Проданная (СИ) - Семенова Лика

Паук возник, как напоминание. Предостережение. Казалось, невыразительные крапчатые глаза с десятками крошечных «зрачков», видят меня насквозь. Я остановилась, понимая, что меня бьет мелкая дрожь. Сильвия почтительно склонила стриженную голову. Я инстинктивно сделала то же самое, но тут же почувствовала пальцы под подбородком.

Все они делают так. Все, кто выше. Кто над нами. Это жест хозяина, жест превосходства. Квинт Мателлин, Невий, управляющий, Сальмар Дикан, Вади Таар, оценщики, перекупщики, охранники. Разные люди с одинаковым жестом рабовладельца.

Огден пристально смотрел мне в лицо, сосредоточенно сощурившись. Повертел мою голову, отстранился, по-хозяйски коснулся волос, поправил прядь. Кивнул Сильвии:

— Прекрасно. Но следи за ней — она не обучена, ты помнишь. Любая оплошность — и я спрошу с тебя. И наказана будешь ты.

Сильвия вновь почтительно склонилась, давая понять, что вняла каждому слову:

— Будьте спокойны, господин управляющий. Она будет стоять с хлебной тарелкой, как вы и приказали.

Паук посмотрел на меня:

— Надеюсь, ты все помнишь?

Я сцепила зубы, опустила голову, лишь бы не видеть его:

— Да, господин управляющий.

Он кивнул, прикрывая глаза:

— Хорошо, Лелия. Я очень рассчитываю на тебя.

Он вновь кивнул Сильвии, давая понять, что закончил со мной и позволяет нам войти в покои господина.

Квинта Мателлина еще не было в столовой, но стол уже был сервирован. Странное зрелище… Стол, длинный, как стартовая полоса, накрытый белой хрустящей скатертью. Пустой и нетронутый, как снежная равнина. И лишь с одного из торцов стоял серебряный прибор на персональной салфетке. Рядом — ваза с цветами. Я никогда не видела таких. Нежные, будто полупрозрачные, с изогнутыми длинными лепестками. Кажется, это они так дивно пахли. Запах будто звенел. Хотелось вдыхать и вдыхать.

Рабыни уже закончили приготовления и выстроились шеренгой у стены. Каждая держала в руках то, что полагалось. Салфетки, поднос со специями, блюдо с нарезанным хлебом под крышкой из жидкого стекла, блюдо с жареными капангами. В каждый розовый плод была воткнула крошечная серебряная вилочка. Я подняла глаза: хлеб держала Вана. Заметив меня, она неестественно выпрямилась, поджала губы. Ее взгляды были ножами. Гаар сказала, что она ненавидит меня… это было понятно и без Гаар. Трудно ошибиться.

Сильвия пошла прямиком к верийке, я последовала за ней. По мере того, как мы приближались, лицо Ваны мрачнело. Сильвия кивнула на меня:

— Вана, отдай хлеб Лелии.

Та только попятилась, вцепилась в поднос, покачала головой:

— Но, это моя обязанность. Я всегда подаю моему господину хлеб.

Вальдорка лишь поджала короткие губы:

— Ты споришь? Отдай хлеб. Сегодня ты подашь вторую салфетку.

Сильвия решительно выдернула поднос из рук Ваны и передала мне. Тем же жестом выхватила длинную салфетку из пальцев другой рабыни, стоящей рядом, и всучила обескураженной верийке.

Вана скривилась, едва не плача:

— Это я… я всегда подаю хлеб моему господину.

Сильвия лишь шикнула:

— Замолчи, чтобы я тебя не слышала. — Она повернулась ко мне: — Будешь внимательно смотреть на меня. Как только я кивну, ты подойдешь к господину справа и с поклоном протянешь поднос. Как только господин возьмет хлеб, ты отойдешь на свое место и снова будешь ждать сигнала. Но запомни: у стола никому не позволено поворачиваться к господину спиной. Ты поняла меня? — Она вытянула руки, будто держала поднос. Поклонилась пустому месту и попятилась на несколько шагов: — Вот так. Поняла?

Я кивнула:

— Я все поняла.

Сильвия встрепенулась, вероятно, услышав знакомые шаги, и поспешила к столу.

Поднос ходил ходуном в моих руках. Вана стояла совсем рядом и многозначительно сопела. Я будто кожей чувствовала, как она меня ненавидела.

Когда вошел Квинт Мателлин, все замерли. Мое сердце пропустило удар и будто ухнуло вниз с огромной высоты. Я не чувствовала рук и ежесекундно боялась уронить поднос. Весь в черном, будто в трауре. Длинные гладкие волосы сливались с черным глянцем мантии. Он занял место за столом, бегло окинул взглядом столовую. Мне показалось, что его глаза на миг задержались на мне, и я лишь сильнее вцепилась в узорные ручки подноса. Я ничего не видела — лишь размазанные пятна. Ничего не слышала — лишь безумное биение собственного сердца. Я изо всех сил вцепилась взглядом в Сильвию, стоявшую немного в отдалении от господина, чтобы не пропустить ее знак. Сейчас не было ничего важнее. Наконец, спустя время, она пристально посмотрела на меня и кивнула.

Будто в бреду, я сделала шаг, неожиданно дернулась от толчка, вздрогнула… и с ужасом поняла, что падаю. Я просто рухнула на колени. Тело прошило отголоском жесткого удара. Хлеб вылетел из-под колпака и рассыпался по узорному мрамору под грохот серебряного подноса.

Я отчаянно надеялась, что все это привиделось. Что распаленное воображение рисовало самые страшные, недопустимые вероятности, оживляло страхи. Но я все еще стояла на коленях, с ужасом глядя на рассыпанный хлеб. Не в силах двинуться.

Повисла удушающая тишина. Казалось, все единым разом замерли, перестали дышать. И все смотрели на меня. Это верийка. Проклятая Вана. Она толкнула меня в спину. Я почувствовала это. Это должны были увидеть. Все, кто стоял рядом!

Сильвия приближалась ко мне. Каждый ее шаг отзывался в голове раскатом грома. Она молча ухватила меня за волосы, вынуждая подняться, и потащила к дверям, как куклу. Я не сопротивлялась, молчала, лишь хваталась за ее пальцы, инстинктивно пытаясь ослабить поистине мужскую хватку. Краем глаза я видела черную фигуру за белым столом. Черное и белое. Здесь не бывает полутонов. Сейчас, в этот самый миг, я погружалась в самую черную бездну, которая лишала надежды.

Сильвия выволокла меня за дверь, бросила охране что-то короткое. Те поняли без уточнений. И вот я уже шла по галерее, с трудом успевая за широкими шагами имперцев-вольнонаемников, которые вели меня под локти. Я не успела ничего сказать. Я должна была сказать Сильвии, что это Вана. Я должна была оправдаться, защититься. Я не сделала ничего. Растерялась, не успела.

Мы спускались все ниже и ниже. Миновали технический этаж, но снова спускались. Может, мне просто тихо свернут шею и вышвырнут в дворцовую канализацию? Мысль была совершенно безумной, но я не исключала даже самые ужасные варианты. Наконец, меня втолкнули в проем, который тут же закрылся световой решеткой.

Дворцовая тюрьма.

В доме Ника Сверта тоже была тюрьма для рабов. Но ни разу за все проведенные на Белом Ациане годы я не спускалась туда. Когда-то в детстве мне просто запретили ходить в эту часть дома… Я была послушным ребенком. Я никогда не видела этой изнанки.

Голые каменные стены. Серые, холодные, шершавые. Я будто сливалась с ними своим серым рабским платьем. Исчезала, перерезанная пополам зеленым поясом. Ни окон, ни лампочки. Освещение давала лишь световая решетка, отбрасывая ядовито-желтое размазанное пятно. Этот свет резал глаза.

Я села на корточки у стены и терла ушибленные колени. Кажется, это все… Квинт Мателлин больше не посмотрит на меня. Что сделает управляющий? Что делают в этом доме с провинившимися рабами? А может… Догадка пришла сама собой. Может, Ване велели это сделать? Теперь я провинилась перед господином, у всех на глазах. Паук мечтает избавиться от меня — это очевидно. И он получил неоспоримый повод. Но, что значит «избавиться»? Осуществить все то, чем грозил, или просто продать на Саклине другому хозяину? Я девственница, я все еще не потеряла в цене.

Не знаю, сколько времени я просидела вот так. Времени здесь будто не существовало. Лишь страх и холод. Как тогда, под потолком. От раздумий отвлекли гулкие шаги, послышавшиеся в коридоре. Я поднялась рывком, с судорожным вздохом. Управляющий и Сильвия. Решетка исчезла. Пульсируя, разгорелась длинная трубка белой лампы. Сильвия встала у дверного проема, опустила голову. Я не поняла, что она сжимала в своих широких мужских ладонях.