Ночные птицы - Елена Коломеец
— Держи амулет крепче и представляй себе свет и порядок, стремись к нему, — наставляла Страуда настоятельница. Она ходила вокруг стола, расставляя свечи, кристаллы и белые лилии, которые называли «поцелуй мертвеца». Если пара Праотца и Первоматери была полна жизни, то Бестард и Наита— их противоположность на колесе мира, были не то чтобы мертвы, но и не живы, как не живы свет и тьма.
Лане разрешили присутствовать, но строго наказали сидеть тихо и не мешать. Она наблюдала за приготовлениями с ощущением какого-то дикого ужаса и оцепенения. Все это так напоминало настоящие похороны, что ей казалось даже, будто пахнет сосновым маслом, которым натирали покойников в Свалледе. С прихода в храм они с Арденом едва парой слов перекинулись, и сейчас Лана не могла отделаться от жутких мыслей, что все может закончиться плохо, а она даже не поговорила с ним, не объяснилась. Несколько раз она порывалась встать, но матушка Атинна так зыркала в ее сторону, что Лана в итоге замерла в каком-то судорожно-нервном оцепенении и боялась лишний раз вздохнуть.
— Других людей звать не будем, — сказала настоятельница, заканчивая приготовления, — чем меньше ушей и глаз, тем лучше.
Она стояла у изголовья стола, в ногах — Самия, которая была частью истории, и сама хотела помочь. Арден лежал неподвижно. Нервное переживание прошло, оставив какую-то надрывную безнадежность. Он устал и не понимал сам, чего же хочет. Чтобы все быстрее закончилось и он вернулся к привычной жизни? Чтобы что-то изменилось? И если да, то как именно? Он давно вычеркнул из жизни пустые переживания, но теперь понимал, что все это время они копились где-то рядом, готовые выставить счет, когда придет время.
— Благословенна жизнь, — прошептала настоятельница.
— Благословенна жизнь, — повторили за ней Лана, Самия и Арден.
— Иди к свету и будь достоин его, — продолжила матушка, поднимая ладони над головой наемника. Из них струился свет. Теплый и уютный, будто свет очага или свечи. Тонкой, высокой нотой запели белые кристаллы, остро запахло тем неуловимо свежим запахом, что бывает в начале дождя. Чем больше отзывались на магию разложенные на ритуальном столе предметы, тем сильнее менялся свет, окруживший Ардена. Вспыхнули, как огненные шары, кристаллы, плеснули силой. Всю комнату затопил болезненно-яркий, невыносимо холодный, слепящий свет Бестарда. И Арден утонул в нем.
Все вокруг было светом. И сам он стал светом.
Свет сиял над головой, разливался под ногами, плескался, словно волны вокруг. Тонкие, угловатые хрустальные мосты пересекали пространство, уходя куда-то вдаль. Впереди, насколько хватало взгляда, были только свет и пустота. Однообразно гудели и звенели ноты, будто кто-то проводил по краю огромных бокалов.
Арден чувствовал легкую тошноту и опустошенность, но вместе с тем облегчение. Чтобы не перенеслось в Истинный свет, это не было им самим в полной мере. Возможно, это была лучшая часть его, а может, просто правильная. Как бы там ни было, но чувство полного покоя и безразличия овладело им. Он шел вперед по хрустальному мосту, потому что идти было правильнее, чем стоять.
Спустя какое-то время, он перестал ощущать не только время, но и пространство. Сколько он брел по этому сияющему миру, Арден сказать не мог, равно как не мог сказать, шел он по прозрачному мосту или просто в пустоте. Навстречу ему рванулось несколько световых пятен, преграждая путь. Они были болезненно яркими, и всполохи света вырывались из них, как лезвия клинков.
— Как посмел ты нарушить мой покой, сын ночи? — раздался голос. Он звучал всюду, будто Арден оказался внутри огромного говорящего колокола. Звук причинял нестерпимую боль, отдавался в каждой точке тела.
— Меня послала Наита, — прошептал Арден. Свет и звук наполняли его, проникали внутрь, как ножи, жгли углями. Он уже не чувствовал себя чем-то еще кроме как разрушающимся сгустком боли. Вот договорит сейчас последние слова и рассыплется пеплом. Что бы ни существовало сейчас в Истинном свете под именем Ардена Страуда, оно погибало. — Ты забрал ее птиц, — уже не говорил, а думал он, — должен вернуть.
— Я? — ударил волной голос, заставляя мир содрогнуться. — Я не беру чужого.
Давление ослабло, и Арден понял, что Бестард удалился куда-то в своем неведомом и непостижимом мире. Боль уже не терзала его, став тягучей и ноющей, и невозможно было разобрать, боль это или еще одна гудящая кристальная нота. Арден больше не ощущал своего тела, не ощущал самого себя. Он медленно растворялся в свете, и это было так умиротворяюще, так спокойно.
Он никогда не задумывался о каком-либо ином для себя исходе, кроме Сердцевины ночи Наиты, но сейчас, ощутив покой Истинного света, понял, что никуда не хочет больше идти. Что ждет его дома? Гильдия? Служение Наите? Случайные встречи? Деловые партнеры? Все это разбилось в волнах света и гудящего звона Бестарда. Рассыпалось прахом, которым и было. Было ли в его жизни хоть что-то настоящее с тех пор, как он ушел из родного города? Истинный свет очистил его, сбил окостеневший камень с мыслей и чувств, и оказалось, что нет в его жизни ничего, к чему стоило бы вернуться. Разве что последние дни были другими.
И дело было не только в Лане. Хотя она так отличалась от девушек, которые были в его жизни. А может, и не она отличалась, а он сам стал в чем-то другим? Поэтому и смог увидеть в ней другое? Но это было нужно лишь ему.
Мысли Ардена путались, повторялись и затихали растворяясь. Истинный свет принял его, как принимает душу после ее земного пути. Одаряя спокойствием и умиротворением.
Душа Ардена обрела покой, а тело, лежащее на ритуальном столе в храме Первоматери в Шафтене, умирало. Потускнел свет кристаллов, ушло ощущение силы, что наполняло зал, буквально заставляя волосы вставать дыбом. Все просто закончилось. Как дочитанная и закрытая книга. Как погашенный на ночь свет. Как ночная тишина ушедшего дня.
— Все в порядке? — не выдержала Лана. Она чувствовала, что что-то пошло не так. Замершие в равновесии чаши весов дернулись и склонились, но не в ту сторону, в которую планировали они. Ни птиц, ни Ардена, ничего. Пустота.
— Арден? Арден! — она метнулась к столу. Беспорядочно хватала то кристаллы, то холодные руки Ардена, то амулет Бестарда на его груди. Это неправильно. Этого не может быть! — Матушка, матушка, сделайте что-то! Спасите его! Заканчивайте ритуал, вытащите его оттуда! — в замершей тишине зала ее крики и истерика казались чем-то болезненным, почти непристойным и одновременно горьким.
Настоятельница замерла, чувствуя пустоту в руках. Сила ушла.
