Три подруги и все-все-все - Анастасия Солнцева
— Кто… они? — спросила я сиплым надломленным шепотом. Легкие все еще оставались как будто бы склеенными. Я сделала короткий ненадежный вздох и схватилась рукой за стенку, у которой полулежала, опираясь на содранный в кровь руки.
Нога замахнулась и ударила по ребрам, целясь в солнечное сплетение. Я сложилась пополам, и так бы и осталась, но тонкие женские пальцы с совсем не женской силой схватили за подбородок и больно вздернули голову. Серый туман, накативший с новой силой после последнего удара, медленно расползся в стороны и появилось лицо свадебной распорядительницы, проступающее сквозь него как поднимающаяся со дна подводная лодка.
Она больше не пыталась быть вежливой, услужливой и милой. Она была злой. Очень-очень злой. В своей злости она могла даже посоперничать со мной, а ведь я ехала верхом на этом чувстве почти всю жизнь.
Надо же, какими близкими порой могут оказаться совершенно незнакомые люди.
Хотя нет, не люди… эта человеком не была.
— Наше потомство, — прошипела она, с ненавистью сузив посветлевшие глаза. Вполне обычный карий цвет радужки начал желтеть, переливаясь янтарными оттенками. — Наши дети. Где они?
— Вы никогда их не найдете, — я хохотнула. Смех получился сухим, ломким, презрительным.
И в ответ на него получила удар. Хлесткий, быстрый и безжалостный.
Моя голова дернулась и безвольно повисла. Едва успевший затихнуть гул возник с прежней силой. Я облизнула губы и рот заполнился привкусом крови.
— Говори! — завизжала Рафаэлла и ледяными пальцами вцепилась в мою шею.
— Я прикончу тебя. И когда ты умрешь, будет уже не важно, насколько сильно он тебя хочет. Потому что смерть стирает все желания, — шипела она мне в ухо, сдавливая с такой силой, что я услышала хруст собственной трахеи.
Я начала задыхаться, хватать окровавленным ртом воздух без возможности вдохнуть. Мозг запаниковал, руки вцепились в тонкие запястья в попытке отодрать чужие пальцы от своего горла и не дать доделать начатое, но девчонка держала крепко. Так крепко, словно от этого зависела не только моя, но и её жизнь.
— Ты уверена, что стоит это делать? — немного нервно спросил мужчина. Его голос доносился как сквозь вату и будто бы скакал по залу, отражаясь от стен и пола.
— Пусть сдохнет! — истерила Рафаэлла, а её противный визг ввинчивался в мозг раскаленный гвоздем. — Ненавижу эту девку!
Голова стала совсем легкой, превратившись в воздушный шарик, готовый вот-вот сорваться с веревочки. И когда я почти отключилась, раздался громкий хлопок. Потом вскрик. Не мой, но очень высокий, испуганный, оборвавшийся на самой высокой ноте звуком разбивающегося стекла. Кто-то что-то сдавленно пробормотал, судорожно вздохнул, а после меня, медленно сползающую куда-то вниз, подхватили под голову, остановив падение в бесконечную черноту.
Гудящий пустой мозг не желал думать, решив, что дальше я справлюсь как-нибудь без него. Но я все же смогла раскрыть глаза, пообещав самой себе, что обязательно посплю и отдохну. Когда-нибудь потом.
Я лежала на коленях Даниэля. Одной рукой он поддерживал меня под шею, а другой исследовал целость костей. Быстро и умело парень ощупывал моё тело, что-то негромко поговаривая себе под нос на непонятном мне языке.
— Привет, — улыбнулась я больными разбитыми губами.
Даниэль лишь сильнее нахмурил брови, метнув в меня рассерженный взгляд.
Я чуть повернула голову и увидела разбитое стекло, опасные остатки которого покрывали пол, поблескивая на солнце. Ни Рафаэля, ни Рафаэллы не было.
— Куда…, - я закашлялась, дышать всё еще было трудно, как будто я разучилась это делать. — Куда они делись?.. Девушка и парень…
— Её я выкинул в окно, а его и выкидывать не пришлось, сам убрался, — ответил злой оборотень, который однажды меня почти убил, а сейчас так бережно держал в объятиях, что не хотелось разрывать это нежное прикосновение.
— Ты не выглядишь удивленным, — я попыталась приподняться, но почти сразу сдавленно застонала.
— Чему мне удивляться? — Даниэль потрогал мои щиколотки и на этом успокоился, закончив осмотр. Приобнял за плечи, удобнее усаживая на себе и еще крепче обвивая руками. — Тому, что мои ягуары чуть не убили тебя? Или тому, что ты даже не попыталась использовать магию, почти дав себя убить?
— Это… это были твои ребята? — я широко распахнула глаза и наткнулась на взгляд, который мог заморозить половину континента. Вот и я застыла, ощущая, как быстро-быстро забилось сердце. Он это тоже заметил. Не мог не заметить.
— Прекращай, — приказал он, глядя на меня сверху вниз своими золотыми глазами. Только у него были такие. У всех остальных они были какими угодно: желтыми, янтарными, оранжевыми, песочными, но такой благородный оттенок имелся только у него. И у него он был постоянно. Словно эта часть его тела не была двойственной, не делилась на человеческую и зверину, а оставалась в одном состоянии всегда. — Ломай комедию перед кем угодно, но со мной в эти игры не играй.
Я удивленно выгнула брови.
— Ты знала, кто они. И знала, зачем пришли.
— Ди! — донеслось с улицы. — Я не нашла в твоей сумочке никакой записной книжки!
Фируса влетела в зал, где скоро должна была состояться моя свадьба, и оторопело застыла. В немом изумлении она уставившись на меня в объятиях оборотня и на тот бардак, который не без чужой помощи мы умудрились учинить за рекордно короткий срок.
Мероприятие, ради которого так старалась подруга, оказалось под угрозой срыва. Оставив все выяснения на потом, Руся взялась искать ремонтников, ведь вряд ли гости оценят отсутствующее стекло в окне. А еще нужно было повесить новые занавеси, выбросить останки уничтоженных букетов и заменить один из столов. Оказывается, в порыве ярости Рафаэлла швырнула его в стену следом за мной. И требовалось срочно где-то найти нового свадебного менеджера. Потому что прежний только что пытался меня убить.
Глава 2
— Так… что здесь произошло? — пискнула муза, волоча по полу тяжелую мраморную вазу из одного угла зала в другой. Пока тащила пыталась удержать невозмутимое выражение на красивом лице, но получалось из рук вон плохо. Наружу то и дело прорывался благоговейный ужас, с которым она посматривала то на меня, то на Даниэля.
Я ответить не успела.
— Поговорим? — теплые чувственные губы прижались к шее там, где было больно и где уже начали проступать синяки, оставленные Рафаэллой. Он будто бы намеренно прикоснулся к этому месту. То ли хотел подчеркнуть случившееся, то ли стереть то, что оставило на мне следы.
— Ладно, — у меня не было иного выхода, кроме как согласиться.
— Не здесь, — решил Даниэль и потянул меня прочь из
