Надежда Башлакова - Мгновение длиною в бездну. Рождение Топаз. Книга 1
— А ведь и вправду, твоя вышла Правда, красавица. — Задумчиво проговорил разбойник.
И только тогда все наконец–то вздохнули свободно.
— А кто в этом сомневался? — Улыбнулась Топаз.
— Что ж, счастливого пути, добрые странники. — Он с опаской взглянул на Гелео. — Пусть ничто не омрачит вашей дороги. Если свидимся ещё, знайте, Алгорном меня кличут. Пропустите их.
Но люди и сами уже разошлись в стороны, пропуская вперёд двух всадников, что уже успели вскочить в сёдла, и огромную пятнистую кошку, неспешно следовавшую рядом с ними.
— Что? Так просто и отпустим? — Спросил кто–то, из рядом стоявших с главарём.
— А ты что предлагаешь? — Огрызнулся кто–то другой.
— Отпустим да, но не так–то просто, а с последствиями. — Тихо произнёс Алгорн.
Несколько пар удивлённых глаз уставились на него.
— На карте отмечена деревня, но что–то я её пока не наблюдаю. Джордан, ты не бывал раньше в этих краях? — Топаз с опаской смотрела по сторонам.
— В детстве когда–то бывал, с отцом, когда тот ещё был жив. Это всё причудливость природы, или колдовство, если хочешь. Да только ты идёшь, идёшь и не о чём таком не ведаешь, а потом так резко раз, и перед твоим взором открывается целая деревня, богатая деревня. — Джордан плавно повёл рукой в сторону, как бы демонстрируя всё вышесказанное на деле.
— Колдовство? Да много ли того колдовства в мире? Доброе, от праведных богов, злое, от Мораны с Чернобогом.
— Давно ли так было? А сейчас, сама знаешь, многие люди переняли знание богов, хитростью ли выманили или великий дар приняли. — Джордан пожал плечами. — Только жизнь нынче уже не та, что при наших предках была. Зло и предательство распространяются по земле. Почти все уже забыли заветы истинных богов, кланяются Волосу, Моране и Чернобогу. Не чтят люди Правды. Домовые уже не в каждом доме ведутся, лешие из лесов сбежали. А что до омутника, полевика, водяного и всех им подобным, так их теперь почти уже и не встретишь не где. Вот ты, например, встречала?
— Да где ж это я их встретить–то могла, большую половину своей жизни в углу за печкой просидевши, а затем вот в храме Почтеннейшего, — она слегка склонила голову в едва различимом поклоне, знаке уважения, — проживши?
— Вот то–то и оно. А ведь в старые добрые времена могла и там их повстречать. — Настаивал разошедшийся парень. — Вот мне уже двадцать пять лет, а я вот никого такого пока не встречал, чтобы верить.
— Так ты что, стало быть, не веришь? — Поразилась Топаз.
— Верю, конечно, чтоб я тогда в храме Сварога бы делал.
— Но мы же вот древесный дух давеча встретили. — Напомнила Топаз.
— В том–то и дело, что это было такое чудо, такое чудо. — У Джордана не хватало слов, чтобы выразить те эмоции, что он испытывал при одном только упоминания о вышедшем на свет божий древесном духе.
— Но какое же это чудо? — Засомневалась Топаз. — Экая невидаль древесный дух откликнулся. Так ведь он всегда выходит, если хорошо попросить.
— А ты сама–то деревья давно рубила и часто ли? — Ухмыльнулся её спутник.
— Не в жизнь.
— То–то и оно, что духи древесные уже давным–давно из стволов не показываются. Таких чудес уже даже мой отец не помнил, а вот мне и пережить его пришлось, и увидеть эту невидаль воочию.
— Но как же так? — Не поняла Топаз. — Но ведь я думала…, я думала…. Но как же так, ведь существуют же храмы Отца Неба и Матери Макоши. Как такое может быть, что храмы существуют, а ничего больше нет.
— А кто тебе сказал, что ничего больше нет. Я, например, ничего подобного не говорил. Я только сказал, что верить надо. А ведь раньше старшим Богам храмов никогда не ставили, да и юным богам
тоже, только открытые святилища. К чему резным ликам богов отгораживаться стенами и кровлей от природных стихий, от простых людей и от самих истинных богов?
— Джордан, да ты никак совсем не веришь? — Испуганно вскрикнула Топаз. — Вот я, например, верю, верю, несмотря на всё то, что мне пришлось пережить в моей короткой жизни.
— Да разве ж был бы я с Почтеннейшим, если бы не верил? — Не согласился молодой жрец. — Я верю, конечно, просто обидно, что люди постепенно забывают и старших богов и младших, их вытесняют всё новые боги или их подобия, и зачастую, они имеют очень даже недобрые намерения. Вот нам и приходится заменять открытые святилища храмами, чтобы хоть кто–то из людей помнил, что жизнь жизни дала Великая Мать Жива — Живана. А мы, люди, явились на свет только благодаря братьям Сварожичам. А уже злые Морана, Волос и Чернобог появились гораздо позже и сразу начали творить свои злые козни. Так какая же им за это хвала и почитание?
— Так ведь и почитают их люди им вровень, те же для кого, ненависть пуще любви ласкает душу. — Произнесла Топаз.
— То–то оно, конечно, так, но до чего же обидно, что мы, люди, не ведаем, что творим.
— Я вот, например, очень даже ведаю. — Запротивилась Топаз.
— Мы лишаем жизни божественного. — Продолжал Джордан.
— Не согласна. Некоторые, даже многие люди лишают себя божественности неверием, но если лично я верю, то боги всегда будут со мной. И все те существа, которых мы якобы не видим, живут рядом с нами. Просто их никто не видит, потому что люди потеряли Веру и Правду, а те, кто истинно верит, те, кто встречал их и ранее испокон века, те обязательно будут встречать их и дальше до скончания веков.
— А вот и деревня. Что я тебе говорил? — Выкрикнул Джордан, меняя тему разговора. Он не любил споров или любил, но в меру.
— Действительно, неожиданно. — Впервые согласилась с ним Топаз.
— А ты спрашиваешь, много ли в мире колдовства? — Поддел её Джордан.
Деревня вынырнула, словно из неоткуда. Только что её не было и вот она уже здесь. И прям колдовство какое–то!
Она была обнесена высоким частоколом. Широкие створки ворот пока ещё были приветственно открыты, но с наступлением сумерек, они запрутся наглухо. Прошли уже те времена, когда люди безоговорочно верили и другим людям и зверью. Теперь настали тёмные времена, многие змеи сделались ядовитыми, не чета прежним, а по лесам бродили оборотни, и это были не те безобидные Медвежьи Ушки, коих ещё иногда называли Медведковичами, и что раньше встречались сплошь и рядом, дети, рождённые похищенными женщинами от медведей, а кое–что похуже. Звери те начинали плодами творений злой Мораны, но так укоренились, что стали сами размножаться, скрещиваясь то с людьми, а то и со зверьём. Теперь–то ведь и лешего не каждый раз в его владениях встретишь, основная часть мигрировала в светлый ирий, ещё тогда, когда небо не было замкнуто, дабы не проникло в ирий зло и не погубило его, когда оно только ещё начинало распространяться по Земле Матушке. А вот были бы лешие, может быть, и совладали бы с новой нечистью, не давали бы праведных людей губить, а в теперешнее время, они кого встретят, тем и полакомятся, не разбираясь Правдой ли, неправдой ли, живёт человек. Оборотни те, ведь и не только в лесах обитают, но теперь и в деревни–города пробрались, днём человек человеком, а ночью, особо в полнолуние, нелюдем оборачивается и давай скотину, а то и людей, грызть. Поди теперь, разбери здесь, кто перед тобой, человек, али оборотень. Но, если в какой деревне или городе и жили оборотни, то своих они редко трогали, в основном уходя на промысел в соседние окрестности. И хотя в зверином обличии ума у них гораздо меньше становилось, но на это, слава богам, хоть хватало. Оттого люди и старались защитить себя в основном от внешнего посещения нелюдей, чем от внутреннего оградиться. Страшная жизнь пошла, никчёмная.
