Два короля (СИ) - Костылева Мария
Элья же предпочитала замёрзнуть, чем терпеть духоту, но спорить с Жеррой — себе дороже.
«Я только подышу немножко — и сразу закрою», — решила она, выбираясь из-под одеяла.
Половицы под босыми ногами легонько скрипнули, но дыхание спящей Жерры по-прежнему было глубоким и ровным. Элья осторожно подошла к окну. Такое же наборное, как в соседней комнате, с толстыми деревянными рейками, оно было каким-то мутноватым, и потому мир за ним казался почти бесцветным. Элье уже даже расхотелось впускать в комнату эту сырую унылую ночь, но жажда свежего воздуха взяла своё, а стоило только девушке откинуть маленький крючок и толкнуть створки…
Воздух! Густая синева, бесконечность небесного колодца с бриллиантовыми осколками далёких миров, до которых в этой жизни никогда не дотянуться, но зато можно смотреть на них и мечтать — и волшебнейшая, необыкновенная луна!
Гулявший по улицам ветер лениво заглянул в комнату, остудил Эльино раскрасневшееся лицо, но особо своевольничать не стал — занавеска лишь слегка колыхнулась. Какая-то птица пела в ночи, тяжело шелестел подсохший каштан у дома напротив, и матовая лунная река текла по большим каменным плитам, которыми была вымощена улица. На этих плитах уже почти не осталось следов прошедшего дождя, хотя, наверное, будь сейчас день, можно было бы увидеть, что они несколько темнее, чем должны быть. Тишина, одиночество — и ни души вокруг…
Вдруг что-то скрипнуло в ночи, словно неизвестный попытался взять ноту, но понял, что получается фальшиво — и оборвал пение. Послышалось чьё-то тяжёлое дыхание, кто-то мягко спрыгнул на камень. Стук осторожно прикрытого окна, быстрое движение — и вот посреди улицы уже замерла высокая фигура с короткой рукой, похожей на несформировавшееся крыло.
А на самом деле, конечно, просто согнутой.
— Грапар! — громким шёпотом позвала Элья.
Он резко обернулся.
— Почему ты не спишь?
Грапар тоже говорил шёпотом, а вернее, почти шипел — Элья чувствовала его недовольство.
Она обезоруживающе улыбнулась.
— Никак не могу уснуть. Куда ты?
— В парк. — Грапар снял с подоконника переносную колбу со световым кристаллом и закрыл окно.
— Так поздно?! Зачем?
— Там есть шемейский накопитель, который охраняется только днём. Я хочу на нём проверить один амулет. Вполне возможно, он поможет мне побыстрее исцелить руку.
— Но сейчас у тебя одна рука! — воскликнула не на шутку встревоженная Элья. — Мог бы попросить Мароля или Лэрге…
— В нём моя капля крови, и я должен сам приложить его к накопителю. Так сказала Арлейна. Да и не хочется никого будить…
— Я не сплю. Поэтому схожу с тобой.
— Не стоит.
— Почему? — огорчилась Элья, да так громко, что стало слышно, как Жерра заворочалась во сне.
Грапар укоризненно поглядел на её мигом ставшую виноватой мордашку и встревоженно нахмурившиеся светлые брови. Впрочем, черты лица девушки разгладились, когда стало понятно, что ничего страшного не случилось, и подругу она не разбудила.
«Подругу, — раздражённо подумал Грапар. — Подругу, которая привела её в волчью пасть! И она ещё за её сон тревожится…»
Сегодня всё раздражало его невероятно. Возможно, из-за боли в руке — обычно он не терял присутствие духа, но сейчас все силы уходили на то, чтобы вести себя как обычно, ни в коем случае не показывая свою слабость. Он не забывал о том, что не должен отталкивать Элью — однако сейчас, когда она как-то очень доверчиво смотрела на него, Грапара так и подмывало сказать какую-нибудь грубость.
Но вместо этого он заставил себя улыбнуться:
— Ладно. Пойдём.
Элья просияла. Быстро облачилась в своё мешковатое платье, натянула сапоги. Куртку надевать не стала — ночи становились всё теплее, и эта не была исключением, несмотря на недавний дождь.
— Почему ты сразу не сказал про амулет? — спросила Элья, когда они шли по улице.
— А смысл? Если поможет — расскажу. Не поможет — все расстроятся, что не сработало.
Парк больше был похож на лес, выросший посреди городка и зачем-то отгородившийся от цивилизации старой проржавевшей решёткой со скрипучей калиткой. Словно жалуясь на что-то, заплакали петли, и Элья с Грапаром вместе вошли под сень высоких тёмных сосен. Здесь стояла пронзительная тишина и пахло прелой иглицей. Узкая тропинка едва угадывалась под светом редких, приколоченных прямо к стволам световых кристаллов в медной оплётке. Излучая довольно слабый свет, они, тем не менее, создавали ощущение некой сказочности — словно неизвестные волшебные существа подглядывали за припозднившимися гостями парка, прячась меж деревьев.
Элья раздражённо тряхнула головой — не хватало ещё нечисть накликать подобными мыслями! Тем более, что соль она, разумеется, оставила в сумке.
Парк оказался неожиданно большим по площади. Пришлось идти не менее десяти минут, пока, наконец, не обнаружилась нужная полянка. Посреди этой полянки стояло удивительной формы дерево с голыми, по-змеиному изогнутыми сучьями. Его силуэт едва угадывался во тьме, но стоило только Элье и Грапару подойти ближе, как оно словно бы налилось внутренним сиянием, очень слабым, однако позволяющим рассмотреть памятник даже без светового кристалла. Дерево как будто было сделанным из камня, хотя ни один знакомый камень Элье этот материал не напомнил: разве что серый мрамор, хотя тот выглядел бы куда более твёрдым и гладким.
Элья зачарованно протянула руку и осторожно коснулась хрупкой на вид каменной веточки.
Грапар, бросив на землю колбу со световым кристаллом, резко дёрнул девушку здоровой рукой, вынуждая шагнуть назад, но было уже поздно. Словно маленькое белое солнце вспыхнуло в ночи посреди парка. Дерево засияло так ярко, что стало больно глазам, очертания ствола и изогнутых ветвей загорелись нестерпимой белизной. И ещё в ушах почему-то загудело, словно бы слились воедино несколько сотен голосов…
Элья зажмурилась и не видела, как Грапар ловко, словно пращу, кинул круглый медальон на цепочке прямо в сверкающее белое пятно.
Шум в ушах стих, и Элья открыла глаза. Словно и не было белой вспышки. Дерево по-прежнему наливалось изнутри едва заметным свечением, и стало видно, что на одной из веток висит заброшенный Грапаром медальон.
— Ты соображаешь, что ты делаешь?! — зашипел Грапар, развернувшись к Элье.
— Я не…
— О, разумеется, ты не хотела. Ты совершенно случайно. А ты знаешь, что у некоторых людей при соприкосновении с артефактами подобного рода взрывался мозг? Голова лопалась, как пузырь, и разлеталась на кусочки? Чему тебя вообще учили в этой твоей школе-приюте?
— Прости, пожалуйста… — лепетала Элья. — Я ведь понятия не имела… Я не разбираюсь в этих памятниках. Первый раз такой видела, серьёзно. Когда я жила в Аасте, я редко выходила за пределы города. Да и Шемейская магическая архитектура нисколько меня не интересовала. Меня вообще не интересовала Шемея, до того, как… до того, как мы с тобой встретились.
Грапар повернул к ней голову. И, несмотря на то, что было уже темно, и он не мог видеть её лица, Элья всё равно смутилась и отвернулась. Стала смотреть на медальон, неподвижно повисший на ветке каменного дерева. Выглядело это странно и очень красиво. Почему-то захотелось плакать.
Он всё понял, конечно.
Вот кто её за язык тянул? И что теперь делать?
…Прикосновение губ к её виску испугало Элью невероятно. Словно бы выстрелил кто-то вдалеке. Она вздрогнула, застыла.
А Грапар — нет.
Элья понимала, что нужно возмущённо вырваться, сбросить его руку с плеч, может, даже пощёчину залепить. И уйти, и не возвращаться никогда. Потому что она не из тех, с кем можно закрутить роман, пока невеста сидит в зеркале.
Не должна быть из тех.
«Но ему очень плохо, и у него сейчас, кроме меня, никого нет», — подумала Элья, будто оправдываясь перед кем-то невидимым.
И ответила на поцелуй.
9
В Вакрее их маленький отряд провёл ещё около недели, решив сделать перерыв на то время, пока у Грапара будет заживать рука. Сам Грапар, конечно, был против, но вняв убедительным доводам Мароля и Жерры (эти двое умели приводить убедительные доводы), в конце концов согласился. Кто смог, пошёл работать; Мадбир — вышибалой в клуб карточных игроков, Элья — в подтанцовку к какой-то певичке, местной звезде, выступавшей по вечерам в самом известном вакрейском трактире. Мароль тоже где-то работал; где — никто не знал, однако он неизменно возвращался под вечер с деньгами. Так что устроились на время — и стали выжидать.
