Александр Арбеков - О, Путник!
— Запасы воды действительно огромны, — произнёс БОГ с какой-то неведомой мне грустью. — Но то, чего бывает много, как правило, неизбежно превращается в малое.
— Не понял…
— Я и сам этого до конца не пойму.
— Поговорили, — саркастически улыбаясь, сказал я, осторожно разливая водку по рюмкам. — А почему эти сосуды так мелки?
— Ну, во-первых, тебе надо беречь здоровье, ты, всё-таки, человек. Во-вторых, ты споишь кого угодно, даже меня. А в-третьих, мы сидим посреди самой великой пустыни на Земле, надо соблюдать приличия.
— Какие? Зачем? Перед кем?
— Перед самими собою, — раздражённо произнёс ОН и поднял рюмку. — Следует уважать великое! Другими словами, не следует устраивать очередную банальную пьянку в одном из самых потрясающих и загадочных мест на Земле. За Сахару! За надежду человечества, за его будущую житницу. Да сгинут пески, да расцветёт Сахара! Да вспомним мы тогда о гордыне и легкомыслии тех, кто правил миром, живя в других краях, и думал, что так будет всегда!
— Что за бред! — возмутился я. — Если ты о грядущих глобальных переменах климата на Земле, то как же Западная Сибирь? Ведь именно ей, в случае всепланетарной катастрофы, якобы, уготована особая роль. Или я ошибаюсь, и что-то не так понял?
— Никакой это не бред! — стукнул ОН ногой по песку, вздыбив его вековую дремлющую сущность. — Забыл, с кем разговариваешь!?
— А вот такой стиль общения для меня неприемлем! Пошёл ты куда подальше! Желательно, к своему милому родственнику! — я решительно наполнил водкой бокал, лихо опрокинул его в себя, отбросил сосуд в сторону и вышел из-под навеса под палящее солнце.
Оно ударило меня жарко и жёстко. Наплевать! Я решительно направился в сторону ближайшего бархана, увязая в песке. Наплевать! Надоело всё! Меня снова стало охватывать какое-то непонятное безумие. От знойного марева, что ли? Или от водки на его фоне?
Тонкие подошвы моих мокасин моментально нагрелись, как будто я ступил на раскалённую сковородку. Во рту пересохло. Кожа на открытых частях тела должна была вот-вот свариться и показать миру таившиеся под ней кровеносные сосуды, ткани, мышцы, кости. Наплевать, всё надоело!
Я громко продекламировал внезапно возникший в голове полузабытое стихотворение:
Он шёл по пустыне, он полз по пустынеИ думал, — она никогда не остынет.
Он верил в оазис, он верил в спасенье,Как верят в Христа и в его Воскресенье.
Песок ниоткуда, песок отовсюду,Конечно не самое лучшее блюдо.
Барханы пылали, барханы дрожали,Подобных себе неустанно рождали.
Барханы, как волны куда-то стремились,По телу земли измождёно струились.
И было так тихо, и было так пусто,Не слышно ни крика, ни стона, ни хруста.
Он шёл по пустыне, он полз по пустыне,Её ненавидящий страстно отныне…
Я шёл, подстраиваясь под рифму, зло, решительно и непоколебимо. Сколько мне ещё осталось вот так идти? Куда идти? Чёрт его знает! Что это на меня нашло?!
— Да не упоминай же ты моего родственника в суе! — услышал я голос сбоку. — Просил же!
БОГ гарцевал на великолепном тонконогом и тонкошеем жеребце светло-серой окраски, был одет в какой-то объёмистый белоснежный балахон. На голове — такого же цвета то ли тюрбан, то ли ещё чего-то. Глаза голубые, злые и весёлые, зубы белые, волосы светло-русые, длинные, выбивающиеся из-под головного убора. Лицо тёмно-кирпичного цвета. На боку кривая сабля в позолоченных ножнах. Лев Пустыни, одним словом!
— Брось, не обижайся, погорячились оба! Пьянка всё-таки состоялась. Да, водка на пиво, — это как тигр на слона, — досадливо произнёс он. — Пойдём, выпьем ещё по рюмашке, вызовем парочку восточных гурий, развлечёмся немного, а! Кстати, ты был не прав насчёт Брахманизма. Постулаты этой религии как нельзя верно трактуют принципы мироздания. Мировая душа, как начало всех творений, к которой всё возвращается. Безличный абсолют, лежащий в основе всего сущего. В этом что-то есть, не находишь!?
— Пошёл к чёрту! — рыкнул я, споткнувшись и уткнувшись носом в песок.
— Ну, к нему, так к нему! — засмеялся ОН, кружась вокруг меня на храпящем жеребце. — Стихи, что ты читал, очень не плохи. Не оставляй это занятие. Стихосложение — одно из высших проявлений духовной сущности. А, вообще, больше времени уделяй РОМАНУ, он этого заслуживает, не ленись! Да, как-то странно повлияла на тебя пустыня. Сейчас тебе следует немного охладиться и протрезветь. Пока! Встретимся ещё!
Сахара исчезла, исчез и ОН. Я очутился в бассейне в саду своего дома. Ладно, до встречи, о, СТРАННИК!..
ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕЙ КНИГЕ. (Девятая беседа с Богом)
Я неподвижно сидел на берегу реки, безнадёжно скованной льдом, был задумчив, тих и невесом. Высокое, безмятежное и голубое небо создавало иллюзию лета, но это если не смотреть на землю. Зима мрачно и безжалостно навалилась на неё, заморозила до самых дальних глубин, объяла её всю своей белоснежной и беспощадной сущностью, погрузила в хаос льда, снега и холода.
Не люблю зиму. Ненавижу! Но её приходится терпеть, как терпят женщину, которая вам уже давно надоела, совершенно неинтересна и не вызывает никаких чувств, кроме раздражения. Она в свою очередь холодна и равнодушна к вам, но общение с ней периодически рождает в голове воспоминания о прошлых счастливых, радостных и беззаботных днях, и от этого становится приятно на душе. Всё, конечно, в нашей жизни проходит, но не всегда совсем и не до конца.
Мои тягучие мысли были прерваны кем-то, кто осторожно и тактично кашлянул за моей спиной. Я оглянулся, рассмеялся.
— Как ты? — спросил БОГ, отпивая из бутылки большой глоток пива.
— За что тебя люблю, так это за непредсказуемость и внезапность, — усмехнулся я. — Откуда ты появился в этом месте, похожем на кладбище?
— Почему именно на кладбище? — удивился ОН. — Поле как поле, река как река.
— Любой зимний пейзаж для меня, — это кладбище. Холодное, печальное, тоскливое и неуютное… — поморщился я. — Так откуда изволите следовать, Милорд?
— Сударь, оттуда… Откуда и всегда. Из самых чёрных и мрачных бездн Космоса, — весело и исчерпывающе ответил ОН.
— Тебе не кажется, что пиво сейчас не самый своевременный напиток? — усмехнулся я. — От него при такой погоде становится зябко и писать постоянно хочется.
— Ты на что намекаешь? — якобы искренне возмутился БОГ.
— Знаешь, на что.
