Страж - Елизавета Владимировна Соболянская
Марья Александровна покачала головой и напомнила девушкам, что пора одеваться к приему.
К семи часам в гостиной собрались: Софочка, ее папенька и маменька, два младших брата и Розетта. Ровно в девятнадцать часов в зал вошел Петр Адрианович, кажется, даже еще более отполированный и выглаженный, чем обычно. Он поприветствовал всех и вопросительно глянул на отца семейства. Генерал чуть насупил кустистые брови и дал отмашку. Софочка прикрыла рот ладонями, сдерживая восторг.
Петр Адрианович подошел к Сонечке, взял ее за руку и в торжественный форме, хотя совершенно нескладно, поведал всем, как прекрасна юная дева, как она благонравна и чистосердечна, и как он, Петр Адрианович Смирницкий, просит ее руки и сердца.
– …Скажите, Софья Ильинична, выйдете ли вы за меня замуж?
– Да! Да, я согласна! – Соня сияла, как стосвечовая люстра, и готова была прыгать на одной ножке, но строгий взгляд матери держал ее на месте.
Первым жениха обнял генерал Казачковский, потом так же сердечно – будущая теща. Соня же стояла рядом и млела от восторга. Последними жениха и невесту поздравили братья Софьи Ильиничны и Розетта.
Генерал приказал подать шампанского, и когда бокалы наполнились, все дружно подняли их за здоровье помолвленных.
Роззи же вдруг поняла, что совершенно не уделяла внимания столь волнительному событию, как помолвка ее лучшей подруги. Она утонула в собственных мыслях и ощущениях, в том, как непривычно и тревожно что-то отзывается в ее груди при звучании голоса Петра Адриановича. Словно он был ей знаком! Или… не его ли она слышала во сне?
Торжественный ужин шел своим чередом, когда в двери гостиной вдруг постучали, и дворецкий произнес:
– Генерал, вас незамедлительно желают видеть в Адмиралтействе.
Отец поднялся из-за стола и стремительным шагом направился вон, но на полпути задержался на минуту, оглянулся на Петра Адриановича и бросил:
– Дождитесь меня, полковник, – и вышел вон.
Вечером, когда гость уже неловко подумывал о том, чтобы и честь знать, генерал вернулся. Смурной, он чеканил тяжелые шаги все в той же гостиной, в которой домашние собрались на чаепитие, опустился во главу стола и без прелюдий объявил:
– Свадьба состоится завтра.
– Как завтра? У нас же ничего не готово! Надо же разослать приглашения, устроить празднование, а наряды?! Дорогой, к чему же такая спешка?
– З-завтра? – со смесью страха и радости повторила Софочка, не слушая причитаний маменьки.
– Завтра? – спросил разом побледневший Петр Адрианович.
Кажется, одна только Розетта молчала, понимая куда больше, чем ей бы хотелось. Ровно так же себя вел отец тогда, когда приказал матери собрать все самое необходимое для дальней дороги…
– Уже через считаные дни полк выдвигается, и не абы куда, а к границе! – сказал генерал Казачковский. – Если вы, Петр Адрианович, намерены сдержать обещание и жениться на моей дочери, вам следует сделать это немедля, покуда вы еще в Петербурге.
– Я готов! – ни минуты не сомневаясь, полковник стукнул каблуками.
– Тогда идемте, обсудим, – генерал приказал подать ему коньяку в кабинет, поцеловал жену в щеку, велел ей готовить дочь к следующему полудню и вышел.
Собравшиеся несколько долгих мгновений сидели в тишине, а потом вдруг вскочили и принялись делать кто что горазд: полковник учтиво поцеловал руку своей невесты, раскланялся с ее маменькой и вышел прочь – готовиться к неожиданно скорой свадьбе. Маменька вызвала кухарку и горничную и принялась наговаривать им список очень срочных и совершенно необходимых приготовлений. Софочка сидела, недвижимая, и глядела в пустоту, не зная – радоваться ей или огорчаться. Розетта решила сделаться полезной и мягко увлекла Сонечку за собой в их комнату, где невеста наконец разрыдалась от смеси страха, счастья и беспокойства.
Глава 19
Всю ночь дом гудел и шуршал приготовлениями, и к утру невеста была готова: то самое белоснежное креповое платье с лазурно-золотым поясом мягко облегало ее пышные формы, волосы сияли золотом, жемчужными шпильками и лазурными атласными лентами в хитрой прическе «а-ля грейс». В руках Софочка сжимала изящный букет из синих ирисов, бруннеры и ландышей, и цветы дрожали, как и сама невеста.
Отец повел ее к алтарю полковой церкви. Церемония была маленькой, тихой и уютной. Знакомый девушке с детства священник, мягко улыбаясь, соединил молодых, приятным, чуть дребезжащим голосом вычитывая молитвы. Хор мягко выводил «Исайя, ликуй». Где-то позади, среди родственников и знакомых молодоженов, стояли младшие чины, тоже решившие заключить брак накануне очередного похода.
Пахло ладаном и цветами, Розетта стояла в сизом тумане, вдыхала запах воска и флердоранжа и… плакала. Сама не зная почему. Ей бы радоваться за подругу, но девушка заливалась слезами, стараясь только не шуметь, чтобы не портить торжественный момент.
Когда же молодых повели вокруг аналоя, ей вдруг привиделось, что Петр Адрианович идет по взрытому картечью полю, и на его парадном мундире проступают черные пятна засохшей крови. А белое платье Софочки превратилось в погребальный саван, прикрытый белыми складками фаты. Отчаянно крестясь, молодая итальянка просила всех святых уберечь ее подругу и ее молодого мужа, а стоящие рядом косились на девушку, думая, что она с таким отчаянным видом просит себе замужества.
На праздничный обед семья и немногочисленные друзья молодых собрались в ресторане. Шумно праздновать не стали – выпили по бокалу шампанского, закусили икрой, а потом молодожены уехали сразу в квартиру полковника. До отправления полка оставалось три дня.
Розетта осталась жить в семье генерала. Эти три дня она не находила себе места – бродила уныло по саду, пыталась рукодельничать, читать, писать записочки Софье – все было напрасно. Девушку мучили дурные предчувствия и страшные сны. Немного оживилась она лишь тогда, когда в дом генерала заехали ее отец и брат – попрощаться.
