Моя по праву зверя - Алисия Небесная
Тело ноет. Глубоко, изнутри, будто кости отбили, а мышцы пытались срастись на бегу. Особенно под рёбрами и в плече — боль пульсирует, цепляется за каждый вдох.
Где-то за дверью — шаги. Чёткие, размеренные. Я не двигаюсь.
Регенерация идёт, но медленно. Не сработала как обычно. Значит, было хуже, чем я думала.
Голова гудит. Мысли не складываются. Не понимаю, где я, что с Райном, что с детьми… Только одно ясно — я выжила.
Пробую приподняться — и тут же замираю. Боль пронзает бок, резкая, жгучая, как будто в кожу вонзается нож. Лёгкие будто схлопываются, воздуха не хватает, в горле встаёт стон, но он застревает, не выходит. Кажется, что само тело против — заставляет замереть, чтобы не добить себя.
Щёлкнула дверь.
Ровный, спокойный звук, но по коже сразу пробегает холодный ток. Я не поворачиваю голову — слишком тяжело. Просто лежу, слушаю.
Шаги. Медленные, тяжёлые, уверенные. Тот, кто идёт, не спешит — не нужно. Он заходит, закрывает за собой дверь, будто отсекает меня от всего мира.
— Не шевелись, — голос накрывает сразу. Низкий, ровный, холодный. Это не Райан, с которым можно спорить, отшутиться или упрямо спорить. Это альфа. И тон у него без вариантов.
Он ещё не подошёл, но уже здесь — ощущается так же ясно, как гравитация. Присутствие давит, воздух становится плотнее. Он дышит медленно, почти спокойно… слишком спокойно, чтобы это было настоящее спокойствие.
— У тебя трещина в ребре. Порвана мышца, — говорит, будто констатирует протокол. — Ещё сантиметр — и даже твоя регенерация не справилась бы быстро. Осталась бы хромой.
Пауза тянется. Хруст — он сцепляет пальцы, сдерживает зверя.
— В незнакомый лес. Одна. Без подмоги.
Райн стоит у кровати. Кулаки сжаты, плечи каменные. В глазах — хищный блеск.
— Ты пошла туда, откуда не выбралась бы, — он делает шаг, и воздух будто тяжелее. — И сделала это, нарушив приказ. Мой приказ.
Голос не громкий, но он заставляет воздух дрожать. В нём нет злости, только холодная, как сталь, уверенность.
— Ты понимаешь, что могла не вернуться? Хоть раз задумалась, что я увидел, когда пришёл? — он склоняется ближе, почти в лицо. — Тебя. В кольце чужих. Волк держал тебя за загривок, как добычу.
Я пытаюсь что-то сказать — он не даёт. Его пальцы обхватывают мой подбородок, резко поднимают вверх.
— Не опускай глаза. Смотри. — Взгляд жёсткий, прожигающий. — Я не альфа ради красивого слова. Я держу стаю. И тебя.
Он отпускает подбородок. Садится рядом, тяжёлым весом продавив матрас.
— Ты — моя пара. Только поэтому жива, — он рычит коротко, глухо. — Но права на самостоятельные решения у тебя больше нет.
Я замираю, не в силах произнести ни слова. Губы дрожат, мысли путаются.
Он наклоняется ко мне, его пальцы впиваются в плечо, прижимая к кровати. Хватка не сильная, но ощутимая: я понимаю, что если он захочет, я не смогу пошевелиться.
— В этой стае порядок. Правила. И все подчиняются. Даже ты. Особенно ты, — его голос сух, дыхание горячо у виска. — Ты не просто вышла за границу. Ты поставила под удар стаю. И меня.
Я отвожу взгляд — он сразу возвращает его своей хваткой.
— У нас неповиновение не прощают, — тихо, но так, что внутри всё сжимается. — Никогда.
Он резко отпускает, встаёт. Его фигура в проёме перекрывает свет, и от этого становится только темнее.
— Запомни, Белла. Последний раз я списал твою глупость на то, что ты моя пара. В следующий — не стану.
Пауза. Его взгляд обжигает.
— За неповиновение у нас одно наказание. Изгнание. Без права вернуться. Без стаи. Закон одинаков для всех.
— Но ты спасла детей, — он делает шаг ближе, и каждое слово падает, как приговор. — И ты моя пара.
Он не смягчается. Не даёт надежды. Просто выносит решение.
— Поэтому останешься. Здесь. Но запомни: с этого дня ты не выйдешь без моего слова. Ни шага. Ни взгляда за порог. Никакой воли. Пока я не решу, что ты умеешь слушаться.
Открываю рот, пытаясь выдохнуть хоть что-то, но его тень накрывает меня с головой.
— Ты решила, что выше приказа? — его голос низкий, тяжёлый, будто рык. — Что выше стаи? Выше меня?
Он наклоняется ближе.
— Запомни, Белла, — шипит он прямо в ухо. — В следующий раз я не спасу. И никто не спасёт. Потому что цену за твои вольности заплатят все.
Медленно выдыхаю, ощущая силу альфы и страх.
— Ты моя пара. И только это удержало тебя здесь, а не за воротами. — Он смотрит сверху вниз. Глаза свирепые, лицо каменное. — Но с этого дня ты моя не на словах, а по закону.
Я едва слышно:
— Райн…
— Тихо, — обрывает он, голос сухой, без жалости. — Сказал всё.
Разворачивается. Дверь хлопает так, что дрожат стены.
Остаюсь одна. Ломит тело, сдавливает грудь. Но страшнее всего — это пустота, которую он оставил после себя.
Глава 25
Сижу за столом. Бумаги, отчёты, задачи на завтра. Пытаюсь читать — буквы расползаются, слова не держатся в голове. Всё пустое. Потому что за стеной — её тихие всхлипы.
Белла старается быть незаметной. Думает, что я не услышу. Но я слышу каждое дрожащие дыхание. Каждая слеза, которую она сдерживает, кусая губы, чтобы не выдать себя вслух. И каждый звук — как нож, который снова и снова ранит меня.
Я был жёстким. Грубым. Но иначе нельзя. Не со стаей. Не с ней. Если я сейчас дам слабину — завтра кто-то другой решит, что можно ослушаться. А потом — хаос.
Перед глазами снова вспыхивает картина: она в кольце чужаков. Рычащая, загнанная, но всё же бросившаяся на одного из них. Её хватают, руки ломают, кровь струится по губам, крик разрывает воздух. Я — всего в шаге от неё. Один только шаг. Но я опоздал.
Этот шаг стоил ей трещины в ребре. Стоил мне — спокойствия.
Я сжимаю кулаки, и бумаги под моей ладонью хрустят. Внутри меня бурлит ярость, но направлена она не на неё, а на себя. Я должен был всё предусмотреть, я обязан был успеть.
Но она тоже должна понять.