Ками Гарсия - Прекрасный хаос
Ага. Последствия повсюду, а я только притворяюсь, что мне на них наплевать.
— В смысле, мэм? — удивленно перебил ее Линк.
Идиот! Когда Эмма в мрачном настроении, надо молчать в тряпочку! Она схватила Линка за футболку с «Black Sabbath» и разошлась не на шутку:
— Чтобы ни на шаг не отходил от моего мальчика! Тебе нелегко, и мне искренне жаль, но, возможно, это убережет ваши глупые головы от более серьезных неприятностей! Ты меня понял, Уэсли Джефферсон Линкольн?!
— Да, мэм, — оторопев, кивнул Линк.
Я уставился на Эмму. Она не собиралась отпускать Линка, да и от меня, похоже, не отстанет.
— Эмма, не заводись! Мы просто идем в школу, начался учебный год. Не волнуйся! В «Джексоне» ни инкубы, ни демоны пока не показываются.
— А это не совсем правда, — откашлявшись, заявил Линк, попытавшись разрядить обстановку.
Эмма еще крепче сжала его футболку и рывком подняла моего друга на ноги.
— Ничего смешного! — закричала она.
На сей раз Линк все понял, и Эмма повернулась ко мне:
— Итан Уот! Я была рядом с тобой, когда ты оставил в яблоке свой первый молочный зуб! Когда у тебя отлетело колесо на гонках Пайнвуд![2] Я вырезала тебе диапроекторы из обувных коробок! Пекла пирожные с глазурью на твой день рождения! Ни слова тебе не сказала, когда у тебя взорвалась модель водонапорной башни, хотя я тебя предупреждала!!! Я права?
— Да, мэм, — покорно согласился я.
Все верно. Эмма не покидала меня, когда полтора года назад умерла моя мама, а папа обезумел от горя.
Внезапно она отпустила меня и разгладила складки передника. Буря нас миновала. Может, виновата жара? Она всех нас медленно сводила с ума. Эмма отвернулась, глядя в окно, тихо произнесла:
— Я всегда буду с тобой Итан Уот. Пока я нужна тебе. Ни минутой больше, ни минутой меньше.
Чего это она? Эмма прежде со мной не разговаривала патетическим тоном.
— Я знаю, Эмма.
— Посмотри-ка на меня и признайся мне, что в глубине души ты не боишься точно так же, как я, — зашептала она.
— Мы вернулись целыми и невредимыми. С остальным мы как-нибудь разберемся.
— Все не так просто, — едва слышно проговорила Эмма, словно сидела на первом ряду в церкви. — Неужели ты думаешь, что после все осталось по-прежнему?
— Мэм, — пробормотал, почесав затылок, Линк, — если вы беспокоитесь об Итане и Лене, то обещаю вам, что пока у них есть я с моими суперспособностями, ничего плохого с ними обоими не случится. Гарантирую.
И Линк гордо согнул руку, демонстрируя бицепсы.
— Уэсли Линкольн, что с тобой? — возмущенно фыркнула Эмма. — Я говорю о вещах, перед которыми ты бессилен, как дитя!
Я глотнул шоколадного молока, и меня чуть не стошнило прямо на стол. Молоко оказалось приторным, как сироп от кашля! Яичница напоминала вату, а каша — мокрый песок. Ну и завтрак перед школой!
— Что с молоком, Эмма?
— Понятия не имею, Итан Уот, — покачала головой она. — А с тобой?
Я вздохнул…
Мы вышли из дома, сели в машину, и я зачем-то бросил прощальный взгляд на наш двор. Эмма стояла у окна и наблюдала за нами. Если бы я не знал Эмму много лет, то готов был поклясться, что она плачет.
07.09
Смертные девушки
Мы ехали по душной Дав-стрит. Я удивлялся, что раньше в нашем городке существовали другие цвета, кроме коричневого. А сейчас трава походила на подгоревшие тосты, с которых не успели срезать корку. Свой изначальный цвет сохранил только «Битер». Линк в кои-то веки не превышал скорость, но исключительно потому, что хотел посмотреть на лужайки перед домами наших соседей.
— Эй, взгляни на азалии миссис Эшер! Они почернели от солнца!
Да, жарища была невыносимая. Согласно журналу «Альманах фермера» и Сестрам (живому справочнику по истории Гэтлина), последний раз в нашем округе такая температура была в 1942 году. Но цветы миссис Эшер погубило вовсе не солнце.
— Нет. Они же все в саранче!
— Брось, — не поверил мне Линк и высунулся из окна.
Стаи насекомых оккупировали городок через три недели после знакового объявления Лены, то есть через четырнадцать дней после того, как на Гэтлин обрушилась засуха. Такой погоды в наших краях не видывали лет семьдесят. Саранча — это вам не милые зеленые кузнечики, вроде тех, что Эмма часто находила на кухне. Нет, на Гэтлин напали черные твари, причем на спине у каждой желтела зловещая полоса. Саранче удалось уничтожить всю местную зелень, включая сквер у памятника генералу Конфедерации — Джубалу Андерсону Эрли. Теперь он превратился в коричневый круг пожухлой травы, кишащий черными войсками противника.
— Жуть, — прибавил газу Линк. — Мама думает, что такие бедствия Господь насылает на нас перед Судным днем. Она ждет, что скоро с неба начнут падать лягушки, а море покраснеет от крови.
Я не мог ни в чем обвинить миссис Линкольн. Жителям Гэтлина, в котором все основано на смеси религии и суеверий, сложно не обратить внимания на нашествие саранчи. Однако я не собирался навещать матушку Линка и сообщать ей, что нынешние бедствия случились исключительно из-за моей девушки-чародейки, которая расколола луну и разрушила порядок мироздания. Мы и так с огромным трудом убедили миссис Линкольн в том, что неожиданные изменения ее сына не связаны с употреблением стероидов. За последний месяц она успела уже дважды сводить его к доктору Эшеру.
Мы въехали на парковку, где нас уже поджидала Лена. Она приготовила нам маленький сюрприз: Лена прибыла сюда не на «фастбэке» кузена Ларкина, а на «катафалке» Мэкона. Она прислонилась к длинной машине, и я обомлел. Лена надела винтажную футболку с «U2» и надписью «War»,[3] серую юбку и старые чаки. Ее руки покрывали черные, сделанные новым маркером рисунки. Удивительно, как пара кедов может поднять парню настроение!
В моей голове пронесся миллион мыслей. Господи, только один ее взгляд, и я сразу понимаю, что она — единственная! Я смотрел на Лену, не отрываясь, то и дело замечая в ней что-то новое, какую-то трогательную, особо любимую черту. В общем, остальной мир просто перестал для меня существовать. Это чувство нельзя передать словами, да и не нужно. Мы с Леной понимаем друг друга мысленно, все дело в телепатии особого рода — кельтинге.
«Привет!»
«Почему так долго?»
Я вылез из машины. Моя футболка насквозь пропиталась потом и прилипла к спине, а вот на Линка жара не действовала. Обняв Лену, я вдохнул ее запах — лимон и розмарин. Этот аромат всегда приводил меня к ней, и когда мы познакомились, и когда она исчезла во тьме.
Я осторожно наклонился к ней, чтобы поцеловать. С недавних пор, стоило мне прикоснуться к ней, я начинал задыхаться. Физиологические последствия усиливались, но Лена все понимала. Наши губы слились, и я ощутил электрический разряд. Ее поцелуй был сладок, а прикосновение к ее коже настолько волнующе, что у меня закружилась голова. Но к этому прибавилось и нечто новое: во время поцелуя Лена словно натягивала соединяющие нас невидимые нити. Внезапно она отвернулась и сделала шаг назад.
