Соня и ведьма (СИ) - Тараторина Даха
Семён крепко задумался. Возможно, впервые. Поправил панамку, точно прикрывал плешь.
— Традиции нарушать негоже! — заключил он. — Не я это начал, не мне заканчивать.
— Тогда и швабру прячь сам, — я, на всякий случай, рукавом стёрла с рукоятки отпечатки пальцев.
Он поозирался в поисках тайника, не отыскав, просто закинул улику на шкаф. Засаленная насадка укоризненно свесилась с дверцы.
— Вадимка со своим ростом всё равно не достанет, — жёлтая панамка придавала Сёме вид столь невинный и шаловливый разом, что укорить его в каверзе смог бы разве что бессердечный прокурор. А вот у меня шансов выкрутиться поменьше, так что я не замедлила покинуть место преступления вслед за коллегой.
— Привет, Вадь, — с невозмутимым видом поздоровался шутник. — Чаю выпьешь с нами? Мне новый сорт привезли. А Сонька сыру купила.
Я в доказательство подняла неаккуратно перетянутый целлофаном треугольничек:
— С шафраном.
Вадим заинтересованно принюхался:
— Ага, иду. Только пальто кину.
Мы с Семёном переглянулись и припустили на второй этаж. Негодующий вопль настиг нас уже там.
— Кто отличная команда? Мы отличная команда! — он поднял ладонь, предлагая дать ему пять.
— Мы, конечно, команда, — и встала на цыпочки и неумело стукнула кулачком по его лапище. — Но к этому, — многозначительный взгляд на пол, прячущий взбешённого Вадима, — я отношения не имею.
— Но ты же меня не остановила, — резонно возразил медведь.
— Тебя-а-а-а? В зеркало на себя посмотри!
Коль скоро спросили, Сёма поковырялся в моём рюкзаке, достал зеркало и попытался уместить в него свою ряху. Умещалось либо ухо с куском панамки, либо нос.
— Посмотрел, — вернул он мне сумку и уточнил с детской наивностью: — А что?
— Ничего, — смутилась я. — Выглядишь сегодня хорошо.
Сёма зарделся. Не то что бы он получал мало комплиментов (такого кабана поди не похвали!), но всё ж приятно.
— Врёт, — Лина шарахнула основанием ладони по степлеру, сшивая архивные документы. — Ты похож на гориллу, с которой спорить себе дороже. На гориллу в идиотской жёлтой панамке, — подумав, добавила эмпат. — Новенькая чувствует именно это.
Семён обиженно воззрился на меня.
— Неправда! — я выставила рюкзак, как щит. — Твоя панамка мне очень нравится!
— «Насколько бы идиотской она не была», — ляпнула ведьма.
Семён стащил любимый головной убор, попутно вытерев им покрасневший нос:
— Злые вы. Обе, — шмыгнул он и поспешил умчаться куда-то вниз.
Лина аккуратно простучала об столешницу кипу бумаг, чтобы ни с одной из сторон не торчало ни листика, добавила в коробку, криво подписанную маркером «сИкретно».
— Ну, довольна?
— Чем это? — потупилась я. Коллеги мужеского полу не позволяли эмпатке распускать язык, но наедине она отрывалась по полной, умудряясь оскорбить так изящно, что, вроде, и не нахамила, но настроение испортила профессионально.
— Семён человек ранимый и закомплексованный. А ты ему на любимую мозоль.
— Я?! Да это же и не я вовсе…
Лина пинком отправила ко мне заполненную доверху коробку макулатуры:
— Разве я отвечаю за твой длинный язык, новенькая?
«Давай наколдуем ей бородавку», — предложил внутренний голос.
«Или две», — согласилась я.
Стервозина уселась на стол, закинула одну стройную ногу в высоком кожаном сапоге на другую, разумеется, не менее стройную.
— Исходящие от тебя волны ненависти нервируют меня, — зевнула Клеопатра.
«А меня её ноги нервируют», — вспыхнула ведьма. — «Мои, если что, были куда длиннее. Хочешь, научу тебя проклятью бесконечной эпиляции? У неё такая растительность появится, что забудет, как мини-юбка выглядит!»
Честно говоря, хотелось. С Линой вообще хотелось сделать много всего такого, что не поощряется законодательством. Но она официально числилась моей наставницей, и убить её, что сразу же и предложила сделать ведьма, означало бы провалить испытательный срок. Хотя с каждым новым днём эта кара переставала казаться такой уж страшной.
— Что, так и продолжишь стоять?
Я, на всякий случай, потопталась на месте. Вообще-то, именно это я и планировала делать, пока красотка не соизволит покинуть помещение.
«Давай всё-таки её убьём?»
«Обязательно, но не сегодня».
И поди разбери, отшутилась я или попросту заразилась жестокостью мёртвой ведьмы.
— Иди Семёна успокаивай, дурочка!
«Сама дура».
— И не забывай, что я ощущаю все те тёплые чувства, что ты ко мне испытываешь. Документы заодно в подвал отнеси. Сёма обычно там плачется на тему своей нелёгкой доли. Кир, зайчик! А мы только о тебе вспоминали! Я тут хотела обсудить…
Что именно хотела обсудить Лина с шефом, так и осталось неизвестным. Едва Кир заглянул в кабинет, у меня вдруг появилось дикое, неконтролируемое желание спуститься в тёмный страшный подвал. И ящик с ненужными бумагами с собой захватить, что уж. Бурную деятельность надо уметь имитировать.
Я бросила рюкзак прямо посреди пола и сменила его на кипу макулатуры. С трудом удерживая тару левой, избежавшей растяжения в потасовке у бара рукой, выскочила в коридор. Шеф не сказал ни слова, но и не посторонился, чтобы выпустить. Пришлось протискиваться в проём на граничащем с приличиями расстоянии от него.
Кирилл выглядел растерянным. Попытался придержать ношу, но вместо этого только окончательно закупорил проход. Усталый, заросший щетиной, закутавшийся с дурацкую шерстяную кофту, он словно нескончаемо болел простудой и шарахался от людей, опасаясь их заразить.
— Давай помогу, — ледяные пальцы случайно мазнули по моим, когда Кир попытался забрать бумаги.
«Беги!» — вопила ведьма, метаясь, колотясь в висках.
Я отпрянула от мужчины, ударилась затылком о косяк:
— Нет-нет, тут всё лёгкое!
Он помрачнел ещё сильнее обычного. Поинтересовался, внимательно рассматривая надпись на коробке:
— Как самочувствие сегодня?
— Замечательно! Чудесно! Великолепно! — восторгов стоило поумерить, но вместо этого я добавила: — Умопомрачительно! — и рванула уже бегом, кроя собственную застенчивость благим матом.
Ощущение взгляда, щекочущего лопатки, не прекращалось, пока я не спустилась на первый этаж. Он знает, он совершенно точно что-то знает! Кирилл внимателен, суров и подмечает детали, как тигр на охоте. И он точно поймает нас с ведьмой.
Остаётся только прятаться от начальника по многочисленным комнаткам и жалеть, что вообще ввязалась в авантюру под названием «таможня междумирья».
В любом уважающем себя мрачном особняке должен иметься подвал. В любом уважающем себя подвале должен наличествовать призрак. Любой уважающий себя призрак должен издавать стоны и всхлипы.
Конкретно этот подвал дефицитом горестных завываний не страдал. Их было прекрасно слышно ещё снаружи, а по мере уменьшения количества ступенек они заглушали любые другие звуки. Ну, почти любые. Постепенно к завываниям присоединилось чавканье. Не менее горестное, знамо дело.
— Сёма… Ай! — я оступилась, коробка с документами выскользнула, а травмированной рукой удержать её не вышло. С грохотом ящик докувыркался до алтаря в центре помещения, на котором сидел ИО призрака в обнимку с упаковкой слоёных печенек. Смятая жёлтая панамка лежала рядом.
— Чего тебе? — на всякий случай страдалец убрал десерт за спину.
«Печеньки жрёт. Вкусные», — подметила ведьма.
— Я так… архивы принесла, — я поспешила спуститься вслед за потерявшей товарный вид коробкой к подножию алтаря, попутно собирая выпавшие папки.
Сёма поёрзал на месте, показывая, что помогать не собирается, и демонстративно хрупнул тестом. Огромный, похожий не то что на гориллу, а на Кинг Конга, внезапно осознавшего тщетность бытия. Копна кудрявых волос спуталась, начала походить на воронье гнездо, глаза жутенько блестели, выдавая расстройство.
Я попыталась сложить документы хоть отдалённо похоже на идеальный порядок, организованный Линой. Не преуспела. Подняла коробку на алтарь и осторожно присела рядом на краешек.