Дж. Уорд - Поцелуй Крови
Шагнув на красный ковер, Бутч сделал глубокий вдох и мгновенно расслабился, ощутив знакомый запах ладана, пчелиного воска, лимонного средства для мытья полов и свежих цветов. И толкая резные двери в величественный храм, ему не нравилось, что приходилось заходить с кепкой на голове, но инкогнито никто не отменял.
Мать бы удар хватил… если, конечно, ее деменция отступила бы в сторону на какое-то время.
Она лишилась рассудка, и от этого ему было легче покинуть человеческий мир… к тому же они с Мариссой периодически бывали у нее, дематериализуясь в ее комнате в доме престарелых в Массачусетсе. Они навещали ее, зная наверняка, что она не вспомнит об этом…
Затормозив, Бутч сделал глубокий вдох, его кровь забурлила, по коже расползлись мурашки. Резко обернувшись, он нахмурился, увидев одинокую фигуру на задних рядах.
— Марисса?
Хотя голос не дошел до нее, его супруга подняла голову, почувствовав его присутствие.
Бросившись по каменному полу, он устремился между боковыми проходами к ее ряду, пытаясь не сшибить стулья для молитв.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, уловив запах ее слез.
Ее глаза были влажными, когда он подошел к ней, и Марисса попыталась выдавить улыбку, но не смогла.
— Я в порядке, правда, я…
Он сел рядом с ней… точнее, рухнул… и взял ее холодные ручки. На ней все еще было ее пальто от «Барберри», ее волосы спутались на концах, словно она была на ветру.
Бутч покачал головой, его сердце билось через раз.
— Марисса, ты должна поговорить со мной. Ты пугаешь своего мужчину до усрачки.
— Прости.
Она больше ничего не сказала, но прислонилась к нему, опираясь на его тело… и это само служило достаточным объяснением: что бы ни произошло, его вины в этом нет.
Бутч закрыл глаза и обнял ее, поглаживая спину.
— Что стряслось?
Рассказ вышел обрывистым: молодая женщина… газон в «Убежище»… изувечена… Хэйверс оперировал… все равно умерла… без имени, никакой информации, без семьи.
Боже, ему было ненавистно, что его драгоценная шеллан имела дела с ужасами жизни. И, п.с. — в жопу ее брата.
— И сейчас я не знаю, что делать с ней. — Марисса, задрожав, выдохнула. — Я просто… кажется, что я сделала недостаточно, пока она была жива, а сейчас она ушла и… я знаю, она абсолютная незнакомка, но это неважно.
Бутч хранил молчание, позволяя своей супруге продолжить… и в ожидании он подумал… черт, ему знакомо это чувство безосновательной ответственности. Во времена его службы в убойном отделе ОПК, он чувствовал то же самое по отношению к каждой жертве. Удивительно, как незнакомцы порой становятся своеобразными родственниками.
— Это так несправедливо по отношению к ней. Все это. — Марисса повернулась к сумочке, достала клинекс и высморкалась. — И я не хотела ничего рассказывать тебе, потому что ты был очень занят…
— Неверно, — прервал он ее. — Нет ничего важнее тебя.
— Но…
Он повернул ее лицо к себе.
— Ничего на свете.
Когда Марисса снова заплакала, он смахнул слезы с ее щек.
— Как можно сомневаться в этом?
— Не знаю. Мысли путаются. — Она прижала платок к носу. — И я пришла сюда, потому что ты постоянно посещаешь это место.
Окей, его сердце растаяло от нежности.
— Помогло?
Она слегка улыбнулась.
— Ну, это свело нас вместе, разве нет?
Устроив Мариссу возле себя, он обнял ее и уставился на ряды скамеек, ведущих к величественному алтарю с золотым крестом и двадцатифутовой статуей Иисуса на распятии. Благодаря уличному освещению витражное стекло сияло в огромных рамах, протянувшихся ввысь до готических контрфорсных[35]арок. И приделы, посвященные почитаемым святым, мерцали от множества молельных свечей, зажжённых полуночными посетителями, мраморные статуи Девы Марии, Иоанна Крестителя, архангелов Михаила и Гавриила дарили благодать всем страждущим.
Он не хотел, чтобы его супруга страдала, но также испытывал облегчение, что она обратилась к нему. Будучи связанным мужчиной, первым его инстинктом была защита своей шеллан, а ее отстраненность, пусть она и продлилась всего день, ощущалась подобно ампутации.
— Иянехотелаговоритьиззатвоейсестры.
— Что? — пробормотал он, целуя ее макушку.
— Твоя сестра…
Бутч напрягся, не смог сдержаться. С другой стороны. Любое упоминание о его прошлом напоминало удар батареей по голове.
— Все нормально, — сказал он.
Марисса выпрямилась.
— Я не хотела расстраивать тебя. В смысле, ты никогда не говоришь о… том, что случилось с ней.
Он посмотрел на руки своей женщины. Она сжимала их на коленках. Теребила платок, который сейчас превратился в шар.
— Не беспокойся обо мне. — Он перекинул ее волосы за спину, поглаживая гладкие пряди. — Это последнее, что должно тебя заботить.
— Я могу спросить кое-то?
— Что угодно.
Когда она не ответила сразу же, Бутч придвинул лицо к ее.
— Что такое?
— Почему ты никогда не рассказываешь о своей жизни до встречи со мной? В смысле, я знаю некоторые подробности… но ты никогда не говоришь об этом.
— Сейчас ты — вся моя жизнь.
— Хм.
— Что ты имеешь в виду?
Посмотрев на него, Она пожала плечами.
— Не знаю, что говорю. Это кажется детским лепетом.
В ее сумке раздался звонок, и Марисса поставила ее на колени. Когда она достала телефон, он наблюдал за ней словно издалека, хотя она была совсем рядом.
— Сообщение от Хэйверса, — сказала она. — Можно забирать останки.
Бутч поднялся на ноги.
— Я поеду с тобой.
Марисса посмотрела на него.
— У тебя точно есть время?
Он просто покачал головой на ее слова.
— Давай. Я перевезу тебя через реку. У нас еще час до рассвета.
***
Крэйг сидел на относительно удобном стуле с мягкими ручками и спинкой. И все тело болело так сильно, словно он целую ночь разгружал вагон с каминами. Отчасти виноват он сам. Когда его принесли сюда на носилках, он отказался от болеутоляющих, которые ему предложили после осмотра. Однако он воспользовался предложенной ванной, едой и напитками.
На этом все. С тех пор, как их шестерых запихнули в этот кафетерий, отделанный в стиле студенческого общежития, с декором из сплошного бетона и ковриков, ТВ и кухней-столовой, он оставался в стороне. Он только узнал имена собравшихся, а потом держался подальше от группы, слушая их рассказы, но не сообщая ничего о себе.
Хотя, ему нечего было рассказывать. Он единственный выжил из своей семьи и не собирался делиться личными воспоминаниями о набегах.
На что он обратил внимание — на постоянную беготню этого Пэйтона. Ублюдок каждые десять минут подскакивал со своего дивана, ныряя в спальную комнату.
Почему парень просто не останется внутри…
В этот раз, когда Пэйтон засунул голову в комнату, состоялся какой-то разговор. Потом он полностью вошел внутрь и плотно закрыл дверь. Когда парень вернулся спустя какое-то время, то подошел к Энслэму и что-то сказал на ухо. Что бы там ни было, Энслэм согласно кивнул и пожал плечами.
А потом Пэйтон снова уселся посреди комнаты.
Прошло немного времени, прежде чем вышла Пэрадайз… и как только она показалась в дверях, то все сразу посмотрели на нее, забыв про обсуждение «Тош.0»[36].
Крэйг отвернулся от нее, преимущественно потому, что его чертовски бесил тот факт, что при виде этой женщины его давление подскакивало, а сердце стучало как сумасшедшее.
Черт возьми, все эти люди его не касаются. А тем более она.
— Дамы и господа, — объявил Пэйтон. — А вот и наш Примус.
— Не называй меня так, — выдавила она, опережая возможные аплодисменты. — Никогда.
— Почему? — возразила Ново. — Ты нас уделала. Продержалась дольше всех. Черт возьми, ты должна гордиться этим.
Окей, вот женщина, к которой его должно тянуть… хотя он и не заинтересован в сексе и отношениях в настоящий момент. Тем не менее, Ново — «дама» как раз его типажа… она знает, как преодолеть любое препятствие, и, как правило, сначала бьет обидчика, а потом задает вопросы, после того, как несчастному вправят сломанную челюсть.
Ново также была чертовски сексуальна в своей свободной футболке из «Хэйнс» и врачебных штанах, которые получила взамен испорченных шмоток.
И не он один это заметил. Энслэм, Акс и даже говнюк Пэйтон исподтишка поглядывали на нее… казалось, ей было плевать, либо она просто не замечала взглядов.
Администраторша, с другой стороны, без сомнений привыкла к тому, что на нее пялятся. Блондинки вроде нее всегда находятся в центре внимания.
Отчего легко становятся мишенями.
И да, об этом он и думал, стоя перед ее рабочим столом и предлагая ей вступить в программу. Да, таких женщин защищала семья, но это не всегда срабатывало.
