Кошка Белого Графа - Кира Калинина
Фраза оборвалась на вопросительной ноте.
– Спасибо, – Рауд притворился, что не понял намека.
Отец на миг сощурил глаза и медленно кивнул. Уход от ответа – тоже ответ, а то, что знает один сновидец, знает все Гнездо.
– Как мама? Как Карстен? – отцовский голос дрогнул.
– На прошлой неделе пришло письмо. Они в Нотьеше. Посмотрели Веррианский дворец и водопады Гроха. Собираются в Тиенну.
Мама не отвечала на отцовские письма, только время от времени справлялась у Рауда о здоровье мужа.
– Она никогда не простит меня, – отец тяжело вздохнул. – И ты тоже.
– Мне не за что тебя прощать.
Рауд мог бы сказать, что двадцать два года – слишком мало, чтобы заморозить себя в вечной зиме. Что после окончательного принятия дара все краски жизни для него словно запорошило снегом. Это Альрик почти не изменился, лишь стал чаще заводить новых любовниц. А для зимней стихии нужно созреть.
Но теперь это не имело значения.
– С богами не спорят, – заметил он.
Пусть отец уверял, что счастлив своей новой судьбой, Рауд не сомневался: он не уступил бы ни титул, ни дар не будь на то воли богини.
– У твоей Кошки шок, – сказал отец. – Когда восстановит силы, позови меня, я с ней потолкую.
– Если она согласится.
– Ты собираешься ее спрашивать?
Рауд отвел глаза. На кону стояло слишком многое, но…
– Мы и так напугали ее до полусмерти. Отторжение началось раньше, чем должно было.
– Это из-за того, что у нее нет связи с основным телом.
Вот оно что. Кошка сказала, ее околдовали. Он не поверил. Но отсечение от Небыли – тоже разновидность колдовства…
– В любом случае я буду говорить с ней сам.
– Уверен, что справишься? Она выглядела, как…
– Кукла, – подсказал Рауд.
Ловушка обладала свойствами мира снов, а в мире снов обычный человек – или оборотень – не способен ни лгать, ни менять вид по собственной воле. Вернее, способен, но лишь в том случае, если обманывает сам себя и верит в свой обман. Это редкость, род душевной болезни. Проделывать такое осознанно может лишь истинный мастер, а Кошка мастером не была.
Но и обыкновенным оборотнем тоже.
Ее человеческое обличье напомнило Рауду куклу, стоявшую на каминной полке в мамином будуаре. Красные юбки, пышные формы, белокурые локоны. Фигурка в шаре была слишком маленькой, чтобы рассмотреть подробности, однако в жизни женщина вряд ли станет подражать кукле…
Есть ли у Нежи власть над снами?
– Светлые боги никогда не давали оборотням своих личин.
Отец передернул плечами:
– Все когда-то бывает в первый раз. Эта девица вошла в твой сон легко и незаметно, как истинный фантум.
– Возможно, она просто бездумное орудие. Мы оба знаем, как боги умеют играть с людьми.
– Только не дай милому личику ввести тебя в заблуждение, – опершись о подлокотники, отец наклонился вперед. – Фантум светлой богини все равно фантум. Помни, что случилось с Гинасом.
Он поглядел на заснеженные ели, на мягкие хлопья, беззвучно летящие с высоты – из ниоткуда в никуда.
– Я хотел предупредить тебя, Рауд. С некоторых пор в сон-эхе дворца появились странные оттенки. Нет оснований подозревать злонамеренное воздействие. Там каждую ночь засыпает слишком много людей, и магов в том числе, колебания эха неизбежны. Но мне это не нравится.
Все было как прежде – карета, волчья шуба. И я в кошачьем теле. Вроде бы и мига не прошло, но от кучера и его тулупа остался один запах, под полозьями бодро пел снег, звенели бубенчики. В окна лился тихий дневной свет, отражаясь от начищенных сапог графа.
Даниш-Фрост сидел напротив – нога на ногу, руки скрещены на груди.
– Неважный из тебя захватчик чужих тел, – произнес он с холодной усмешкой. – Как и из меня допросчик. Позже попробуем еще раз, а сейчас тебе надо отдохнуть и подкрепиться. Тело без души быстро теряет силы.
Не знаю, как насчет души, но тело и правда одолевала слабость. И не та, какая случается от усталости после долгого бега по снегу и бессонной ночи на лютом морозе. Эта слабость была, как после тяжелой болезни – словно из меня выпили саму жизнь, оставив лишь чуть на донышке. Не хватало сил даже на то, чтобы как следует испугаться, а на злость и подавно.
Поэтому, когда граф поставил передо мной тарелку с паштетом из гусиной печенки, я не стала гордо фыркать ему в лицо, хотя в глубине души и хотелось, а привстав на дрожащих лапах, передвинулась к краю дивана и лизнула мягкую, жирную, божественно ароматную розоватую массу.
Свяна, что за вкус! Теперь я понимаю, почему богачи смотрят на нас свысока. Тот, кто каждый день ест такое чудо, должен ощущать себя небожителем.
Я опомнилась, только когда опустошила тарелку – еще и крошки языком слизнула. И все на глазах у человека, который чуть меня не убил…
Я вцепилась в эту мысль когтями и зубами, не давая себе провалиться в сон. В животе было тепло, глаза отчаянно слипались. Но засыпать нельзя! Иначе проклятый Даниш снова утащит меня в свой снежный кошмар.
Граф спрятал под сиденье чудо-сундучок со съестным, а когда выпрямился, в его руках был стеклянный шар размером с крупное яблоко. В шаре роем вились белые крупинки, стояли крохотные елки в снегу и домик с веселыми ставенками…
Спину продрало ледяной дрожью, вмиг прогнавшей сон.
– Скажу на случай, если ты не знала. За проникновение в чужой сон полагается каторга. Но сначала будет разорвана твоя связь с незримыми мирами и с Небылью тоже. Захват тела карается казнью через повешение.
Он смотрел на меня безжалостными совиными глазами, а я разглядывала хищный рисунок его ноздрей, четкую линию скул и не могла понять, куда делся добродушный человек, который отогрел на своей груди замерзшую кошку.
Как убедить его, что я никуда не проникала и, тем более, ничего не захватывала. Поорать мяу на все лады? Порвать обивку на диване или расцарапать ему лицо? Так ведь пристукнет еще. Даром что снежные кошки числятся священными животными.
– Не имеет значения, для себя ты это делаешь или для Нежи, – продолжал граф, – итог будет один. Кстати, нашу с тобой общую богиню зовут именно так – Нежа. Люди часто ошибаются, а она этого не любит, учти.
Так вот что означало ее «Зови правильно». Что ж, учту теперь.
– Дар оборотня открывает многие двери. Но хождению по снам тебя явно не учили, а меня
