, сидит напуганный. Онемел от счастья, аж не ест. Кушай морковку, кушай! Она сочная.
Уттука несчастно посмотрел на меня, но я лишь улыбнулась и повторила:
— Кушай, маленькая, несчастная и голодная зверюшка. Кушай, пока дают.
— Хрум... — несчастно отозвался из клетки пушистик. Мне кажется, если бы клыкастая заячья морда могла выражать отвращение, именно оно было бы написано на симпатичной мордочке Уттуки, но он лишь забавно шевелил пушистыми персиковыми щечками, пережевывая морковь. Усы задорно подрагивали, и не восхищаться этим зрелищем было невозможно.
— Вот молодец! — умильно улыбнулась служанка.
— Хрум-хрум… — мрачно прочавкал демон, а я понадеялась, что ему не станет с этой морковки плохо. Кто знает, чем они в своем мире питаются, и как это что из них выходит. Вариантов было не так много. Но думаю, если бы Уттука не был уверен в том, что это подношение переварит, есть бы не стал. А раз счел возможным поддерживать легенду, значит, все нормально.
— Раз мы решили вопрос с пропитанием зверюшки, посетовали на испорченное платье, может быть, я все же оденусь и причешусь, а то меня папа внизу ждет.
—Между нами, не очень-то и ждет, — с присущей ей прямотой ответила Несси. — А одеться я помогу и заплестись. Сама ты отвратительно косы плетешь! Ничему-то не научилась в своем пансионате. Только время зря потеряла.
— Тебя папа послал, да? Чтобы меня заболтала?
— Ну, он мечтал, что может уснешь там… передумаешь. Утро-то тяжелое было.
— Пусть не надеется! — Я фыркнула.
— Я ему так и сказала. Дескать, юная леди у нас горячая, память у нее хорошая, уж если скандал удумала учинить, учинит непременно. А повод-то хоть какой?
— Важный, Несси, повод. Важный. Но исключительно между мной и папой. Давай лучше платье выбирать.
— Предлагаю пыльную розу. Больно там воланы на подоле красивы и материал легенький, к телу, должно быть, приятный.
— Ну, давай свое платье с легоньким и приятным материалом! — вздохнула я и довольная Несси направилась к шкафу. А Уттука злобно кинул в меня огрызком моркови, пропихнув его через прутья клетки. Специально ведь обгрызал гаденыш, чтобы пролез.
Я виду не подала, но поведение Уттуки запомнила. Зря он так, я же мстительная, а он в клеточке заперт.
Несси заплела мне красивую ажурную косу, в которой загадочно поблескивала нитка крупного жемчуга. Помогла зашнуровать корсет, и из высокого зеркала в золоченой раме на меня взирала утонченная леди с легким румянцем и скромной улыбкой. Именно так должна была выглядеть выпускница пансиона благородных девиц.
— Вот так-то лучше, — удовлетворенно вздохнула служанка. — И не скажешь, что в грязных лужах с молодыми людьми валялась. И папеньке не стыдно показаться, а то удумали грязные да рваные ходить!
Я лишь фыркнула на ее возмущение. Что есть, то есть. Характер у меня слишком непоседливый, недолго могу быть красивой и облагороженной, потом обязательно случается что-нибудь этакое!
Несси ушла. И я двинулась за ней следом, но перед дверью замерла и обернулась, изучая своего питомца.
Клетка с Уттукой несколько потеряла свою симметричность, но все еще была крепкой. Я смотрела на нее и понимала, что не готова мелкого паразита оставить одного в комнате. Кто знает, что его пушистой ушастой головушке? Явно ведь, какая-то гадость.
Когда я спустилась в столовую, там уже был накрыт обед. Белоснежная скатерть. Нежно-салатовые с белым орнаментом тарелочки, серебряные вилочки и цветочная композиция в центре — ромашки, желтые шарики повсеместно растущих неприхотливых цветочков, название которых я благополучно забыла, и высохшие метелочки луговых трав. Салфеточки с таким же принтом в стиле «прованс», лежали аккуратно перехваченные серебряными кольцами — красота, а не сервировка. Словно не семейный обед, а светский прием. Но в этом доме всегда любили есть с красивой посуды за тематически сервированным столом. Не могу сказать, что мне это не нравилось.
Во главе стола сидел папа, по правую от него руку Дария, слева от нее пустовало мое место, а напротив папы уже вовсю уплетал утку свежевымытый, и поэтому особенно красивый и недоступный Доминик.
— Тесса, а ты не могла спуститься к столу без своего питомца? — недовольно поинтересовался какой-то уж слишком расслабленный отец. Он что, забыл, что я настроена скандалить? Или научился себя держать в руках? Рассчитывает задобрить меня едой? План годный, но я держусь!
— Не могла, — упрямо заявила я, оглянулась по сторонам и пристроила клетку с Уттукой на свободный стул, который отодвинула от стола.
Конечно, первой мыслью было водрузить Уттуку на стол прямо между уткой и румяной картошечкой, но потом я подумала, что это слишком. Незачем оскорблять Дарию, которая явно занималась сервировкой стола сама. По крайней мере, может, и ручками все на скатерть не выставляла, но говорила, какие должны быть тарелки, цветочки и салфеточки.
— Почему ты такая упрямая? — вздохнул отец. — Твой зверь, наверное, грязный. А ты тащишь его к еде. Потом будешь радость устраивать.
— Он единственный, кто остался чистым после наших приключений, —
