Два дня до солнца - Марина Сергеевна Комарова
— Что ты видел? — тихо спрашивает он.
Предупреждение зашипело змеёй: не смей, молчи! Обычно с интуицией у меня не то чтобы дружба, но и полного непонимания всё же нет. Поэтому вежливо улыбнувшись, я так же тихо уточняю:
— Когда?
В тёмных глазах Театральника мелькает нехорошая искра. Его пальцы впиваются в моё предплечье так, что с трудом удается удержать рвавшийся с губ вскрик.
— Не стоит играть со мной в игры, мой мальчик, — воркует он мне на ухо настолько сладким голосом, что тут же хочется выпить воды.
Но сдаваться я не собираюсь.
— И не думал, — произношу как можно спокойнее, искренне надеясь, что Театральник не вцепится мне в глотку. Ну, так… мало ли?
Он щурится, однако я открываю тяжёлую входную дверь и под неодобрительный взгляд одной из билетёрш поверх узеньких очков, выскакиваю на улицу.
Холодный воздух заставляет вздрогнуть. Театральник бесшумно выходит следом. Ёлки-палки, а тут уже темно! Ничего себе время пролетело! Правда, я до сих пор не могу определить: что это было? Путешествие в другое мир? Прикосновение к чьим-то воспоминаниям? Или те самые загадочные визуализаторы, о которых упомянул Чех?
Кстати, Чех. Чтобы хоть как-то морально отгородиться, а заодно и не дать расслабиться себе и другим, я набираю его номер. Чех отвечает не сразу, и судя по голосу, он в крайне мерзком расположении духа. Однако услышав моё не очень-то складное вранье, которое на самом деле было почти правдой, только усмехается и обещает скоро быть.
Положив трубку, я оборачиваюсь и встречаюсь с пронзительным взглядом Театральника. Мы стоим у самого входа, однако значительно сбоку, чтобы не мешать людям, пришедшим на вечернее представление.
— Театр показывает всем разное, — задумчиво произносит он, оглядывая меня с ног до головы, словно пытаясь понять, что же такое привиделось мне. — Но редко когда самовольно отправляет человека не туда, куда прошу я.
Вообще прекрасно. Посылали в одно место, а влип в другое. Тем не менее, расслабляться не стоит, пусть даже эта колючка и сменила пренебрежительное отношение на попытку поговорить.
— А что мне надо было увидеть? ― Тон выходит слегка вызывающим, однако Театральника этим точно не прошибёшь. Он всё так же смотрит на меня, даже не шевелится.
Мимо, оглушительно сигналя, проезжает свадебный кортеж. Слышатся крики и радостный женский смех. Не одобряю эту традицию, когда она такая громкая, но у людей праздник. Жизнь вообще идёт своим чередом, никому неинтересно, что откуда-то взялся бог фейспалма, а возле меня стоит гротескный полушут-полупалач. Иначе к нему отнестись не получается.
— Визуализацию, — наконец произносит он. — Процесс, людей. Понять, как всё происходит. Почему существа из подсознания оказываются здесь, и…
Моё изумление нарастает. Я раскрываю рот, чтобы сказать, что ничего подобного и рядом не было, однако за спиной вдруг раздается оглушительный рев мотора. Хорошего такого, четырёхтактного.
Увидев в глазах Театральника тень недовольства и какого-то даже затаённого страха, я медленно оборачиваюсь.
Их много. Наверно, около десяти человек. С виду вроде бы и ничего. Подумаешь, байк-клуб решил покататься. В Одессе их полно. Только вот тот, кто смотрит прямо на меня, различая даже в полутьме входа, заставляет содрогнуться.
Прямой и холодный взгляд. Жутко неподвижный. Это заметно даже с приличного расстояния. И смотрит так внимательно, словно наконец отыскал то, что так давно хотел.
Из-за угла магазина выворачивает Чех и… останавливается. Что ж, кажется, впечатлен не я один. Рядом заковыристо ругается Театральник. И только почему-то в голове проносится тихим умирающим шёпотом:
— Кара… кур…
Между светом и тьмой
Наше время. За сутки до отправления поезда «Херсон-Львов»
Рудольф Валерьевич Железный предпочитает прогулки на свежем воздухе.
Он сидит на круговой скамейке, что заключает в свои деревянно-каменные объятия огромный дуб, самый старый в городе. Говорят, ему уже перевалило за полторы сотни лет, а то и больше.
Крона закрывает от жарких лучей солнца, ветерок приятно обдувает со всех сторон. Мимо с радостными криками бегают дети, а кто-то, важный и независимый, едет на машинке, коих здесь целый детский автопарк. Если посмотреть направо, можно увидеть небольшой стадион, где раньше тренировались теннисисты. Налево… там старое здание, когда-то выполнявшее функцию театра.
Любопытный голубь садится на скамейку неподалеку от Железного, внимательно смотрит черными глазами. Мол, человек, сидишь тут с пустыми руками и ничего не делаешь, а птичка не кушавши. Тебе не стыдно?
Железный вздыхает и разводит руками. И правда, совсем без ничего. Но вот как-то не подумал. Когда выходил из дома, мысль была только бы не опоздать. А в итоге пришёл раньше. И сейчас сидит, и ждет того, кому назначил встречу. В нескольких метрах делают сладкую вату, розовую такую, большую. Взять, что ли… Но вряд ли она будет интересна голубю.
― Фух, а вот и я!
Он плюхается рядом, распространяя аромат кипарисовой свежести и мускуса.
Железный чуть поворачивает голову, чтобы посмотреть на появившегося. Негодник. Не так жарко, чтобы ходить в одной джинсовой рубашке. Пусть она до жути стильная и небесно-голубая, вся такая расшитая жёлтыми птицами, от которых невозможно отвести взгляд.
Косая черная чёлка падает на лицо, поэтому её тут же приходится откинуть. В глазах, темных, как пережженный кофе, интерес и много-много вопросов.
― Ты как всегда, Володенька, ― с мягким укором говорит Железный. ― Что ни встреча, я сижу и жду.
― Вы просто очень пунктуальный и расторопный, Рудольф Валерьевич, ― невинно улыбается Конец Света. ― А я… я полный рас…
Железный поднимает ладонь.
― Ту-ту-ту, ты же приличный мальчик, держи выражения в узде.
Конец Света фыркает, словно хочет дать понять, к чему культурные слова, если они не отражают сути? Как у прекрасной Раневской, когда предмет есть, а слова нет.
Железный встает, чуть прищуривается, поправляет очки на переносице.
― Ну давай прогуляемся. Знаешь ли, прогулки пешком ― это замечательно, они очень способствуют бодрости организма.
Конец Света молча поднимается следом. Спорить с провидцем ― такое дело, не очень… умное. Пусть Железный с виду и напоминает замшелого интеллигента, которого ничего не интересует, кроме новостей культуры и сладостей с белковым кремом.
― Что у нас в этот раз? ― осторожно интересуется Конец Света.
― Две новости, ― улыбается Железный, обходя двух молодых мамочек с колясками. ― Первая: ты едешь во Львов. Вторая: быстро.
