Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон
* * *
Первым делом — свет. И место, где сесть. Где расположить свои принадлежности. Чашка воды.
— Вот все, что мне нужно, — сказала Бри, оглядев безмолвную палатку. Она мгновение поколебалась и добавила: — Не знаю, чего именно вы желали… то есть я имею в виду… нечто вроде портрета краской или только рисунок — или несколько рисунков? В записке говорилось о сходстве, и я могу сделать все, что вам угодно, хотя сегодня, боюсь, вынуждена ограничиться только набросками и заметками для более точного сходства.
— Хм. — Пинкни глубоко вздохнул и нахмурился, на миг отведя глаза в сторону. Затем снова посмотрел на Бри и расправил плечи. — Боюсь, это еще не решено, миссис Маккензи. Но уверяю вас, вы получите адекватную компенсацию за любую… форму, которая потребуется. Я лично это гарантирую.
— Ох. Я вовсе не о том беспокоюсь. — Брианна слегка покраснела от смущения. — Я и не ждала, что мне заплатят… э-э… то есть я с самого начала намеревалась сделать это просто в качестве жеста… доброй воли. В поддержку армии, я имею в виду.
Все четверо мужчин уставились на нее с разной степенью удивления. Румянец у нее на лице запылал еще сильнее.
Ей и в голову не приходило, что лорд Джон не сказал Уильяму, что она на стороне повстанцев. Доктор Уоллес, несомненно, знал о ее политической приверженности, но, возможно, счел благоразумным не упоминать об этом. К тому же она жила и работала в доме известного лоялиста в городе, находящемся под британской оккупацией.
Что ж, правда выплыла наружу. Она спокойно встретила взгляд Уильяма и подняла одну бровь. Он поднял бровь в ответ и отвел глаза.
Было за полдень; свет уже уходил, через пару часов совсем стемнеет. Капитан Пинкни заверил ее, что в свечах недостатка не будет. Или она предпочитает фонарь?
— Возможно, — откликнулась Бри. — Я сделаю столько набросков, сколько смогу. Э-э… как долго?
Учитывая исходящее от мертвеца зловоние, наверняка его хотят закопать как можно скорее.
— Мы похороним его с должными почестями завтра утром, — ответил капитан Пинкни, верно истолковав ее вопрос. — Сегодня вечером, после ужина, придут люди, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Эм… вас это не побеспокоит?
Представив себе поток посетителей, Брианна на миг смешалась.
— Да, все в полном порядке, — твердо сказала она. — Их я тоже нарисую.
95
Pozegnanie[252]
Брианна сидела в тени — неприметная фигура со склоненной головой. Мягкое шуршание древесного угля тонуло в покашливаниях и шорохе одежды. Она наблюдала, как мужчины поодиночке, по двое и трое ныряют под открытый полог палатки и подходят к генералу. Они останавливались рядом и смотрели на его лицо, умиротворенное в свете свечей, а она по мере возможности подмечала все, что отражалось на их собственных лицах: горе, печаль, тень страха в глазах или пустой от потрясения и усталости взгляд.
Многие плакали.
Уильям и Джон Синнамон в почтительном молчании стояли чуть сзади, по обе стороны от нее. Ординарец генерала Линкольна предложил им табуретки, но они вежливо отказались. Бри находила странное утешение и поддержку в их присутствии.
Солдаты приходили ротами, одно обмундирование (в некоторых случаях только значки ополченцев) сменялось другим. Джон Синнамон время от времени переминался с ноги на ногу и глубоко вздыхал или прочищал горло. Уильям стоял молча.
Интересно, чем он занят? Считает солдат? Оценивает состояние американских войск? Они были потрепанными, грязными и неопрятными, и, несмотря на уважительное поведение, далеко не все роты имели хоть какое-то представление о порядке.
Впервые Брианна задумалась, какие мотивы побудили Уильяма поехать с ней. Обрадовавшись их встрече, она приняла за чистую монету его заявление о том, что он не отпустит свою сестру в военный лагерь без сопровождения. Однако говорил ли он искренне? Из слов лорда Джона Бри знала, что Уильям оставил военную службу, но это не значит, что он перешел на другую сторону. Или что его не интересует состояние осаждающих. Вдруг он передаст какие-либо сведения, добытые во время визита? «Я служил в армии», — сказал Уильям. Очевидно, брат все еще имел связи среди британских военных.
При этой мысли по плечам у Бри побежали мурашки; ей захотелось обернуться и посмотреть на него. Мгновение поколебавшись, она так и поступила. Уильям стоял с серьезным лицом, глядя на нее.
— Все хорошо? — спросил он шепотом.
— Да, — сказала она, успокоившись. — Просто стало интересно, не спите ли вы стоя.
— Еще нет.
Брианна улыбнулась и открыла рот, чтобы извиниться за то, что по ее милости он и его друг весь вечер на ногах. Уильям остановил ее легким движением пальцев.
— Все в порядке, — тихо сказал он. — Делайте то, зачем пришли. Мы останемся и сопроводим вас домой утром. Я говорил серьезно, что не оставлю вас одну.
Бри сглотнула.
— Знаю, — сказала она так же тихо. — Спасибо.
Снаружи возникло оживление. Шарканье солдат смолкло. Она села прямо, ощущая присутствие двух мужчин за спиной, и уловила шепот Уильяма:
— Полагаю, это генерал Линкольн.
Джон Синнамон вопросительно фыркнул, но ничего не сказал. Спустя мгновение полог палатки откинули далеко назад и внутрь, хромая, вошел очень толстый, коренастый мужчина в треуголке и полной военной форме Континентальной армии. Его сопровождала тесно сбитая группа офицеров в разной форме. Начался дождь, и вместе с ними в палатку ворвалось желанное дуновение прохладного сырого воздуха.
Брианна сунула свои наброски в ящик и достала несколько чистых листов, но не сразу вернулась к работе; она не хотела привлекать к себе внимания. Прямо перед ней вершилась история.
Ее сердце этим вечером вело себя смирно, однако теперь забилось быстрее и весьма неприятно; она забеспокоилась, что вот-вот потеряет над ним контроль. Бри сильно прижала ладонь к планке корсета и мысленно приказала «Тихо!», как будто сердце было большой непослушной собакой.
Генерал остановился возле покойника, кашлянул — запах усиливался, несмотря на ночную прохладу, — и медленно снял шляпу. Он повернулся и прошептал что-то стоявшему рядом человеку — французу? Бри показалось, что Линкольн говорит на французском, хотя и весьма скверном. Она вновь уловила запах ночного дождя и увидела в пыли следы капель, которые генерал стряхнул со своей шляпы.
Линкольн поманил к себе троих мужчин. Французы, — подсознательно отметил беспристрастный наблюдатель у Бри в голове, пока она делала быстрые карандашные штрихи и грубые наброски вышивки, эполетов, широкополых синих мундиров, красных жилетов и бриджей.
Трое мужчин — морские офицеры? — шагнули вперед. Один, стоявший чуть впереди, торжественно прижимал к груди шляпу,
