Дом грозы - Ксюша Левина
– Не надо, – улыбается Нимея так, что становится не по себе.
Она листает каталог в поисках чего-то стоящего и небольшого, пока Фандер рассматривает витрины.
– Блокираторы? – Она кивает на пару серебряных пулек, которые должны лишить противника сил на пару часов.
– Только с близкого расстояния, два часа для слабых рас.
– Но тут…
– Глаза разуйте, написано же: до двух часов! Два часа, чтобы нейтрализовать паршивого траминерца.
– По-моему, в Экиме запрещено выражаться против любых рас, – холодно обрывает Нимея, не глядя на Фандера.
Она роется в каталоге еще какое-то время, а потом со вздохом закрывает его.
– Только это? – Продавец кивает на слабенькие щиты, фонарики и пару боевых шаров, а Нимея с кислым видом достает деньги.
Она выходит из лавки злая, а Фандер усмехается:
– Ты меня защитила или мне показалось?
– Никто не имеет права оскорблять человека за его расу. Кроме меня, если это касается тебя. – Она тычет пальцем сначала в свою грудь, потом в его.
Фандер пристально смотрит на свою грудь, а Нимея самодовольно усмехается, уверенная, что доставляет ему дискомфорт.
– То есть никто не имеет права оскорблять меня, кроме тебя? – Он сужает список, и это уже звучит совершенно иначе.
– Да. Никто не смеет оскорблять тебя, кроме меня. Садись на пассажирское и молчи следующие полчаса. Я в бешенстве.
Но он готов поклясться, что Нимея хочет рассмеяться. И что ей доставляет удовольствие думать, будто она главная.
Они медленно пересекают город, проезжая сквозь все пробки, и Фандер начинает клевать носом. В голове крутятся знакомые образы подступающих снов. Он настолько привык к своему проклятью по имени Брайт Масон, что даже не сомневается, какие именно сны увидит.
Минуты превращаются в часы, безделье – в вязкую трясину. Спустя сотню миль по трассе пейзаж становится совсем уж скучным, потому что пропадают даже единичные строения.
– Место за рулем не уступишь? – наконец сдается Фандер.
– Не мечтай. – Нимея раздражена и напряжена. – Я выспалась, а ты нет. Меня не было всего пару минут, когда я ходила за документами, а ты отключился. И сейчас засыпаешь.
– Это от безделья. Дорога очень скучная, у Экима такой однообразный ландшафт. – Он даже набирает воздух в легкие, но ловит предупреждающий взгляд Нимеи. Нет, болтать они не будут.
– Я не доверяю сонным принцессам. – Она говорит таким непрошибаемо ледяным тоном, что хочется схватить ее за плечи и хорошенько потрясти – вдруг посыпется иней и она начнет оттаивать.
Фандер понимает, что между ними пропасть. Он сам ее увеличивал с каждым годом, но теперь это становится болезненно ощутимо и кажется большой ошибкой, которую невозможно исправить.
Очевидно, что она воротит нос и терпит. Терпит его. Старается отвернуться при первой возможности. Отстраниться – чем дальше, тем лучше. Открывает окно в машине, хоть в ней вовсе не жарко, лишь бы не вдыхать его запах, не дышать одним с ним воздухом.
– Ты знаешь, что болтаешь во сне? – сообщает Нимея.
Видимо, монотонность дороги вгоняет в тоску и скуку даже молчаливую Ноку, раз она решает обсудить с Фандером его сны. Выражение ее лица становится еще более холодным, будто это не просто разговор, а попытка вскрыть старую рану и поковыряться в ней палкой.
– Да, считай, что это посттравматический синдром, – ворчит он, отвернувшись.
Фандер уж точно не намерен обсуждать с Нокой ее долбанутую подружку-сирену.
– Кхм… Это какие такие травмы ты получил, зай? – скалится она. На губах расцветает наигранно милая, мстительная улыбка.
– По-твоему, в войне пострадали только иные, которых теперь весь мир жалеет? – Фандер улыбается так же «мило» и тут же выставляет вперед руки, чтобы не улететь в лобовое, потому что машина тормозит, ее закручивает и разворачивает на сто восемьдесят градусов.
Кажется, только что все было хорошо – и вдруг стало критически плохо. Нока тяжело дышит сквозь приоткрытые губы, нервно сглатывает. Ее ногти царапают оплетку руля.
– Ты что… сейчас сравнил… свою боль… с моей?
Нимея медленно поворачивает голову, и Фандер впервые видит в ее взгляде абсолютную, каленую, как железо, чистую ненависть. До него мигом доходит, что до этого момента она держала себя в руках лучше, чем он думал.
О, она очень старалась.
– А что, – осторожно произносит Фандер с полуулыбкой отчаянного самоубийцы. – Боль разных людей вообще можно сравнить?
Он намеренно подписывает себе приговор, потому что заслужил, и ему до дрожи нравится результат.
– Помнишь, как Брайт Масон швырнула тебя о землю? – почти спокойно произносит Нока. – Со всей силы приложила.
Улыбка Фандера становится нарочито понимающей, он хорошо помнит этот «прекрасный» день.
– Я больше всего на свете жалею, что ты тогда не сдох, Фандер Хардин. – Ее голос звенит, как всегда, выделяется злая «р-р». – Ты же тогда в первый и последний раз был при смерти, да? Ну если не считать того, как мы закопали тебя в землю. Какого черта ты улыбаешься?
– Хочешь, заплачу? – Он откидывается на подголовник и говорит с Нимеей так проникновенно, будто предлагает услугу, как старый добрый друг.
Ее зрачки сужаются, с лица сходит краска, и на бледной коже ярче выделяются брови, глаза и губы. Фандеру кажется, что даже ее волосы возмущенно вздыбились, но их удерживают косы. Нока определенно готова убивать.
– Ну, давай, расскажи мне о своей боли, Хардин! Давай поговорим! – рычит она и упирается в его колени, подтягивается, нависая сверху, так что их носы соприкасаются.
Он пропустил момент, когда Нока отстегнула ремень безопасности. Ее ногти заостряются и впиваются в его бедра, прорвав грубую ткань штанов. В местах царапин выступает кровь, и это весьма неприятно, но, так и быть, терпимо.
– Что такое? Расскажи, как ты страдал! Поделись, может, кошмары пройдут! – Она шепчет это горячо, словно любовнику, но глаза полны неприязни. – Что скажешь? Что страдал в тюрьме? А может, когда шлялся со своей шайкой по Бовале? О-о-о, наверное, когда прогонял нас из своих домов? – Ее голос надрывается, словно она сейчас расплачется.
Улыбка Фандера, приклеенная к губам, становится все шире и шире.
– Слишком много вопросов, Нока. Может, начнем сразу с претензий? Зачем тебе мои оправдания? Расскажи, кого ты потеряла? По моей вине, я прав? Я сделал тебе больно? Выговорись уже.
Его бровь ползет вверх, в глазах появляется необъяснимый тревожный призрак, отчего Нока вдруг взвизгивает и распахивает дверь машины, чтобы сбежать.
Через пару секунд она исчезает из виду, уже обратившись волчицей, а Фандер спокойно перепарковывает машину на обочину и ждет.
Она вернется. Они слишком близки с Энграмом, чтобы Нока ушла надолго. Просто, должно быть, она испугалась, что прикончит его, если останется.
С этой мыслью он утыкается лбом в руль и перебирает в памяти все разрушенные им дома.
Человек, который не заслужил свободы
Нимея Нока
Я его ненавижу. Ненавижу. Какое громкое идиотское слово. Фу. Я терпеть его не могу. Терпеть не могу.
Нимея тормозит лапами, раскидав вокруг землю, выдыхает и смотрит по сторонам. Ей определенно нравится Эким. Приятно бежать по чистому полю. Земля мягкая, как вата, никаких веток, камней, не нужно огибать деревья, и хвост не цепляется за колючие кусты. В Траминере было не так просто найти место для пробежек, хотя ничто не сравнится с берегом океана. И соленым воздухом. И вересковой пустошью за домиком бабушки в Лавалле.
Нет, все-таки Нимея любит Траминер извращенной, мазохистской любовью, и, будь он другим, она бы осталась в тех краях. Эким же хорош только простором, здесь здорово пробежаться по полю, особенно после пары дней без физических нагрузок. Но силы не бесконечны, и приходится перевести дух. Нимея глубоко, шумно дышит, легкие раскрываются снова и снова, подобно крыльям, становятся шире, заполняя грудную
