Замуж за Темнейшего, или Попаданка в беде (СИ) - Вера Дельвейс
Лиане не сразу успела понять, что произошло. Радость сменилась криком ужаса, хэргмэ вспыхнул, и она сама — тоже. На меня накатила дурнота вперемешку с облегчением — справилась, сделала, как надо!
А затем пришло осознание. Что я только что натворила?! Ноги подкосились, и меня подхватил Хаарвен.
— Шиилит! Шиилит, вы в порядке?
— Не очень, — и, чувствуя, как жутко болит обожжённая рука, мельком подумав, что это мог быть просто кошмарный сон, но не повезло, я лишилась чувств.
XXII
Меня уносило куда-то вглубь, а затем выбрасывало на поверхность, и я открывала глаза. И всякий раз обнаруживала себя лежащей в постели. Сон, явь, беспробудная тьма — всё причудливо смешалось в моей голове в картину абстракциониста. Яркие мазки на чёрном фоне. Вспышки света. Осколки снов.
Однажды за окном засияло искусственное солнце. Оно било в глаза, заставляя меня жмуриться, и старая Райле задёрнула портьеры. В руке у неё была кружка с чем-то горько пахнущим, чепец на голове, как обычно, сбился набок.
Я попыталась шевельнуться, встать, но не смогла этого сделать. Мысли вспыхивали, как искры, и гасли в плотном тумане, окутавшем мозг. Всё, что я осознавала — это как болит плотно замотанная рука, и как скверно, муторно на душе.
— Бедное дитя, — совсем по-матерински проговорила Райле, усаживаясь ко мне на кровать, и набрала зелья из кружки ложечкой. — На, выпей… выпейте, госпожа, — торопливо поправилась она.
Я попыталась отодвинуться, плотно сжала губы. Значит, это был не кошмар! Я подожгла проклятый ковёр, убила человека! Пусть и плохого, гнусного, но — убила…
— Это помогает против боли, — нахмурилась Райле, держа ложечку у моих губ. — Сама готовила. И поспите ещё немного. Ну же, госпожа Тэн! Господин Ирр о вас тревожится…
Каэм? Тревожится обо мне? Если б у меня оставались силы, я, наверное, рассмеялась бы. Единственное, о чём он способен беспокоиться — это о том, как бы его драгоценный род и альг Фейенверис не исчезли с лица земли!
— Если вы не будете пить, — предприняла ещё одну попытку Райле, — господин Ирр меня накажет.
Пить совсем не хотелось, но последние слова возымели нужный эффект: я вынужденно открыла рот, и туда пролилось немного горечи. Поморщившись, я сглотнула и получила ещё одну ложку омерзительного снадобья. Пожалуй, по вкусу оно чем-то напоминало димедрол.
— Бедная ваша ручка! — Райле убрала кружку на стол, вернулась ко мне и погладила по лежавшей под одеялом руке. — Я помазала уж, чем могла, и целебными травами обернула, и перевязала. И как же я, старая дура, не поняла про Лиане! Простая-простая, а была в ней хитринка… Эх, госпожа Тэн, драконов только свой огонь не жжёт, а так жгучий он и для них, жгучий, — слёзы блеснули в её тусклых глазах. — Как вспомню… были бы сейчас у Каэма и Ании братья и сестрички… но нет… Ни одного яйца не оставили, всё сожгли серые… будь прокляты те слуги, предатели, изменники…
Я слушала её, закрывая глаза. Голос Райле отдалялся, звучал всё тише и тише, пока не затих.
Другой раз, придя в себя, я обнаружила сидящую на моей постели Аню. Глаза у неё были красные, личико распухшее от слёз, светлые кудри и красное платье в беспорядке.
— Я думала, ты умираешь, — прошептала Аня. — У тебя и ожог страшный… и тряхнуло тебя сильно, наверное… ну, ты же никогда…
«Не говори! — хотелось мне заорать. — Не говори о том, что я сделала!»
Аня слабо улыбнулась, словно прочитав мои мысли, и сказала извиняющимся тоном:
— Всё будет хорошо, Золотко. Ты выздоровеешь. Артефакт, которым стирали память голубя, нашёлся среди вещей Лиане. Хаар места себе не находит, говорит, что это он должен был что-то сделать, а не ты. Что он и правда позор рода… Отказывается улетать, пока ты не встанешь и не простишь его.
Хаарвен… Я вспомнила, как он колебался, не зная, что предпринять. Тяжело ему было, а теперь ещё и себя казнит. Хотелось объяснить, что я вовсе не злюсь на него, и вообще ни на кого не злюсь, но язык казался слабым и одеревеневшим, а горло сухим. Из такого не вырвется ни звука.
— Я к тебе позову Райле, — спохватилась Аня, и на ладошке у неё засиял-засветился знакомый призрачный колокольчик. А я засыпала с чувством, что вот-вот проснусь в своей квартире, и как ни странно, меня эта мысль не радовала.
Но я долго не просыпалась. Щипало волосы на руке, и сквозь сон я чувствовала, как Аня накладывает иллюзию на мои глаза. Вскоре после этого ледяная змейка свернулась под сердцем, я услышала знакомые шаги и ощутила прикосновение тёплой ладони ко лбу…
Меня укачивало на тёмных волнах, в сознании проплывали корабли под белоснежными парусами. Я погружалась глубоко под воду и дышала там, будто у меня появились жабры, я превратилась в Ихтиандра из фантастической повести, а вода не хотела меня отпускать — прохладная, чистая, расслабляющая…
Откуда-то из водной толщи, отливавшей зелёным и голубым одновременно, послышались голоса. Сначала глухо, неразборчиво, а затем всё яснее и чётче.
Разговаривали мужчина и маленькая девочка.
— Дядюшка, а сказка добрая?
— Какая есть, племянница, — его голос показался мне смутно знакомым, понять бы ещё, кого напоминал — странного, манерного, размахивающего руками…
— Ну пусть, рассказывай.
— Слушаю и повинуюсь, маленькая наследница! Только это человеческая сказка, там альгов не будет, одни королевства, а там, как ты знаешь, живут короли, королевы, принцы да принцессы…
— Дядюшка, давай же скорее!
— Будь по-твоему, — расхохотался мужчина и продолжал: — Итак, милая племянница, жил да был один принц. В большой, дружной семье. Все любили принца — и родители, и братья, и сёстры, и подданные. Уж как он проезжал по улицам, так и кричали: «Едет Его Высочество! Дорогу светлому принцу!» И давай бросать цветочные лепестки под копыта его коня. Ты же знаешь, милая племянница, люди летать не умеют, они только ездят на лошадях, мулах, верблюдах…
— Я знаю, знаю, дядюшка! Давай говори про принца.
— Экая ты нетерпеливая, вся в маменьку!.. Ладно, вот так ездил однажды принц по своим владениям и увидел прекрасную девушку. Ты, когда вырастешь, станешь ещё красивее… Увидел принц девушку и остолбенел: никогда он такой невообразимой красоты не встречал. И захотел он привезти её во дворец и показать отцу…