Ведьмин костёр: обожжённые любовью - Татьяна Геннадьевна Абалова
Мое шевеление заставило Олега открыть глаза. Увидев меня, он улыбнулся, но пришедшее воспоминание о страшной смерти Бажены надвинуло на лицо тень. Князь поднялся. Отведя взор, произнес:
– Надо бы ее похоронить. Прикажу одеть в лучшие одежды. Это все, что я могу для нее сделать.
Я поторопилась покинуть постель. Крепко прижалась к Олегу, позволив его губам поцеловать меня в темечко. И без слов было понятно, как я сочувствую его горю.
Стило князю уйти, вернулась Улада. Суетилась у сундуков с одеждой, но глаза прятала.
– Думаешь, не успела жена умереть, как я его в свою постель позвала? – спросила я строго.
– Не дело слугам советовать, как поступать господам. Хозяин давно без женской ласки. Хорошо, хоть есть кому пожалеть.
– Жалость – это все, что связывало нас этой ночью. Не выдумывай ничего лишнего.
– Прости, – Улада взяла в руки гребень. – Сегодня день с утра комом.
Я села на скамеечку, чтобы служанка заплела мне косу и уложила на голове. Взглянула на Уладу через зеркало. Платок повязан так, что вообще не понятно, есть под ним волосы или нет.
– Как ты? – спросила тихо. Улада сразу поняла, что меня интересует.
– Хотела волосы подравнять, а только еще больше искромсала. Теперь платок не снять, пока не отрастут хоть сколько-нибудь. Хоть бы моя родная коса нашлась, так нет, Добронега ее с собой унесла. Не спалила бы в костре.
– Когда я была маленькой, у нас в доме работала женщина, и я не сразу догадалась, что у нее коса не своя. Она ее у рома купила.
– Говорят, те с мертвецов волосы срезают, – Улада еще больше насупилась. – Какая живая женщина свою косу добровольно отдаст? Я думаю конский волос в цвет подобрать. Ленту вплести, и незаметно будет. Но нужно весны дождаться.
Ох уж эта весна! Все ее ждут. Улада, чтобы за зиму опостылевший платок снять и чужую косу привязать, я, чтобы родить здорового сыночка. Князь же весну ждал, чтобы меня своей сделать. Для одной Бажены весна больше никогда не наступит.
– Как думаешь, князь жену в лесу закопает или отважится на кладбище похоронить? Все же княгиня, а не какая–нибудь простолюдинка, – я побоялась спрашивать, положит ли он в гроб погибшую вниз лицом.
Улада вздохнула печально.
– Вряд ли решится. Слишком большие испытания ждут тех, кто не исполняет заветы богов.
Глава 18
Представив несчастную Бажену, я ощутила лютый холод стылой земли. Рядом с родственниками, пусть и давно умершими, ей, наверное, было бы теплее. И спокойнее.
– И все же, – мотнула головой я. – Кто князю сможет перечить?
– На кладбище никак нельзя. Всем известно, если на погост принести самоубийцу, другие покойники рассердятся, и на землю придет беда. Вот, помнится, в моей родной деревне один мужик скрыл, что его баба повесилась. Сказал, в погреб упала и от тяжелого духа задохнулось. Оттого, мол, лицо у нее синее. Похоронили ее на общем кладбище и думать о ней не думали. А летом засуха. На следующий год, наоборот, дожди такие, что весь урожай побило. А тут малый сынишка возьми и проболтайся, что мамка его вздернулась. Побили того мужика, он и признался. Как только выкопали его жену да на перекрестке дорог перехоронили, урожай сняли богатый. Возгарь говорит, по весне даже может мор прийти, если князь нарушит заветы древних. Боги не простят, непременно накажут. Так что Бажене одна дорога – в лесу быть похороненной.
Я в окно наблюдала, как скорбная процессия выехала со двора. Бажену везли на санях, за ними, опустив головы, шли князь, мать в черном, немногочисленные подруженьки и челядь, вызвавшаяся проводить хозяйку в последний путь.
– Не скоро вернутся. До ближайшего леса путь неблизкий, а они пешком отправились. Хоть так хотят подольше с княгиней побыть. Потом наверняка хозяин к богам на холм поднимется, за жену свою покается. За себя, что не доглядел. Боги ему наказание назначат. Как без этого?
Улада говорила–говорила–говорила, а я пальцем рисовала на морозном стекле кресты. Точно перечеркивала все, что было до этого. Не знаю, то ли смерть Бажены на меня так повлияла, то ли общее состояние неопределенности в этом доме, но накатывала на меня волнами тоска. Я чувствовала приближение перемен. И казалось, что будут те перемены не в лучшую сторону.
– Выйди!
На пороге стояла Ганна. Губы сжала, брови свела. Улада подхватилась и выбежала, так и не подняв головы. Заметно было, что боится старшую служанку до дрожи.
– Тебе весточка от княгини. Требует, чтобы ты к ней немедля явилась. Отказа не примет.
Тошнота, смешанная со страхом, подкатила к горлу. Прозорливая Ганна поняла, попыталась успокоить.
– Не бойся. Княгиня говорит, что тревожит тебя, так как дело неотложное. Тайное. Нужно решить, пока князь не вернулся.
– Я могу взять с собой Уладу? – я откровенно трусила. Меня приглашали в змеиное гнездо. И я не могла не пойти, раз сама княгиня зовет. От ее воли зависело, жить мне или умереть. Теперь я это точно знала.
– Нет, Уладу не бери. Эта расщеколда всем разболтает. За что и была вчера бита Добронегой. Ты служанке доверяешь, подружкой считаешь, а она о тебе и князе сплетни разносит.
Я не верила. Я видела иное – страх в глазах служанки и отрезанные волосы. Но сомнения во мне все же поселились. Я должна была выслушать вторую сторону. Кому–то же нужно доверять? Или вовсе веры в людей нет?
– Одевайся тепло. Возьми все, что тебе дорого, с собой.
– Зачем?
– Там узнаешь. Да не трясись так! Тебе хозяйка добра желает, видит же, что ты чистый человек. Нищего пожалела, свое отдала, босиком из–за него на снегу стояла. Княгиня все примечает.
– Угу. А вчера уму-разуму учила, – обиженно произнесла я, однако вещи из сундука вытаскивать принялась. – Попрекала. Говорила, что я воровка.
– Чтобы все видели, что она тебе враг. Так надо.
– А на самом деле? – я с трудом разогнулась. Схватилась за поясницу. – Друг?
– Мать. Ты чуть старше ее дочерей.
Я быстро сложила в узелок все, что считала нужным. Уже поняла, что сюда не вернусь. Звать на помощь некого. Да и не было уверенности, что иду на смерть.
– Выйдем незаметно, через черный ход, – прошептала Ганна, открывая дверь и проверяя, не топчется ли
