Герой - Клэр Кент
Когда мы заканчиваем есть, я убираю посуду и бросаю раздраженный взгляд в спину Зеда. Даже его спина кажется напряженной, мышцы плеч окоченели, а позвоночник прямой, как шомпол.
Хотя я полностью понимаю его настроение, оно только пугает Рину.
Вокруг никого и ничего нет. Такое чувство, что вокруг притаились призраки.
— Может, мы могли бы спеть несколько песен? — говорю я так бодро, как только могу. — Если ты попросишь, может, твой папа споет что-нибудь для тебя.
Зед быстро оборачивается, бросая на меня озадаченный, раздраженный взгляд. Последнее, что ему сейчас хочется — это петь. Я с молчаливой выразительностью перевожу взгляд на Рину.
Она свернулась калачиком рядом со мной, прижав колени к груди. Смотрит на темнеющий пейзаж, как будто в нем могут прятаться монстры.
— Хочешь спеть, папочка? — спрашивает она дрожащим голосом.
Выражение лица Зеда смягчается. Еще раз быстро оглядевшись, он кладет оружие и опускается на колени рядом с дочерью.
— Мы можем спеть пару песен, если хочешь. С какой из них ты хочешь начать?
Рина сразу оживляется и начинает петь несколько своих любимых старых песен в стиле кантри, которые иногда поет ей Зед. Он не музыкант, но у него довольно хороший голос, и он помнит все слова.
Я никогда особо не слушала музыку кантри, но теперь я тоже знаю все эти песни, так что подпеваю.
Очевидно, воодушевленный улучшением настроения своей дочери, Зед тоже расслабляется. Я улыбаюсь, наблюдая, как он поднимает Рину на ноги и совершает с ней шаги тустепа.
(Тустеп — американский бытовой танец, немного напоминающий польку, — прим).
Она хихикает, спотыкается и пытается петь слова песни во все горло.
Я регулярно осматриваю окрестности, просто на всякий случай, но мир так же пуст, как и двадцать минут назад.
Мы совершенно одни.
Когда мы заканчиваем эту песню, Рина хлопает в ладоши и от волнения исполняет небольшую джигу.
Зед ловит мой взгляд и улыбается по-настоящему. Тепло, искренне и интимно. Это заставляет мое сердце подпрыгнуть, а затем забиться быстрее.
— Еще одну, папочка? Можно еще одну?
— Да. Еще одну, а потом тебе придется лечь спать.
— У меня нет кровати.
— Сегодня ты можешь спать на сиденье грузовика. Это будет почти как кровать.
Мне сразу нравится эта идея, так как двери грузовика можно запереть, а значит, там она будет в большей безопасности, чем где-либо еще.
Рина, похоже, в восторге от этого плана.
— О, это будет здорово! Но сначала еще одна песня!
— Да, еще одна песня. Какую ты хочешь?
Она на минуту задумывается, решая выбрать что-нибудь подходящее. И наконец выпаливает:
— Старики разговаривают о погоде!
Я усмехаюсь, услышав ее импровизированное название старой песни Рэнди Трэвиса, которая всегда была одной из ее любимых.
Зед серьезно кивает.
— Это хорошая песня, — он протягивает руки, чтобы снова потанцевать с Риной, и она с радостью соглашается. Они танцуют всю первую половину песни.
Затем Рина резко отстраняется и восклицает:
— Теперь ты потанцуешь с Эсси!
Я начинаю возражать, потому что танцы — это не мое, а девочке было так весело. Но Зед, не колеблясь, подходит к тому месту, где я сижу. Он протягивает ко мне руку.
— Ты тоже танцуй, Эсси!
Вздохнув и покачав головой, я позволяю Зеду поднять меня на ноги, а затем привлечь в позу, положив одну руку мне на талию, а другую сжав в своей.
Рина радостно аплодирует.
Зед начинает петь песню с того места, на котором остановился, показывая мне па танца. Я стараюсь как можно лучше следовать его примеру, и вскоре мне уже все равно, правильно ли я двигаюсь.
Он смотрит на меня сверху вниз, в его глазах улыбка. В мерцающем свете огня его лицо кажется красивым и знакомым, но в то же время оно выглядит совершенно новым. Как будто он поет прямо для меня. Говорит, что будет любить и хранить верность мне вечно.
Я реально могла бы растаять в ответ на это.
Когда песня заканчивается, Рина вскакивает, продолжая хлопать, и подбегает, чтобы одновременно обнять нас обоих за бедра.
Я смеюсь, довольная тем, что это отвлекает меня от того, что я только что чувствовала.
Я подозреваю, что Зед все еще наблюдает за мной, пока я помогаю Рине умыться, переодеться в пижаму, а затем устроиться с одеялом и подушкой на заднем сиденье в кабине грузовика.
По какой-то причине меня охватывает тревога, она переполняет грудь и сжимает горло. Я похлопываю по пассажирской двери, где Рина надежно укрыта на ночь, а затем скрещиваю руки на груди.
— Может, нам по очереди дежурить? — спрашиваю я, в основном для того, чтобы как-то заполнить тишину.
— Тебе лучше немного отдохнуть. Я не планировал спать сегодня ночью, — он говорит это как ни в чем не бывало, как будто это простая констатация факта. С которым я не могу спорить.
Я не одобряю ни его тона, ни слов.
— Ты не можешь бодрствовать всю ночь. Опасность существует всегда, но одного из нас будет достаточно, чтобы стоять на страже и следить за происходящим. Мы можем дежурить по очереди и оба немного поспать.
— Ты предполагаешь, что я смогу уснуть.
— Да, я предполагаю, что так. Ты, должно быть, очень устал.
— Я в порядке.
Он выглядит неважно. Снова кажется напряженным — прежняя нежность была лишь временной интерлюдией.
Я понимаю, что тревога может сделать с человеком, даже с тем, чей рассудок и рациональное мышление говорят об обратном. Я понимаю это лучше, чем кто-либо другой. Но я не привыкла к такому поведению Зеда. Он всегда был спокойным. Невозмутимым. Твердым, как скала.
Подавляя свое раздражение, я мягко говорю:
— Ну, я тоже в порядке. И мне нравится выполнять свою часть обязанностей. Так почему бы тебе не заступить в первую смену, а я немного посплю. Ты можешь разбудить меня примерно в середине ночи, чтобы вздремнуть несколько часов.
Он встречается со мной взглядом и коротко кивает, что успокаивает меня. В конце концов, он будет благоразумен.
— Ладно. Хорошо, — я переминаюсь с ноги на ногу. — Мне кажется, сегодня все прошло неплохо. А тебе?
— Да. Это было лучшее, на что мы могли надеяться.
— А завтра мы отправимся пешком. Очевидно, нам придется идти медленнее, но нет никаких оснований предполагать, что мы столкнемся с еще большими трудностями, чем сегодня.
— Верно, — его слова звучат не слишком убедительно, но я и сама не до конца убеждена.
Что есть, то есть. Эта поездка никогда не будет безопасной. Мы все равно должны
