Дочь княжеская. Книга 4 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна
Через время Хрийз поняла, что согласилась на игру зря. Ещё чуть позже — прокляла всё. Руки слушались по-прежнему едва-едва, пальцы Милы были — холоднее прошлогоднего снега, её смех звучал слишком громко, маскировка с ауры сползла, обнажая мертвенную серость, а в голове от бесконечных «чалябей» звенело набатом, ещё немного — сойдёт с ума, как это бедное, не сумевшее повзрослеть за пролетевшие над нею четыре сотни лет, дитя. Наверное, Хрийз на время даже потеряла сознание…
Очнулась от того, что ледяное тельце неумершей прижалось к боку, к плечу, холодные лапки обхватили поперёк тела.
— Спрашивай, твоя светлость, — тихо сказала Мила в самое ухо, и кожа не ощутила дыхания, которое должно было бы, по идее, исходить от её губ.
Зато дыбом встали не только корни тяжёлых кос (были бы волосы короткими, поднялись бы полностью), но весь пушок, какой только был на теле. Спрашивай, сказала маленькая неумершая. Спрашивай. О чём бы только, кто б подсказал!
— Что с моим отцом, князем Браниславом? — с трудом подчиняя себе язык и губы выдохнула Хрийз. — Он жив? Или… кто-то из вас проводил его. Может быть, даже ты.
— Никто из нас не провожал князя Сиреневого Берега, — ответила Мила, пристраивая растрёпанную головку у Хрийз на плече. — Нет следов его ухода нигде на Грани. В яви мира он. В яви.
В яви. Но есть же вещи похуже смерти! Например, не умереть, но питать собой один из проклятых артефактов проклятых колдунов проклятых Потерянных Земель, отродья проклятой паразитической Империи Третерумка, выжирающей всё вокруг себя в полный ноль.
«Если так» — в отчаянии думала Хрийз, — «если в плен попал и его… и с ним… надо отобрать! И отпустить…» И тут же вспоминался ей Рахсим, его издевательская манера поведения, манера сильного, уверенного в себе, уверенного в том, что вот уж ему-то — никогда и ни за чтo ничего не будет. Ведь сбежал же! Ведь выкрутился же как-то и сбежал. Куда? Хрийз очень надеялась на то, что Темнейший и мама из-под земли его достанут и упокоят навеки. Это если он на Земле остался.
А мог ведь обратно в Третий мир вернуться. Да, основной, питающий его страшную жизнь, якорь разрушен. Но в Потерянных Землях немало созданных им артефактов. На основе вытащенных им из замученных тел детских душ созданных! Он мог вернуться в любой из них. И как-то воссоздать — захватить! — себе тело.
А это значило только одно.
Война продолжается.
Ничего не закончилось.
Всё, может быть, только начинается.
— Спрашивай, — прошелестело в ухе зимней позёмкой. — Спрашивай ещё!
— Желан…
Но и Желан не оставил следов ухода на Грани. Где-то жив… Или же, как и отец, угодил в ловушку чудовищного посмертия.
— Ещё! Ещё один вопрос, маленькая княжна.
Один! Хрийз вовремя прикусила язык, потому что сорвётся с него, с бескостного, — «что, всего один?» И на том ответы, заработанные тяжёлой игрой с безумицей, закончатся.
— Почему Сихар? Почему не Хафиза Малкинична?
— Хафиза в Дармице, — помолчав, ответила Мила. — В Дармице плохо совсем…
Хрийз хотела спросить, насколько плохо в Дармице, но Мила выскользнула из-под бока, и сразу же стало ясно, насколько замёрзла и буквально онемела от ледяного холода половина тела, согревавшая неумершую.
— Вопросы окончились, — объявила Мила, и улыбнулась, совсем по-детски. И можно было бы принять её за ребёнка, этакого маленького ангелочка с кудряшками и голубыми, доверчиво распахнутыми миру глазами, если бы не кончики клыков, торчавшие из-под верхней губы. И не совершенно мерзкого вида одежда, вся в старых пятнах и потёках, да ещё и с дырками.
— Мила, — выговорила Хрийз, — спасибо тебе…
— Ты обещала связать мне платье и нарядить как даму, — напомнила Мила, становясь очень серьёзной.
— Обещала, — отозвалась Хрийз. — Но сама видишь… не сейчас…
— Не сейчас, — кивнула маленькая неумершая. — Ладушки?
Хрийз вздохнула — опять игра! — и подняла ладонь, а Мила засмеялась снова.
Не так, как смеялась при виде врагов, совсем по-другому. Не голодно, а… довольно. Как будто задумала шалость, и шалость наконец-то удалась.
И Хрийз вдруг поняла, чему смеялась Мила, и какая-такая шалость удалась ей.
Руки двигались. Не так легко, как хотелось бы, но двигались! Двигались сами. Им больше не нужна была Милина помощь. И сказать бы спасибо, поблагодарить, но слова застряли в горле комом, не протолкнуть. И по щекам сами собой поползли слёзы.
— Ты свяжешь мне платье, маленькая княжна, — объяснила Мила. — И я буду дама. Красивая дама. Да?
— Да, Мила, — выдохнула Хрийз наконец. — Свяжу. Будешь ты у меня красивая дама. Лучше всех.
Мила счастливо заулыбалась, как будто ей пообещали большую шоколадную конфету с хрустящей вафлей внутри. Но трудно не думать о клыках, таящихся за этой улыбкой, и той Силе, проводником которой Мила служит. Странная закономерность, если подумать. Чем больше дано кому-то магии, тем меньше у этого кого-то разума. Взять хотя бы Лисчим, дочь Ненаша и принцессы Пельчар: телом взрослая женщина, разумом — не от мира сего, не так, чтобы совсем, но всё же. Карина — туда же, со своими рисунками и простой констатацией факта: «я сумасшедшая…» И у остальных тоже ведь не одна придурь, так другая. И если кажется, будто они нормальные, то это означает только одно: хорошо маскируются.
Как будто сила обязательно должна уравновеситься каким-то изъяном, не телесным, так душевным. Или условием. Как в сказках, когда можно, допустим, взять жар-птицу из клетки, но саму клетку трогать нельзя, иначе будет беда.
«А я?»
Хороший вопрос. А ты — лежишь бревно бревном, руки еле шевелятся, всё время спишь, гляди, доспишься, — тебя сейчас палкой перешибить легче лёгкого, буде кому нехорошему это вздумается.
Надо выбираться из болезни. Она что-то совсем уже затянулась; хватит. Надо выбираться!
Но силы снова окончились, и опять провалило в долгий, размером с очередную вечность, сон.
ГЛАВА 4
Проснулась рывком, как от кошмара, хотя сон не вспомнился, не вспомнилось даже, снилось ли что-то вообще или же нет. Но страх, огненной жидкостью прокатившийся по жилам, был реальным. Рядом крутилось… что-то. Ходило вокруг постели на костистых лапах, скрипело, шипело, фыркало. В магическом спектре ощущалось мёртвым, переплетённым нитями стихии Смерти, сгустком, и плетение-то показалось знакомым, даже слишком знакомым.
Сразу вспомнилась хмарь, замеченная на берегу, перед отправлением рейсового в Сосновую Бухту, непокорный своенравный Яшка и ударившая в борт катера волна с пенными черепами на гребне… Тогда Хрийз удалось расплести злую магию, если бы она ещё помнила, как именно сделала это! Тогда был узел, который она увидела, узел, с торчащим из него обрывком нити магического плетение, она потянула за нить и чёрное волшебство распалось. А здесь неведомый враг учёл прошлую ошибку: ничего не торчало из идеально сплетённой погибели. Не за что было хвататься и дёргать.
