Швец. Второй шанс для бандита (СИ) - Серж Олли

На улице начинают бить салюты. Теперь уж точно «с Новым годом». И входим мы в него практически правильно, с некоторыми погрешностями, но главное — рядом.

— Варя… Моя маленькая, — хриплю и просто слепо нахожу ее растерянные губы. Которые сначала мне не отвечают, сжавшись в линию и мыча, а потом… срываются. И начинают больно вгрызаться в мой рот.

Губы, язык, зубы… Ее ногти, царапающие мою шею. То притягивают, то отталкивают…

— Нет, Саша! Нет! Так не будет!

Какое нахрен нет? Голова идёт кругом. Скидываю, ботинки, пальто и жадно стискиваю Варвару в объятиях.

Без слов, просто на инстинктах оголодавшего хищника, прижимаю ее к стене и задираю платье. Пальцы скользят по чулкам вверх. Мне хочется, наконец, присвоить эту женщину. Впиваюсь в шею…

— Нет я сказала! — Неожиданно агрессивно выкручивается Варвара и отлетает от меня в сторону. С психом всаживаю в стену кулак.

— Да чтоб тебя…

— Секс не решает проблемы, Швецов! — восклицает она, одергивая платье.

Прикладывает ладони к горящим щекам и мотает головой.

— Я так больше не могу! Ты сделал из меня истеричку и проституку, Саша! Я постоянно плачу. Всего боюсь. Плохо сплю. Пытаюсь врать. Почти не ем… Я перестала уважать себя за то, что не могу отказать тебе в поцелуях. Господи! — она истерично переводит дыхание. — Да ты просто бухал, пока тебя здесь ждала дочь! Пока я резала салаты! И после этого ты будешь утверждать, что хочешь иметь нас при себе по какой-то иной причине кроме собственных тщеславия и эгоизма?

— Разве тебе плохо живётся? — выразительно обвожу рукой дом. — Ты в чем-то нуждаешься? Закончатся выборы — делай что хочешь!

— Да — плохо. Да — нуждаюсь, — восклицает Варвара. — В уважении, например. Или хотя бы отсутствии иллюзий. Ты психанул на ситуацию с Авериным, а теперь хотя бы на секунду представь, какого это! Как тогда должна психануть я? Когда растишь ребёнка, не спишь ночами, колики, зубы, плохой сон, температура, да этот список бесконечен! И вдруг ни с того ни с сего появляется важный отец. Грозится отобрать твоего ребёнка, собирает досье для шантажа, тыкает носом в то, что ты плохая мать! Да, я не собиралась ею становиться в девятнадцать! Вывозила, как могла, и знаешь, неплохо справилась! Ты — взрослый мужик мог проявить ответственность?! — Варя переводит дыхание. — И это мне ещё повезло, что я никаких болячек от твоих шлюх не насобирала. Беременная. Вот это было бы весело. Хотя… — Ухмыляется, разводя руками. — Куда уж веселее…

— Какие шлюхи? — рявкаю, перебивая ее тираду. — Я ни одной женщины параллельно с тобой не трогал. Никогда.

— Да что ты? — округляет она глаза, истерично посмеиваясь. — Я их всех выдела на допросах, Швецов. Они сдавали тебя, как крысы. Вываливали с потрохами. Что деньги ты держишь в коробках из-под плёночных кассет, что оружие находится в поддоне аквариума, в каком ресторане ужинаешь, какую марку сигарет куришь… Все! Я, спя с тобой, каждый день в постели этого не знала!

— Варя, подожди! — уже реально ничего не понимая, вскидываю вверх руки. — Никто и никогда из женщин не был в моей квартире, кроме тебя. Я гарантирую. Тебя, скорее всего, брали на понт. Выводили на эмоции. Квартиру вскрыли ещё в день моего ареста. Про неё нечего было рассказывать.

— А потом они вскрыли наш с мой дом, — тихо говорит Варвара и обхватывает себя руками за плечи. — Мама узнала, что я встречаюсь с уголовником. И после этого допрос следователя мне показался утренником в детском саду. Особенно когда я узнала, что беременна. Следователь посоветовал уехать, как только с меня сняли подписку о невыезде… Вот она твоя ответственность!

— Следователь? — удивляюсь совершенно искренне, потому что это был человек Аверина. С чего бы ему помогать?

— Да, — кивает Варвара. — Мне кажется, что он знал о беременности… И когда от тебя передали деньги, сказал, чтобы я даже не думала идти. В красках расписывал антисанитарию, сырость, оголодавшего по женщине мужика… Прости! Может быть, я и должна была объясниться, но страх за ребёнка был сильнее. Я боялась, что ты меня захочешь, а я не смогу отказать. Или что снова начнут допрашивать… — срывается ее голос. — Ужас! Вспоминаю и до сих пор передергивает.

Жесть… Слушая Варвару, впадаю в коматоз. Ее рассказ так логичен и основателен, что мне хочется что-нибудь расхерачичить от несправедливости этой жизни. Выходит, что она действительно меня не предавала, а вот зато я… Я сначала разбил ее жизнь, а теперь ещё и доверие. Берег, как мог. Никогда нигде не светил. Для этого были другие женщины. Черт! Ну конечно! Вот откуда эта тема… Но объяснить, что эти женщины в случае чего стали бы «расходным материалом», если кто-то что-то не поделит, у меня не поворачивается язык.

Варвара смотрит на меня испытующе и болезненно. Чего-то ждёт. Ответа. Я понимаю. Но не знаю, что сказать. Потому что это тогда нужно вскрыть ещё одну темную сторону меня.

— Прости, — выдавливаю тихо и прислоняюсь спиной к противоположной стене. — Прости, маленькая… Искреннее этого ты ничего не услышишь. И вы мне очень нужны. Обе.

Сердце снова начинает глушить уши. Рука немеет. Я шевелю пальцами, сжимая кулак. Мне плохо. По-настоящему. Рву верхние пуговицы рубашки. Что это?

— Мне мало «прости», — с горечью отвечает Варвара и… вдруг ее тон взлетает до панического. — Саша, что с тобой?

Глава 31. Прошлое.

Варя

— И часто у тебя такое бывает? — все ещё нервно дыша, я присаживаюсь на край дивана рядом со Швецовым и отодвигаю подальше стакан воды, чтобы случайно не смахнуть.

— Перестань, — храбрясь, кривится Александр, — я здоров. Это — так…

— Да я вижу, какое это «так»… — в праведном гневе повышаю голос. — Ты знаешь, что сердце — это не шутки! И… вот твой образ жизни, Саша — это ещё одно подтверждение, что тебе никто не нужен. Ну как? Как можно столько пить и курить?!

— Иди ко мне… — неожиданно просит Швецов. И есть в его низком, хриплом голосе что-то такое, что я подчиняюсь. Забираюсь с ногами на диван и, как кошка, подползаю к Александру, ложась головой на его грудь.

— Испугалась? — шепчет он, сжимая меня, и усмехается. — Не бойся. Так просто не отделаешься…

— Да что ты вообще такое несёшь! — психанув, я подрываюсь и собираюсь уйти, но Швецов ловит меня и укладывает обратно к себе на грудь.

— Тише… — я ощущаю его горячее дыхание на своей макушке. — Это последствия перелома рёбер. Спазм сосудов. Никакой связи с алкоголем нет. Скорее — нервное. Как накрыло пять лет назад, так и до сих пор не отпускает.

— Почему ты исключил меня тогда из своей жизни, Саша? — Спрашиваю тихо. — Ты просто хоть на минуту представь, что это такое — узнать, что в твоего близкого человека стреляли! Что убита его семья… А ты… Ты просто послал охранника сказать, что жив, и что мне немедленно нужно покинуть твою квартиру!

Я все-таки подхватываюсь и заглядываю ему в глаза. Швецов не отводит свои. И смотрит так пронзительно, что мое сердце снова тает и разрывается от любви к нему. Ну не могу я не чувствовать этого!

— Меня там не было, — тяжело вздохнув, говорит Швецов. — Мы с отцом старались не оказываться на одной территории. Я поздравил бабушку и уехал на совещание… — я чувствую, как с каждым словом его все больше начинает трясти. — Связываться с тобой лично было опасно. Мы не понимали, кто заказчик, и ещё…

— Ты только не волнуйся, — обеспокоено прошу его. Потому что действительно боюсь, как бы его снова не накрыло. — Все в прошлом. Не рассказывай…

— Нихрена не в прошлом, — решительно отвечает Саша. — И так уж вышло, что главное зло — это я, — переводит дыхание и начинает говорить. — Ты знаешь, что моя мать уехала танцевать за границу, как только мне исполнилось восемь. Отца тогда посадили, и она воспользовалась моментом, чтобы развестись. Почти пятнадцать лет ее в моей жизни не было. Я жил с бабушкой. Даже закончил «вышку». Отец стал продвигаться в бизнесе. Мне была интересна биржа. В его дела я не лез. Обрастал связями и заказчиками, которые доверяли мне вести их экономические вопросы. Но это все было до того момента, пока в один день я не оказался на одной из попоек, где мужики решили заказать проституток. Одной из приехавших женщин была моя мать. Она была очень красивая… — вдруг проседает голос Швецова. Он протягивает руку и заправляет мне за ушко прядь волос. — Как ты, Варвара. Мужики чуть не передрались за право уложить ее в постель. Она меня не узнала. Меня жестко накрыло. Я решил сделать вид, что тоже положил на неё глаз и увезти, но один хрен не желал успокаиваться. В итоге пришлось с ним драться. Проломанные рёбра — это «привет» от его охраны, когда стало понятно, что вырубил я мужика капитально. Он оказался акционером крупного банка. Естественно, отец за меня впрягся и лучшее, что смог сделать, это посадить. Вышел я через пять лет другим человеком и с другими способами зарабатывать на жизнь. Отец отказался помогать матери. Когда я ее нашел второй раз после освобождения, оказалось, что она должна кучу бабок своему хм… работодателю. Я выкупил ее и определил в клинику, — Саша замолкает, чтобы перевести дыхание.