Мой бывший пациент - Анна Григорьевна Владимирова
И меня вдруг снова бережно заключили в объятья. Я замерла, всхлипывая и пялясь в стенку. Как он почувствовал?
— Я буду держать, сколько нужно… — Стас прижался щекой к моему виску.
— Тогда мы не попьем кофе, — прошептала я, поднимая лицо к потолку, чтобы сдержать слезы. А потом все же повернулась к нему и обняла в ответ.
— Ты можешь делать кофе, а я буду тебя держать, — спокойно предложил он, прижимая меня к себе.
На том и сошлись. Только это оказалось не очень удобно, а потом он фыркнул на то, как я случайно ткнула его локтем, и напряжение лопнуло. Я прыснула и рассмеялась. Стас только усмехнулся над ухом, перехватил чашку, придержал сахарницу… И все с таким спокойствием, будто бы он мог чувствовать только мое смятение, но сам при этом никаких сомнений не испытывал.
— А из тебя вышел бы неплохой хирург, — похвалила я смущенно.
— Мать с тобой бы не согласилась…
— Мне кажется, будь ты старше, ты бы стал кардиохирургом Князевым.
— Почему ты так думаешь?
— Она же не оценивала вас на профпригодность. Просто Игорь с детства крутился рядом с ней.
— Необычная версия. Режь хлеб. — Он придержал булку, а я взялась за нож.
— Страшно. У Горького ножи острые очень…
— Режь, не дрейфь…
Я надавила азартно на лезвие, ножик скользнул по хрустящей корочке и прошелся по пальцам Стаса. Я испуганно ойкнула.
— Черт, ну я же говорила.
— Да ничего страшного. — Он перехватил меня и прижал к столешнице, когда я засуетилась с его порезанной рукой. — Тише.
— Князев, мы так до вечера не поедим.
А он посмотрел на меня прямо, заботливо убрал волосы с лица и задумчиво улыбнулся.
— Ты мне нравишься… такой…
— Какой?
— «Не главной». Но и «главной» — тоже нравишься. А я думал, что это не сочетается.
— Это не сочетается, — погрустнела я. — Или я не умею.
— Может, тебе об этом просто не говорили? Моя мать, к примеру, не умела быть "не главной". Я теперь это понял.
— А, может, у нее не было подходящего мужчины, с которым это было бы возможно?
— Может, — нахмурился он.
Я сказала глупость, и Стас будто закрылся.
— Кофе остывает, — прошептала растерянно.
— Да.
Мы наконец накрыли стол и принялись за завтрак. Я так вообще набросилась на еду, а Князев только ехидно кривил уголки губ, глядя на меня довольно.
— Идешь на поправку, — улыбнулась я и облизала губы.
— Благодаря тебе, — задумчиво постановил он.
Я покусала задумчиво губу.
— Я… связала наши с тобой сердца. — Когда последнее слово затихло в тишине кухни, сердце разогналось в груди от страха.
Стас выпрямился с чашкой кофе и как ни в чем не бывало кивнул:
— Я так и понял.
Пульс пошел на спад.
— Понял? — задышала я чаще.
Сердце снова пустилось набирать обороты.
— Да. Когда ты спала, я услышал, что сердца у нас с тобой бьются в одном ритме. Подумал, что это и есть твое ЭЭМ…
— Да, это оно.
— Игорь вряд ли знает…
— Знает.
— Все ради науки или ради него? — Его голос стал злым и напряженным.
— Ради него, — призналась я честно. — Мне показалось, он не переживет твоей гибели. А мне терять было нечего. — Стас напряженно вздохнул, и мне показалось, что на грудь положили что-то тяжелое. — Стас, это не имеет к любви никакого отношения. Игорь — мой друг. Я видела, как он переживал смерть матери. Я не могла позволить ему пережить это снова…
Он буравил хмурым взглядом столешницу, напряженно щурясь.
— Глупо приносить себя в жертву, какая бы благая цель у тебя ни была, — произнес, наконец, поднимая на меня взгляд. — Тебе не стоило…
— Тогда бы ты не выжил.
— Чем это тебе грозит?
— Я не знаю точно. Это экспериментальная ЭЭМ.
Он стиснул зубы, качая головой.
— Отменить ее можно?
— Эффект неизвестный. Безопаснее ждать, пока манипуляция сама себя исчерпает.
— И как понять, когда и с какими последствиями ты столкнешься?
— Мы, — поправила я его. — Последствия будут для нас обоих.
Он усмехнулся, откидываясь на спинку стула.
— Мда, с тобой не соскучишься, — заметил растерянно. — И по жопе тебе не надаешь.
— Зато ты ее поцарапал так, что мне сидеть больно.
— Слабое утешение. Заживляющая мазь есть?
— Нет.
— Неужели залечить не можешь?
— Мне сейчас нежелательно. У тебя могу оттянуть силы.
— Да, сил ты оттягиваешь нормально…
Он улыбнулся, и я ответила ему на улыбку.
Вот бы также просто было бы ему признаться, что это я в него стреляла. Но эти мои откровения Стасу открыли мне неприятную правду о себе. То есть, еще одну, которую предстоит либо пережить, либо нет. Я не ради Игоря в него стреляла. Ради себя. Это мне было невыносимо снова пройти с Игорем по кругам ада, переживая и умирая от страха за него. А ведь Игорь — не моя ответственность. Да, он мой друг. И, наверное, сделал бы для меня все, что мог. Но как в моей голове поселилось это допущение — убить Стаса? Как же я устала и отчаялась спасти Игоря тогда?..
…Когда это вообще не было моим делом.
Все мы лезем в чужие жизни, не задумываясь вообще о последствиях. Я, Горький, Игорь. Для нас это также просто, как собрать анамнез или улики. Мы забыли, что есть границы… Всему есть предел. Но теперь Горький не понимает, что я — не его личная ответственность, как и Игорь. Как не понимала и я.
Только для меня уже поздно.
И что удивляться, если Игорь, как чувствовал, позвонил именно в этот момент?
— Будешь еще кофе? — поинтересовался Стас, бросив на меня взгляд.
— Угу, — кивнула я, стараясь не втягивать голову в плечи. — Сейчас вернусь…
— Можешь не оправдываться, — услышала я холодное в спину и направилась к двери.
Как и обещал Горький, тумана он напустил еще больше — я ничего не видела дальше второй ступеньки крыльца. Не понять, какое время суток, кроме того, что день. Жутко. И
