Ведьмин костёр: обожжённые любовью - Татьяна Геннадьевна Абалова
Я качнула головой, понимая, что ей наказали вести за мной строгий догляд, и о каждом шаге докладывать. Но Улада – молодец, сразу сообразила, что лучше предупредить, что будет наушничать, чем получить от меня обиду или трепку за длинный язык.
– А как зовут остальных, что ко мне приставлены?
– Дядька с серьгой в ухе – это Возгарь. Он над всей челядью главный. Строгий, но справедливый. А вторая – это Ганна, – по тому, как Улада скривила лицо, я поняла, что Ганна ей не нравится.
– Что еще о ней скажешь?
Дворовая девка вновь отвела глаза.
– Умная…
Видно было, что ей трудно подобрать слова.
– Милая, помоги мне, и я отплачу добром. Я должна знать, кого опасаться. Я здесь такая же подневольная, как и ты. Что прикажет хозяин, то и обязана делать.
Мои слова подстегнули.
– Ганна хитрая.
Это черту я тоже подметила. Хитрость старшей служанки была заметна по юркому, все подмечающему взгляду, острому носу, который, казалось, способен просунуться в любую щель, по бесцветным плотно сжатым губам. Сухонькая, невысокая, с гладко зачесанными под цветастый платок волосами. Тот был повязан на манер чалмы, чтобы женщина выглядела выше и значительнее.
– Ганна травой стелется перед князем, – быстро глянув на дверь, Улада перешла на шепот, – но верно служит лишь одной княгине Добронеге. Та хоть и живет на выселках, знает о любой безделице, что происходит в палатах князя.
Мне было непривычно слышать, что князья отселяют от себя жен куда подальше. Мои родители и на день не разлучались, если только отец не уезжал по торговым делам в другой город. Но если Добронега живет своим домом, то почему меня не отправили на женскую половину? О ком говорил князь, упоминая козни и упреки? Неужели…
– Скажи, у хозяина есть вторая жена?
Служанка кивнула, подтверждая мою догадку. Дядька Петр как–то рассказывал, что некоторые правители горазды иметь не только полдюжины жен, но и целые гаремы. У таких курощупов мало какая дворовая девка остается нецелованной.
«Все зависит от достатка и мужских пристрастий», – втолковывал мне ватажный главарь, а я перечила, что дело в воспитании. Вряд ли брат, если бы он у меня был, принялся бы блудяшничать. Отец за такое поведение быстро выбил бы дурь розгами.
– Нашу молодую хозяйку зовут Баженой, – Улада подняла на меня глаза, проверяя, может ли сказать больше. – Князь на ее половину со дня летнего солнцеворота не заходит. Злится.
– Раздор? – быстро поняла я. Чего же такого натворила молодая княгиня в Иванов день, что князь уже полгода как ее спальню стороной обходит? Хуже нет попасть в жернова между ссорящимися супругами.
– Навет.
Узнать, что случилось между Олегом и Баженой я не успела. В горницу вошли толпой слуги. Кто нес стопки тканей, подушки и одеяла, кто огромный ушат, а кто воду в ведрах. Из некоторых валил пар.
– Раздевайся, – с порога приказала Ганна, не глядя на то, что слуги еще не удалились.
Улада, занятая раскладкой принесенного белья, с тревогой оглянулась. Предупредила взглядом, чтобы не ерепенилась. Я сняла с себя душегрею и теплый платок. Взялась за завязку первой юбки, а когда та упала к ногам, потянула за шнурок второй.
«У меня хватит юбок, чтобы дождаться, когда последний слуга покинет горницу. Не удастся унизить, выставляя на всеобщее обозрение, точно корову на ярмарке».
Пока я возилась с монистами, что запутались в волосах, Ганна не выдержала. Поняла, что нарочно тяну. Подлетела и дернула со всей силой, надсадив мне цепочкой шею. Отшвырнула любимое украшение народа рома, будто взяла в руки ядовитую змею. И не ожидала, что я шагну ближе и схвачу крепко за руку. Так крепко, что у злыдни из глаз слезы брызнули. Не знала доносчица, что я имею опыт укрощения строптивых служанок. Мама с детства вбивала в голову, как вести хозяйство и управляться с челядью.
– Еще раз до меня дотронешься, прокляну, – прошипела я через зубы. Увидев оторопь в ее глазах, добавила: – Сгниешь от черной хвори.
Еще отец учил, что таких сразу нужно ставить на место. Покажешь слабину, пропадешь. Желая выслужиться перед Добронегой (как же, у князя появилась новая игрушка!), Ганна не чувствовала, что имеет дело не с какой–то там захухрей, подобранной на улице, а с человеком, знающим себе цену. Уж не потому ли она обнаглела, что никогда не получала отпор? Почему вдруг почувствовала себя всесильной? Гнева князя не боится, зная, что есть кому защитить? Или никто не осмеливался жаловаться?
«Надо бы мне в причинах ее бесстрашия разобраться. Как бы самой не стать жертвой козней».
Глава 13
Дождавшись, когда последний слуга покинет горницу, разделась и залезла в ушат. Улада налила туда густого отвара из темной бутыли, отчего над водой поплыл аромат летних лугов. Привычно хотела сама помыться, но не дали. Улада сначала занялась волосами, потом потерла мочалом тело. Когда ополоснула волосы подкисленной водичкой, служанка бросила на пол тканый коврик, чтобы я на него встала, и укутала меня в простыню.
Ганна молча наблюдала за нами, но стоило вылезти, как юркнула за дверь. Еще не успели вытереться, как явилась компания из трех женщин в годах. Все три были вылеплены как с одного образца: грудастые, широкобедрые, румяные лицами. Волосы скручены на макушках и спрятаны под платками. Поверх рубах тяжелые сарафаны, подпоясанные фартуками. Меховые безрукавки и войлочные чуни делали баб еще массивнее.
Улада тут же отошла в сторону и потупила взор. Ганна застыла у двери, сложив руки на груди. Я не поняла, что происходит, поэтому не успела ни поздороваться, ни спросить, что надобно. Самая старшая подошла и сдернула с меня влажную простыню. Я ахнула и закрыла грудь руками.
А женщины закружили вокруг меня, точно вороны над добычей. И каждая рассматривала так, будто выискивала какой-то изъян.
– Зачем глумитесь? – спросила я испуганно.
– Не куражимся, а дел делаем, – ответила старшая. – Еще не хватало, чтобы перехожий люд в дом хворь принес.
Когда повозились в волосах и ничего обнаружили, приказали открыть рот.
– Вы точно коня на ярмарке выбираете, – я уклонилась в сторону от цепких пальцев, готовых впиться мне в подбородок, чтобы заглянуть глубоко в глотку.
– Если бы коня, так не придирались бы, – выдохнула средняя, удовлетворившись осмотром глаз, для чего раздвигала мне
