Два короля (СИ) - Костылева Мария
За эти дни Элья выучила город лучше, чем Аасту; узенькие улицы и подворотни, заброшенные дома, замкнутые дворики, тенистые парки — она бы без труда смогла затеряться здесь, скрываясь от погони, например; она знала, где переждать дождь и в какой фонтан нужно кинуть монетку, чтобы когда-нибудь вернуться. Она знала горбатый мостик через городскую речку, расположенный в таком глухом квартале, что туда, помимо немногочисленных местных жителей, забредали только влюблённые и будущие самоубийцы — на этом мосту по вечерам можно было встретить одинокого старого трубача. Иные могли гулять по городу и не знать, откуда доносится музыка — а Элья знала. И Грапар тоже. Они отдали этому трубачу едва ли ни половину своих сбережений — и нисколько не жалели об этом, потому что деньги вдруг перестали иметь для них значение. Совсем.
Зачем он звучал здесь, этот отголосок некогда существовавшей страны за Драконьим Хребтом, которую много лет назад унесла неведомая война? Зачем приходил в безлюдный квартал? Это было им неизвестно. Но при особенных состояниях души любую магию начинаешь воспринимать как нечто, само собой разумеющееся. А если старый трубач играет только для двоих — то это наверняка магическая тайна, призрак из того мира волшебства, двери в который для многих своих подданных запер король Эрест III, будто не знавший, что настоящее волшебство не способны удержать никакие запоры. Элья всё чаще думала об этом, и любые счастливые совпадения или просто удачные моменты относила к волшебству, как будто доступному ей теперь.
— Как ты думаешь, я могу быть волшебницей? — спросила Элья, лежавшая на мягкой траве под пронзительно-золотой от солнца липой.
— Вполне возможно, — отозвался Грапар. — В Клане Альбатроса магов гораздо больше, чем людей без магических способностей.
Элья подскочила, приняв сидячее положение.
— Правда?!
Он только усмехнулся и легонько взъерошил ей волосы. Той самой рукой, которая ещё пару дней назад причиняла ему столько неудобств, а теперь двигалась вполне охотно. И всё благодаря медальону, который Грапар с той ночи носил, не снимая. Конечно, опирался он сейчас на другую руку — но дело явно осталось за малым…
Элья взахлёб принялась рассказывать, как (возможно!) уберегла их обоих от гибели в момент падения воздухоплава. Вдруг и правда у неё есть дар? Вдруг она умеет колдовать?..
Предположения звучали довольно наивно, но Грапар слушал внимательно и не перебивал. Элья уже заметила, что ему вообще нравится её слушать — независимо от того, что она говорит. Сам же он, когда был с ней, говорил очень мало.
Никто не знал, что они в парке. Никто вообще ничего не знал. Они сбегали из дома тайком, в разное время и под разными предлогами. Терялись в лабиринтах Вакрейских улочек — не таких открыточных, как в Драгарике, но зато сохранивших более явный налёт старины — и неизменно находили друг друга, даже не сговариваясь заранее о месте встречи.
Только Лэрге, казалось, о чём-то догадывался. Но он, в любом случае, молчал, и лишь изредка задерживал на Элье пытливый взгляд. Довольно неприятный, надо сказать — словно бы граф осуждал её, или даже презирал. Именно поэтому у Эльи сердце ушло в пятки, когда она, вернувшись однажды с работы и заглянув в комнату мужчин, обнаружила, что Грапар и Лэрге стоят друг напротив друга и ожесточённо ругаются — стараясь, впрочем, не повышать голосов. Хотя, если сказать по правде, ожесточён был только Грапар — а вернее, разъярён — в то время, как Лэрге сохранял невозмутимость. Только подбородок чуть задрал, свысока глядя на собеседника. Здесь же сидели Жерра и Мароль. Вошедшую они едва заметили.
— Это смахивает на оскорбление, — холодно произнёс граф. — Я ничего не подслушивал. Мне ваше общение с предметами интерьера абсолютно неинтересно, господин Грапар. Это была шутка. Просто шутка. Клянусь, я и представить себе не мог, что принц Панго жив…
— Принц жив?!
Все взоры тут же обратились к Элье. Грапар метнулся к двери, довольно бесцеремонно отстранил девушку здоровой рукой и выглянул в коридор.
— Ты ещё громче не могла сказать? — ядовито поинтересовался он, закрывая дверь. — Потом посмотрел на Лэрге: — Ты тоже хорош. Нужно уметь выбирать место и время для подобных разговоров.
— Так это секрет? — шёпотом спросила Элья.
— Разумеется. Секрет, за который уже не единожды расплачивались головой.
— Но он правда жив?
— Более того, — сказал Лэрге, — его, похоже, хотят сделать правителем новой Шемеи.
Элья нахмурилась и повернулась к Грапару:
— Так ты же говорил, правителем станет человек с кровью Шемейских Владык, а Панго — сын Эреста…
Грапар тяжело вздохнул.
— Он не солгал, — справедливости ради, заметил Лэрге. — Но чтобы знать это, необходимо быть в курсе родословной дворянских семей Шемеи.
— Я не в курсе, — сказала Элья. Быстро, требовательно, сразу как бы давая тем самым понять, что ей необходимо всё знать от начала до конца.
Лэрге вежливо улыбнулся:
— Но вы ведь наверняка в курсе, что Владыка отдал в жёны… Ну, или это было без согласия Владыки… — поправился он, увидев, как нахмурился Грапар. — В общем, общеизвестно, что недавно почившая королева — это сирота, которую воспитывал бывший правитель Шемеи.
— Говори ещё тише, — приказал Грапар.
— Как скажешь… Так вот, многие считают, что она была безродной. На самом же деле, она принадлежала к древнему шемейскому роду, но родители её умерли, когда девочка была совсем маленькой. Всё их богатство отошло казне, а саму девочку сердобольный Владыка, водивший дружбу с её отцом, взял к себе на воспитание. После его свержения, она стала женой Эреста и родила ему детей: трёх дочерей и одного сына, Панго. Следовательно, они являются наследниками не только короля, но и шемейской дворянки. О Панго и Инерре, полагаю, рассказывать не нужно?
Ну ещё бы. Историю о принце, влюбившегося во фрейлину своей молодой жены и сбежавшего с ней в предгорья Драконьего Хребта, знали все подданные Татарэта. Закончилось всё весьма трагически — в убежище пары проникли разбойники, ограбили дом, убили девушку (по слухам, беременную) и тяжело ранили принца. Однако Панго выжил; более того, он во всеуслышание заявил, что это было спланированное покушение, за которым стоял его отец, поклялся отомстить и стал собирать войско, чтобы двинуться на Аасту. Благодаря своей разведке, Эрест узнал об этом. Небольшой отряд, который к тому моменту удалось собрать Панго, был окружён. Принцу было обещано помилование, но он предпочёл смерть и спрыгнул с обрыва прежде, чем гвардейцам Эреста удалось его схватить.
«Теперь там, в Эйголе, они с Инеррой соединились навечно», — со слезами на глазах говорили друг другу впечатлительные придворные дамы, которых очень трогала история любви принца и фрейлины.
Кто-то больше жалел законную вдову Панго — та, говорят, очень любила своего неверного супруга, и после его смерти не снимала траура более двух лет, пока сама не скончалась от чахотки.
Эта история породила множество кривотолков, её рассказывали и пересказывали друг другу по всей стране, на разные лады, с разными подробностями. Кто-то говорил, что несчастная Инерра, на самом деле, жива, и мраморная усыпальница, которую безутешный принц заказал для упокоения своей возлюбленной, пуста. Кто-то сказал, что от этого союза остался ребёнок, которого сейчас прячут за семью замками где-то в горах. Были и те, кто утверждал, что Панго вовсе не погиб, а пошёл на хитрость, и сейчас собирает силы для борьбы с отцом…
Выходит, последние были правы?
— Давно, конечно, надо было всё рассказать… — вздохнул Грапар, которому Элья адресовала свой вопрос.
— Вот именно, — холодно заметил Лэрге.
— Но эта не та информация, которую разбалтывают направо и налево…
«Мне мог бы и сказать, — обиженно подумала Элья, садясь в кресло. — Я-то не «право-лево».
Она несколько ревниво глянула на Жерру и Мароля, спокойно, без следа удивления, слушавших разговор, но промолчала.
— Мы рискуем жизнями ради дела, — напомнил Лэрге, — и, я считаю, имеем право знать. Тем более, Жерра, Мадбир и Мароль, я полагаю в курсе?
