Узы купидона - Рейвен Кеннеди
Фейри врезается в деревянное заграждение, его тело разрывается, и в сторону летят брызги крови, переломанные кости и куски древесины.
Погиб от удара.
Команда золотых отвлекается от своих поединков и все как один их мечи направляются на Ронака.
Похоже, теперь их цель – покончить с ним.
Но озверевшего в буквальном смысле Ронака не остановить. Даже когда шесть фейри надвигаются на него, он не показывает страха. Его звериная сущность не знает, что такое страх.
Они окружают его, и я крепче вцепляюсь в перила, в ладони впиваются занозы.
Ронак сильный и хороший боец, но выстоит ли он против шестерых? Особенно когда в руках этих шестерых смертоносные клинки с собственной волей и алчущим желанием убить его? Сможет ли он справиться?
По лицам шести фейри я понимаю, что они более не медлят сражаться. Они смирились с волей клинков. Стремление выжить сильнее нежелания убивать.
В тот момент, когда три первых фейри обрушиваются на Ронака, он прыгает и разворачивается в воздухе. Взмахнув мечом, он разрубает всех троих одним взмахом.
Твою же мать.
Трое других останавливаются как вкопанные и смотрят, как тела сокомандников падают на землю. Сомнение и страх возникают на их лицах.
Бой, которого они жаждали, бой, который, как они думали, уже выигран, вдруг перестал быть таким.
А Ронак? Он выглядит совсем дико. Его спина изогнута, ногти удлинились и превратились в ужасно острые когти, а десны пробили опасные клыки.
Ого. Я никогда раньше не видела, как он становится настоящим зверем.
Остальные фейри словно добыча для него. Он играет с ними, кружась, его глаза блестят, а хвост дергается из стороны в сторону.
На лицах участников команды Ронака, которые находятся за его спиной, видна настороженность, они помогают раненым товарищам подняться на ноги. Силред стоит на коленях рядом с Эвертом, который пытается себя излечить.
Затем один из участников команды золотых совершает непоправимую ошибку, повернув голову в сторону Эверта, все еще лежащего на земле, и Ронак приходит в ярость.
Оглушающий рев проносится по амфитеатру, вибрирует даже воздух, которым я дышу, а на моем загривке поднимаются волоски.
Ронак бросается на фейри и отрывает ему голову голыми руками.
Оставшиеся два участника золотой команды пытаются убежать, но они бегут в сторону Эверта и Силреда и там находят свой конец.
Я вздрагиваю.
Ронак прыгает к ним, защищая свою стаю, как и полагается зверю. Он пронзает острым клинком грудь одного и ударом опрокидывает на спину другого, а затем вонзает в него меч.
Ронак покончил с ними за минуты, хотя кажется, что минули часы. Он стоит, задыхаясь, посреди мертвых тел, покрытый чужой кровью, и я прихожу в ужас, глядя на него.
Табло звенит шесть раз.
Звучит гонг.
Ликование толпы неприятно нарастает. Амфитеатр вибрирует от топота ног и аплодисментов. Второй день отбора окончен. Закончилась и жизнь десяти участников. Восемь золотых и две черные. Восемь – от руки Ронака.
Я не знаю, испытываю ли облегчение оттого, что парни выжили, или ужас от того, какой ценой.
Когда открывается портал для выживших шести участников, Силреду и Эверту приходится уговаривать Ронака уйти с арены. Даже стражи обходят его стороной.
Я отчаянно хочу слететь вниз и заставить его звери-ную сущность отступить, но не могу. Вместо этого мне приходится смотреть, как он рычит, фыркает, скрежещет зубами, пока Эверт и Силред тянут его через портал.
– Я должна встретиться с ним.
Окот берет меня за руку, заставляя отвести взгляд от мертвых тел на арене.
– Мы не можем. По крайней мере, пока.
– Я должна, – повторяю я отчаянно. – Он одичал, Окот. Я могу помочь. Мне нужно вытащить его, мне нужно…
Окот наклоняется и смотрит мне в глаза, подняв мое лицо за подбородок.
– Сейчас ты ничего не можешь сделать. У него есть его стая. Они позаботятся о нем.
– Но он будет сожалеть о случившемся, – говорю я сквозь проглоченный всхлип, который рвется наружу. – Когда он вновь станет собой, то поймет, что натворил, и обезумеет от боли. Я знаю, что он ведет себя как придурок, но он благородный. Он возненавидит себя за то, что сделал.
Окот притягивает меня к груди и гладит по спине, и мне нет дела до покидающих амфитеатр фейри, которые бросают на нас любопытные взгляды. Они все могут пойти и спрыгнуть с балкона, мне все равно.
Некоторые из них забирают выигрыш от ставок, некоторые как ни в чем не бывало смеются, как будто мы не видели, как десять фейри погибли, а один из генфинов полностью потерял самообладание, потому что члена его стаи пытались убить.
– Ненавижу, – говорю я, отстраняясь. – Ненавижу притворяться.
– Знаю. И к сожалению, это еще не все на сегодня.
– О чем ты?
– По традиции накануне финальной части отбора монаршая семья устраивает пиршество. На нем должны присутствовать все.
– Хорошо, значит, мы должны пойти на бал. Не так уж и плохо.
Лицо Окота искажается.
– Обязаны присутствовать все, – повторяет он. – Включая участников.
Я смотрю на него. Я, парни и принц, все в одном месте.
Мы в полной заднице.
Глава 17
– Ятак нервничаю, что вот-вот напружу в штаны.
Окот шагает рядом со мной, наши пальцы переплетены. Он оглядывает мое платье с ног до головы.
– На тебе нет штанов, – замечает он.
– Хорошо, тогда в бальное платье. Я написаю в бальное платье, Окот.
– Будет жалко. Платье очень красивое, – говорит он, оценивающе глядя на меня.
– И я про это, – отвечаю я, глядя на тонкую ткань.
Платье бледно-голубого цвета, и я должна выглядеть в нем как сахарная вата на палочке, но на фоне моей кожи и волос оно выглядит странным образом элегантно.
Окот одобрительно гудит.
– Ты выглядишь потрясающе, возлюбленная моя.
Я улыбаюсь ему. Его красный обычно небрежный ирокез зачесан назад, и это придает ему лощеный, но дерзкий вид. Кольцо в носу дополняет образ. Поскольку это королевское мероприятие, Окот одет в полные доспехи и плащ, и ему, наверное, не слишком удобно, но выглядит он чертовски сексуально. Я не знаю, что такого в нагрудных пластинах. Они просто меня заводят.
– Ты и сам выглядишь довольно аппетитно, бычок.
Как и сотни других благородных фейри, мы поднимаемся на холм под ночным небом. Вдоль тропы горят факелы, указывающие путь. Как будто мы можем каким-то образом пройти мимо чертова замка.
Как только мы проходим через главные ворота, я вижу, что собравшиеся вышли из главного
