Швец. Второй шанс для бандита (СИ) - Серж Олли

— Она чем-то болела? — Спрашиваю я бесхитростно.

— Да, — усмехается Швецов. — Трудностями восприятия реальности без ускорения. Как только ей стало легче, она без зазрения совести взяла у меня денег на модельное агентство и снова свалила за границу. Я выдохнул. Конечно, понимал, что не для модных домов она поставляет девок, но волновало меня это мало. Натуру не изменить. И вдруг неожиданно она вернулась. Сказала, что влюбилась, выходит замуж и очень хочет попросить прощения у моего отца. Затирала красивые речи про Бога и про то, что хочет попробовать начать все сначала. Я, честно говоря, немного от просьбы офигел, ибо она была невыполнима. Николай Швецов никогда не давал вторых шансов. Даже их не обсуждал. Передвигался только с охраной. Потому, вариант встречи был только один — случайный… — последнее предложение выходит у Александра хриплым, а меня вдруг простреливает догадкой.

— Ее… тоже убили в тот день?! Они встретились?

— Встретились… — эхом отзывается Швецов. — Ещё как встретились. Эта сука продала нас за наркоту. Расчётливо, цинично. Подставила под снайперов. Ее купил один из совладельцев компании отца. Рассчитывал прибрать к рукам активы, а меня сделать «парадной лошадью», но ничего не вышло. Стрелок снял отца, бабушку схватил инфаркт. Она просто всегда провожала нас с балкона. Увидела. Мать ранил кто-то из охраны. В больнице за обещание лечения она выдала мне имя заказчика. Но спасать я ее не стал…

Я несколько раз открываю рот, что сказать хоть что-то ободряющее, и каждый раз не могу подобрать слов. Как вообще случившееся можно пережить? Я бы не смогла. Я бы умерла на месте.

От эмоций становится трудно дышать. Выходит, я действительно была очень нужна Швецову, раз он решил пригласить меня в камеру? Или я просто оправдываю все подряд, лишь бы дать себе повод и дальше лежать на его груди.

— Я знала, что ты любил отца и бабушку, — сжимаю его руку. — Машу специально в свидетельстве Марьей Николаевной записала. Хотелось, чтобы от тебя, пусть не прямо, но тоже что-то было.

— Что? — распахивает глаза Александр и тут же со стоном прикрывает их. — Марья Николаевна. Господи, я ведь мог догадаться… Идиот.

—

— Последнее прямо подтверждаю, — киваю и, не сдержавшись, порывисто обнимаю. — Мне было плохо и страшно без тебя… Прости, уехать казалось единственным выходом. Я очень боялась за ребёнка. Не знала от кого ждать проблем: от тебя, следствия или твоих врагов. Да и маме… ей стало резко хуже. А здесь хотя бы была тетя Ира. Без неё я бы совсем не знала, что делать и куда бежать.

— Ты меня ненавидишь? — вдруг серьезно и тяжело спрашивает Швецов.

Отпрянув от него, я начинаю внутренне метаться с ответом.

— Нет… — все-таки отвечаю и закусываю губу. — Не совсем так. Просто… — глотаю я воздух, чтобы найти в себе силы говорить. Слёзы подступают к глазам. — Обида столько лет давала мне силы, что теперь мне очень сложно тебя принять. У женщин, знаешь, обычно случаются мечты о том, как их будут любить. Я не знаю от тебя любви, Саша… Ты умеешь давить, заниматься сексом и откупаться. Да ты вообще мне ни разу в жизни не сказал, что любишь меня! А это — топливо. Оно помогает женщинам как-то договариваться с собой. Оправдывать таких, как ты.

— Слова — это топливо? — хмурится Александр. — У тебя инфантильная логика, Варвара.

— Почему? — Спрашиваю взорвано и обиженно.

— Потому что, вот посуди сама, — задумчиво тянет он слова. — Что по итогу в нашей с тобой ситуации оказалось лучше? То, что ты ушла с деньгами, на которые смогла жить, или если бы я закормил тебя признаниями и обещаниями?

— Я выбирала не деньги, — отвечаю резко. — Не нужно выдавать свои мотивы за мои. И да, мне бы было проще знать, что отец ребёнка считал меня не просто постельной куклой.

— И что тогда? — рявкает Швецов. — Ты бы осталась? Пришла ко мне? Что?

— Я не знаю… — беспомощно вскрикиваю в ответ. — Мне было девятнадцать!

— Что тебе дали слова людей, которые продали тебя знаешь за сколько? За каких-то пять тысяч рублей каждый! Я сначала отменил задачу собирать на тебя компромат, а потом увидел результат и… мне просто стало интересно проверить среднюю температуру подлости и продажности этого города.

— Люди боятся сильных, Саша, даже я тебя боюсь… — качаю я головой. — И ошибаются.

— Окей, — хмыкает он. — Их страх и ошибка стоят тебе дочери. Тоже оправдаешь!?

— Господи! — истерично закрываю уши руками. — Я больше не могу! Хватит! Мне плохо не из-за них, Саша! Они вообще меня не волнуют. А вот ты… ты лупишь меня открытую. Просто не приходишь встречать Новый год вместе с дочерью! Пусть это инфантильно, но для меня очень важно! Да я действительно смогла бы быть с тобой ради дочери! Она тебя любит! А быть каждый день подозреваемой и впрессованной лицом в матрас я не хочу! Страх и обида — не порождают любовь! Только истерию и грязь!

Мы сталкиваемся со Швецовым взглядами. Секунда тяжелого молчания. Две, три, минута…

— Хорошо, — кивает Александр, — что ты хочешь, Варвара? Ты знаешь, чего хочешь? Я выполню любую просьбу. Считай, что это мой новогодний подарок, но свой я тоже попрошу.

Растеряно замираю. А чего я действительно хочу? Уйти? А точно хочу? Что будет тогда с Машей? С предвыборной? Господи, да он же прав! Я инфантильная дурочка. Мне нравится, когда не нужно принимать решений! Мне нравится быть за ним! Готовить, ждать, встречать… Придумывать себе, что меня любят… Да, если бы в нашу с Сашей реальность упало хоть немного чувств, я бы смогла его простить.

Швецов оскаливается и усмехается.

— У тебя все на лице написано, Варя. Хочешь свободы от меня?

— Я… — в панике обхватываю себя руками крест на крест.

Как попроситься остаться? И всю жизнь расчитывать на любовь? Нет, это плохо. Очень. Унизительно. А ещё… Швецов ведь действительно совершенно отмороженный тип, и кто его знает, что ещё вытворит! У меня Маша.

— Я дам тебе свободу, — решительно кивает Александр. — Только ее условия мы будем обговаривать после моего подарка.

— Что? Что ты хочешь? — Спрашиваю дрожащим голосом.

— Ночь, Варя. С тобой. Я хочу тебя так, как у нас было раньше.

—

— Саша… — нервно выдыхаю, чувствуя, как от его хриплого голоса сводит бёдра.

Швецов не даёт мне опомниться. Даже под алкоголем и таблетками его реакция намного лучше моей.

Он притягивает меня к себе за шею и вжимается в губы поцелуем. Проникает в рот языком, а я, хоть и мысленно ругаю себя последними словами, не могу сопротивляться. Просто начинаю «утекать». Голова кружится, дыхание сбивается… Инстинктивно сжимаю бёдра и с ужасом понимаю, что Швецов заметил мою реакцию.

— Да, вот так, — хрипло хвалит он, — Видишь, как просто мы можем договариваться…

— Тебе же нельзя, только что плохо было, Саша… — цепляюсь я за его запястья, пытаясь остановить властное вторжение рук под подол платья. — Давай, завтра? Или…

Но поздно! Наглые пальцы уже скользят по ткани моих трусиков и ныряют под резинку. Я беспокоилось о его сердце? Кажется проблемы у моего.

— Сладкая, готовая девочка… — иступлено шепчет Швецов. — Разведи ножки. Я сделаю приятно.

Щёки горят пожаром от того, что мои трусики действительно насквозь мокрые. И черт! Я хочу пальцы этого бессовестного мужчины. Особенно в той точке, где сейчас пульсирует от желания.

— Никого не было говоришь? — рычит Саша. Властно сжимает губки вместе с клитором и чуть потянув, отпускает, успокаивающе размазывая по ним влагу. — Это замечательно.

Перед глазами плывет. Со Швецовым всегда было так: чиркает, словно спичкой, и я горю. Ничего не соображаю.

Кусаю губы, чтобы не застонать. Пошёл к чёрту! Не дождётся! Позволяю Александру снова себя поцеловать и вдруг вздрагиваю от душераздирающего крика, смешанного с рыданием.

— Мамочкаааа!

Швецов тоже дергается.

Пользуясь его замешательством, я подскакиваю с дивана, быстро приводя себя в порядок непослушными пальцами.

— Маша проснулась, — лепечу. — Она всегда после часа просыпается, если насыщенный день…