Крапива - Даха Тараторина
Руки мелко дрожали от злости, но Крапива зачерпнула похлёбку. Княжич же приподнялся, брезгливо понюхал и скривился.
– Отведай ты сперва.
А и надеть бы ту плошку ему на голову! Крапива процедила:
– Боишься, отравлю?
– У тебя умишка не достанет меня отравить. Боюсь, что шляхи готовят дерьмово.
– Ты ещё и нос воротишь?!
– А что, нужно соглашаться на первое, что предложат? – Влас покосился в ту сторону, откуда доносились голоса степняков. – Как ты?
Крапива запихнула ложку с похлёбкой так глубоко ему в глотку, что испугалась, как бы Влас не задохнулся. А после, смутившись, отпробовала сама. Готовить шляхи и верно были не мастера, но уж она-то после дня в пути перебирать не станет. Да и Влас, отбросив княжеские манеры, уплетал за обе щёки. Нрав показал – и будет, так что плошка опустела прежде, чем пленник ляпнул ещё какую гадость. А после завалился на спину и указал на впалый живот.
– Глянь рану от той твари. Свербит.
Рана была не из тех, от которых испускают дух, но выглядела в самом деле худо. Травознайка смочила тряпицу в остатках зелья и промокнула не желающие подсыхать края. Пока же она сидела на коленях, низко склонившись над Власом, тот как-то измудрился положить ладонь ей на бедро, поверх длинного полога рубашки.
– Ну сказывай, – склонил голову он. – За мной поехала?
Крапива шарахнулась.
– Не трогай!
– Я и не трогал. Сквозь рубаху только. Так же не жжёшься.
– Зато по лбу могу дать!
Влас ухмыльнулся.
– И верно ты крапива. Только задень – мигом обожжёшь! Не колдовством, так словом. Найдётся ведь и тот, кто к тебе в рукавицах подступится. А схватить покрепче – и сама ластиться начнёшь, как кобыла непокрытая!
Стыд опалил девке уши, заплакала мутными каплями стиснутая тряпица. Права была матушка! Гульня Крапива, гульня каких поискать! Вот и княжич то сразу понял, иначе не стал бы над нею измываться. А вольно было без платка ходить, рукава подворачивать да хвостом перед чужаком вертеть! Сама ведь напросилась! Вот срам!
Крапива проглотила злые слёзы.
– Чего тебе надо от меня? Почто прицепился, как репей?
Влас вскинул смоляные брови.
– Ты за мной поехала, не наоборот. Наклонись.
– Зачем?
– Наклонись, – с нажимом повторил он. – Могут… услышать.
Крапива нехотя склонилась к самому лицу раненого.
– Ниже, – выдохнул княжич.
– Говори так.
Он лишь прищурился.
Крапива вдохнула воздуха, как перед погружением в воду, уперлась ладонями в землю по обе стороны от его головы и наклонилась так низко, что дыхание у них стало одно на двоих. Капли воды стекали с мокрых волос, падали на скулы и губы Власа, а тот жадно слизывал их.
– Ты окрутила шляха, чтобы поехать с ним, – уверенно сказал он. – Шляхи жадны до женщин. Подыми юбку – согласятся на что угодно. – Крапива вспыхнула и отстранилась бы, но княжич крепко схватил её за ворот рубахи. – Ты поехала, чтобы вызволить меня.
Чёрные глаза держали её крепче, чем рука за рубаху. Влас не шевелился, но напряжён был, как зверь перед прыжком. И поди разбери, нападёт или нет.
– Да кому ты нужен! – с жаром бросила девка.
– Тебе. Тебе нужен, травница. Потому что Тяпенская Матка пригласила меня. Потому что то, что случилось, отец посчитает засадой. Потому что, если я не выживу, вашу деревню сравняют с землёй. И ты, дура самоуверенная, решила, что должна меня вернуть.
Говорил он твёрдо, словно приказывал, и Крапива уже сама не понимала, по доброй воле поехала в Мёртвые земли или выполняла волю княжича. А он всё не отпускал её и говорил прямо в губы.
– И ты заставишь шляхов поверить тебе, поклянёшься в верности, а когда я окрепну, достанешь самого быстрого коня. А до того сделаешь всё, чтобы меня не казнили. Поняла?
Слова вырвались сами собой.
– Я тебя ненавижу, – сказала Крапива. – Если бы не ты, ничего этого не случилось бы!
И будто натянутая струна в животе лопнула! Он, он виновен во всём! Не уехал, когда стоило, не отпустил проклятую девку… аэрдын. И на шляхов напал тоже он, княжич Влас!
В чёрных глазах горел пламень, но вины в них не было. Влас ответил:
– Если не я, твоих родных, тех, кого не зарезали шляхи, убьёт мой отец. Так что делай, что говорю.
– Лучше бы ты меня не спасал от той твари.
– Если бы я тебя не спас, вскоре сам бы подох. Так что иди к своему дурачку шляху и клянись, что полюбила его.
Он легонько отпихнул Крапиву, а девке показалось, что она получила пощёчину.
– Откуда тебе знать? Может я не солгу. Может я и правда… полюбила, – шепнула она.
Влас широко улыбнулся, отчего пересохшие губы его треснули.
– Ври, да не завирайся, – фыркнул он. – И принеси ещё пожрать.
Отчего-то Крапиве снова захотелось искупнуться. Она с тоской покосилась на озерцо, но подступающий ночной холод сделал его неприступным, а согреть после ледяной воды девицу было некому.
– Дружина не стала биться за тебя. Они грабили дома и насиловали женщин, а сражаться никто не стал. Знаешь, почему? – Княжич не ответил, но Крапива знала, что слушает. – Потому что сражаются за достойных.
Она зябко поёжилась и села на берегу.
Тревожное забытьё, в которое погрузилась травознайка, не назвать было сном. Мокрая рубаха льнула к телу и радовало это не больше, чем объятия княжича. Верно, потому она не услышала осторожных шагов. А может тот, кто приближался к ней, умел ходить так, что не услышал бы никто. Крапива вздрогнула лишь тогда, когда одеяло легло на плечи.
– Стэпные ночи холодны, – Шатай стоял рядом и глядел на серебряную гладь, а не на девку.
Крапива открыла рот, но так и не нашлась, что сказать. Поблагодарить? Повиниться? Соврать или попросить о помощи? Она молча обвила руками ногу шляха, а тот, мигом растеряв всю спесь, сел рядом и обнял её поверх одеяла. Он кивнул на дремлющего неподалёку пленника.
– Хочэшь, я убью его?
Крапива шмыгнула носом.
– Слишком долго я его лечила, чтобы вот так сразу убивать.
– Хочэшь, убью кого-нибудь другого?
– Нет, что ты… Вы… в степи не ценят чужой жизни?
– Мёртвые зэмли жестоки. Слабый всё равно нэ выживэт.
– Но вы лечите раненых!
– Мы нэ спасаем обрэчённых.
Почудилось, или шлях взаправду покосился на княжича с сочувствием?
– Поэтому… та тварь из-под земли… никто не спасал Бруна.
– Брун мог умерэть один. Или могли умерэть всэ. Развэ лучше умерэть всэм?
Крапива вздохнула.
