Шеррилин Кеньон - Танец с Дьяволом
Она едва понимала, что говорит М’Адок. Ей приходилось сталкиваться с жестокостью, но ничего подобного девушка не видела.
Невероятно, что им позволялось поступать с ним так, особенно учитывая, что он был частью их семьи.
— Ты сказал, что они сводные братья. Как вышло так, что он — раб, а они нет? Они братья по матери?
— Нет. Магнус грубо зачал его с одной из греческих рабынь их дяди. Когда Зарек родился, его мать подкупила одну из служанок, чтобы та забрала Зарека и избавилась от него. Служанка пожалела младенца и вместо того, чтобы убить, отнесла ребенка отцу.
Взгляд Астрид вернулся к лежащему на земле мальчику..
— Но отцу он тоже оказался не нужен.
Это было утверждение.
Несомненно, в этом месте никто его не хотел.
— Нет. Для него Зарек был испорченным. Слабаком. В нем могла течь его кровь, но она смешалась с кровью никчемной рабыни. Поэтому Гай отправил Зарека к рабам, которые вымещали на нем всю ненависть к отцу. Всякий раз, когда раб или слуга злились на отца Зарека или его братьев, мальчик страдал. Он рос, как козел отпущения для каждого.
Астрид увидела, как Мариус схватил Зарека за волосы и потянул. Дыхание застыло в горле, когда девушка увидела в каком состоянии его красивое лицо. Ему самому было не больше десяти, но он уже был покрыт такими шрамами, что едва походил на человека.
— В чем дело, раб? Ты не голоден?
Зарек не ответил. Он вырывался из рук Мариуса, пытаясь убежать, но не проронил ни слова в ответ. Как будто был уже научен горьким опытом или просто слишком привык к оскорблениям, чтобы замечать их.
— Отпусти его!
Астрид обернулась и увидела еще одного мальчика, того же возраста, что и Зарек. Также как и у Зарека у него были черные волосы и голубые глаза. Сходство с братьями было очень сильным.
Он накинулся на Мариуса и заставил его отпустить Зарека. Он вывернул руку старшего брата за спину.
— Это Валериус, — подсказал М’Адок. — Еще один брат Зарека.
— Что с тобой, Мариус? — Требовательно спросил Валериус. — Нельзя издеваться над теми, кто слабее. Погляди на него, он едва держится на ногах.
Мариус вырвался и ударил Валериуса тыльной стороной ладони, сбивая с ног.
— Ты ни на что не годен, Валериус. Не могу поверить, что ты носишь имя деда. Ты способен лишь обесчестить его.
Мариус скривился, как будто присутствие мальчика вызывало у него отвращение.
— Ты слабак. Трус. Мир принадлежит тем, кто достаточно силен, чтобы взять его. И все же, ты жалеешь того, кто слишком слаб, чтобы драться. Не могу поверить, что нас породила одна и та же утроба.
Другие мальчики кинулись на Валериуса, а Мариус вернулся к Зареку.
— Ты прав, раб, — произнес он, схватив Зарека за волосы. — Ты не достоин даже капусты. Дерьмо — вот все, чего ты заслуживаешь.
Мариус швырнул его вперед…
Астрид вынырнула из сна, не в силах перенести того, что должно случиться.
Она привыкла не чувствовать ничего по отношению к другим людям, а сейчас ее переполняли эмоции. Девушку трясло от ярости и боли за него.
Как этому позволили случиться?
Как Зарек смог вынести такую жизнь, какая у него была?
В этот момент Астрид ненавидела своих сестер за то, что они сделали с его детством.
Но, с другой стороны, даже Мойры не могли контролировать все. Она знала это. И все же, это не ослабляло боли в сердце по отношению к мальчику, которого должны были баловать.
К мальчику, который вырос в резкого и мрачного мужчину.
Разве удивительно, что он настолько груб? Как можно было ожидать от него иного, если в своей жизни он видел лишь презрение?
— Я предупреждал тебя, — произнес М’Адок, присоединяясь к ней, — Вот почему даже Скоти отказываются посещать его сны. Если принять все во внимание — это одно из его самых легких воспоминаний.
— Я не понимаю, как он выжил, — прошептала девушка, пытаясь осознать все это. — Почему не покончил с собой?
М’Адок пристально поглядел на нее.
— Только Зарек может ответить на твой вопрос.
Он протянул ей маленький пузырек.
Астрид уставилась на темно-красную жидкость, сильно напоминающую кровь. Идиос. Это была редкая субстанция, изготовляемая Онерои. На короткое время она позволяла им или кому-то еще стать единым целым со спящим.
Ее можно было использовать во сне, чтобы направить или подтолкнуть. Она давала возможность одному спящему прожить жизнь другого, чтобы лучше его понять.
Им владели только трое из Онерои — М’Адок, М’Ордант и Д’Алериан. Они чаще всего использовали его со смертными, чтобы вызвать понимание и сочувствие.
Один глоток и она сможет стать Зареком в его снах. Полностью поймет его. Она будет им. Почувствует все его эмоции…
Это был серьезный шаг. Глубоко внутри Астрид знала, что если сделает его, уже никогда не будет прежней.
С другой стороны, она может не обнаружить в Зареке ничего, кроме ярости и ненависти. Он вполне может оказаться тем животным, которым все его считают.
Один глоток и она узнает правду…
Астрид вынула пробку и отпила из бутылочки.
Она не знала, что теперь снится Зареку, девушка только надеялась, что он уже ушел от того сна, который она только что наблюдала.
Так и было.
Теперь Зареку было четырнадцать.
Сначала Астрид подумала, что ее собственная слепота вернулась, пока не поняла, что «видит» глазами Зарека. Или скорее одним. Вся левая сторона лица заходилась болью всякий раз, когда она пыталась моргнуть. Шрам тянулся от века по всей щеке, причиняя боль лицевым мышцам.
Правый глаз, хотя и работал, был подернут странной пленкой, похожей на катаракту. Девушке потребовалось несколько минут, чтобы его воспоминания пришли к ней, и она поняла, что произошло.
Два года назад его так жестоко избили солдаты на рынке, что роговица правого глаза была серьезно повреждена. Левый глаз ослеп несколькими годами ранее, когда он получил наказание от рук брата Валериуса.
Зарек не видел ничего, кроме расплывчатых теней и пятен.
Не то чтобы его это заботило. По крайней мере, так он не видел собственного отражения.
Более того, его уже не беспокоили презрительные взгляды людей.
Зарек с трудом шел по старой, оживленной рыночной улице. Он едва мог согнуть правую ногу: ее ломали бесчисленное количество раз, не давая срастись правильно.
Теперь она стала короче левой. У него была раздражающая переваливающаяся походка, и он не мог ходить так быстро, как другие. С правой рукой было то же самое: она почти не двигалась, кисть не сжималась.
В работающей левой руке Зарек сжимал три четвертака. Эти монеты ничего не стоили для большинства римлян, но для Зарека были бесценны.
