Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон
— Поверю на слово. — Все еще улыбаясь, Уильям вновь повернулся к портретам. — Вы сказали, я знаю всех изображенных здесь людей. Один из них — тот американский генерал? Кавалерист?
Брианна кивнула и молча сдернула муслиновую вуаль с портрета Казимира Пулавского.
Вмиг посерьезнев, Уильям подошел к холсту и долго стоял перед ним, ни слова не говоря. Наблюдая за братом, Бри уловила в его взгляде воспоминания о бесконечных часах, которые они с Синнамоном провели с ней рядом, поддерживая и защищая ее на протяжении той ночи, полной печали и мрака.
С этим портретом пришлось повозиться. Когда она рисовала, перед глазами вставали образы темной палатки и нескончаемой вереницы понурых мужчин со следами крови и пороха на одежде — свидетельствами проигранной битвы. Ей мерещился всепроникающий запах гангрены и немытых тел, от которого не было спасения, и лишь редкие порывы ветра с болот дарили мимолетное облегчение.
— Поначалу я не знала, как к нему подступиться, — тихо заговорила Брианна, встав возле брата. — Уж слишком там было… — Она неопределенно махнула рукой; но Уильям понял, что именно и почему было «слишком», поскольку находился тогда рядом. Он кивнул и взял сестру за руку, не поворачивая головы.
— Однако в конце концов нашли подход. — Фраза прозвучала как утверждение, а не вопрос. Большая теплая ладонь брата еще крепче обхватила ее пальцы. — Или вам кто-то подсказал?
Брианна рассмеялась, хотя в глазах у нее стояли слезы.
— Лейтенант Хэнсон. — Она сглотнула ком, заранее зная, что это не поможет унять дрожь в голосе. — Когда он… подошел к нам. После того как все закончилось и полил дождь — мы тогда выходили из палатки. Помните? Он сказал… Не смогу повторить — это было на польском…
— Pozegnanie, — тихо произнес Уильям. — Прощайте.
Кивнув, она сделала глубокий вдох.
— Да. Единственная деталь, дающая представление — пускай и призрачное — о генерале. Вернее, о человеке, каким он был.
Смахнув слезы, Бри откашлялась и посмотрела на портрет.
— После этого, — продолжила она, вновь обретя способность дышать, — для меня оно… то есть он перестал быть просто мертвым телом. Или героем — хотя мне ничего не стоило изобразить его верхом на лошади, палящим из мушкета и тому подобное. Возможно, армия ждала от меня именно такой картины — скорее всего! Но…
— У солдат тоже есть чувства, — сказал он с легкой улыбкой. — Пускай не такие возвышенные, зато настоящие. Мы понимаем, что такое смерть. И… картина прекрасна.
Брианна сжала его руку и отпустила, чувствуя, как на душе становится легче. Затем кивнула на последний портрет, все еще занавешенный муслином.
— Вы уже видели этот портрет, хотя тогда он еще был не закончен. Хотите посмотреть?
— Джейн, — выдохнул Уильям изменившимся голосом.
Обернувшись, Бри взглянула на брата. Тот стиснул зубы и покачал головой.
— Нет, — выдавил он. — Не сейчас. — Уильям набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул. — Как я понял, вы останавливались у отца, пока были в городе?
— Так и есть, — удивленно ответила она. — А что?
— Значит, уже познакомились с Амарантой.
— Да.
— Хочу поговорить с вами о ней.
120
В которой Уильям изливает душу, хотя и не полностью
В итоге он поведал ей обо всем. Умолчав лишь о холодных садах, теплых бедрах и черноглазых жабах. Остальное выложил без утайки: Дотти и ее малышка, Дензил, генерал Рафаэль Чертов Ублюдок Бликер и рассказ Амаранты о муже.
Сестра слушала не перебивая. Она сидела на высоком табурете, подавшись вперед и зацепившись ногами за перекладину, и внимательно смотрела на Уильяма. Лицо — дерзновенно красивое — удивительно шло к ее рослой фигуре, а глаза светились внутренним достоинством и теплотой.
— Я рассказал папе — лорду Джону — обо всем, что удалось выяснить.
Отец слушал его отчет с бледным, сосредоточенным лицом, анализируя полученные сведения. Он прекрасно понимал, что теперь придется сообщить брату подробности этой трагичной истории, и непроизвольно все сильнее сжимал кулаки.
— Полагаю, вам было непросто, — тихо сказала сестра. Уильям покачал головой.
— Да. Но проще, чем ожидалось, — для меня. Я трус. Я… не смог заставить себя рассказать дяде Хэлу. Поэтому сообщил все папе и… спихнул на него всю грязную работу.
Брианна склонила голову набок, обдумывая его слова. Она была без чепца; распущенные волосы струились по плечам сверкающей волной. Подняв голову, она заправила их за уши. Заляпанные краской пальцы оставили на прядях белый след.
— Вы не трус. Лорд Джон знает своего брата лучше, чем кто-либо другой. Возможно, даже лучше, чем супруга его светлости, — слегка нахмурившись, добавила она. — Не существует щадящего способа сообщить человеку о подобных вещах. Во всяком случае, я в это не верю…
— Согласен.
— Однако я слышала, как ваш… гм… отец говорит о своем брате. Он хорошо понимает Хэла, к тому же у него сильный характер — я имею в виду лорда Джона, хотя и герцог наверняка не слабак. Даже если Хэл вдруг слетит с катушек… э-э… ужасно расстроится, — пояснила Брианна, заметив недоумение на лице Уильяма, — лорд Джон выстоит. Конечно, вы могли бы рассказать ему сами. Рано или поздно вам придется это сделать, — сочувственно добавила она. — Скорее всего, дядя захочет услышать все кровавые подробности из первых уст. Но вы не сумели бы дать ему то, в чем он больше всего будет нуждаться после такого разговора — например, выпить вместе чего покрепче…
— Уверен, это лишь второе, что он пожелал бы сделать, — пробормотал Уильям. — Его первой потребностью было бы набить кому-нибудь морду.
Губы Брианны чуть дрогнули, и на мгновение ему показалось, что она вот-вот рассмеется. Однако сестра только покачала головой, и заляпанный краской локон упал ей на щеку.
— Так, значит, — со вздохом произнесла она и выпрямилась, — Амаранта все еще любит мужа, а он любит ее. Ну а вы?..
— Разве я говорил, что питаю к ней какие-либо чувства? — раздраженно буркнул Уильям.
— Не говорили. — Тебе и не нужно говорить, дурачок, — читалось у нее на лице. — Впрочем, это не имеет значения. Раз уж теперь вы знаете, что она не вдова. То есть вам не придет в голову…
К счастью, Брианна не стала развивать свою мысль, и Уильям сделал вид, что ничего не слышал. Смущенно кашлянув, она спросила:
— А как насчет Амаранты? Что она теперь будет делать?
Уильям мог бы многое предположить, но давно уяснил,
