Там, где цветёт папоротник - Лена Бутусова
– Это почему еще? – девушка протянула недоуменно. – Василина мне ни о чем таком не сказывала.
– Не сказывала? – Марун резко обернулся и стал, как вкопанный, строго глядя на ведьмочку. Та смешалась под его взглядом, опустила глаза. – А почему у Василины деток нет? Она тебе не сказывала?
– Я не спрашивала… – Любомира ответила чуть слышно.
– То-то же, не спрашивала. – Марун снова зашагал дальше в топь. – Спроси, коли снова ее увидишь. А лучше, бросай это дело, Любомира.
– И чем же мне прикажешь заниматься? – Любомира попыталась рассердиться, но получилось неуверенно.
– Знамо, чем. Замуж выходить да деток рожать, – охотник ответил, как ни в чем не бывало.
– За кого же это? За тебя, что ль? – девушка усмехнулась, но тоже как-то неловко.
– А хоть бы и за меня…
Дальше шли, не разговаривая. Беруня бежал следом, то и дело отбегая в стороны, и обиженно ворчал, когда попадал лапами в очередную лужу. Медвежонок фыркал, тряс мокрой шкурой, словно собака, и Марун лишь досадливо пихал его сапогом, когда тот неловко бросался ему под ноги.
– Дурной твой медвежонок, того и гляди в лыву угодит, – охотник с осуждением покачал головой.
– Сам же говорил, что дикие звери трясину лучше нас с тобой чуют, – ведьмочка только плечами пожала.
– Не знаю, что он чует, но ведет себя как оболтус. Нельзя так на болоте, тем более, здесь.
– А что здесь особенного? – Любомира насторожилась. – Мерзко, конечно, но болота все неприютные… наверное.
– Речка Смородина из него вытекает. Знаешь такую? – Марун хитро покосился на ведьмочку.
– Знаю, конечно, – та охнула. – Это что ж получается…
– А получается, что тут совсем рядом нечисть живет, и беспокоить ее лишний раз не надобно. Тихонько пришли – тихонько ушли. А этот, мохнатый, вона чего творит.
Марун кивнул на Беруню, который с разбегу влетел в болотный куст, распугав из его веток стайку крылатых насекомых, похожих на громадную бледную моль. Медвежонок запутался в стеблях болотной травы и с недовольным ворчанием принялся вырываться.
– Погоди, маленький, дай пособлю, – Любомира двинулась было на подмогу, но охотник остановил ее:
– Замри, ведьма! Не шелохнись!
И Любомира застыла. А Беруня рванулся из болотных силков, но те, словно прилипли к его шкуре. И чем больше дергался звереныш, тем сильнее запутывалась травянистая сетка.
Медвежонок ревел, но не мог выбраться.
– Это ухват-мурава, – охотник уже вытащил из-за пояса нож и осторожно, выверяя каждый шаг через топкое место, двинулся к плененному зверю. – Да, не дергайся ты так, окаянный! Еще же больше запутаешься, – он прикрикнул на Беруню, но тот ответил возмущенным ревом и продолжил сражаться с травой.
Марун сграбастал Беруню за шкуру на загривке и, стараясь не попасть под удары когтистых лап, принялся обрезать вцепившиеся в зверя стебли болотной травы. Медвежонку это явно не нравилось, он рычал еще возмущеннее, почти угрожающе, и пару раз все-таки достал охотника когтями, оставив на руке того несколько красных отметин.
Любомира только кусала губы, очень желая помочь, но не смея ослушаться Маруна. И в конце концов все-таки решилась. Ведьма она или кто? И принялась шептать наговор об усмирении недобрых духов. Да, так увлеклась, что сама не заметила, как голос ее обрел уверенность и силу, словно устами юной ведьмочки заговорил кто-то другой, старше и мудрее.
Вот только результат ее заклятия оказался не тот, которого ожидала Любомира. Стебли травы, до того, просто цеплявшиеся за мохнатую медвежью шкуру, вдруг будто бы обрели волю, и потянулись в сторону второй жертвы – двуногой. Первое время Марун успевал обрезать их ножом, но трава тащилась к нему со всех сторон, даже из-под ног, врастая прямо в сапоги, силясь повалить наземь.
С нечеловеческим рычанием Марун выдрал медвежонка из куста и швырнул прочь, но на второй рывок времени у него не хватило, и ухват-мурава в один момент спеленала его, точно младенца. Еще мгновение, и охотник оказался бы на земле, трава опутала бы его лицо, и тогда – смерть.
Любомира рванулась на помощь…
– Стой, где стоишь! – окрик охотника заставил ее вкопаться на месте.
А зеленые побеги ползли к своей жертве со всей округи, врастали в одежду Маруна и даже, наверно, под кожу. Любомире даже показалось, что на штанах охотника проступают красные кровавые пятна. Тот отчаянно боролся, срезая стебли ножом, но их было очень много. Вот, колени мужчины подогнулись, он рухнул в топь, все еще пытаясь противиться.
– Обернись медведем! Обернись! – Любомира заломила руки.
– Нет! – Марун выдавил через силу. С рычанием снова поднялся на ноги, вырывая траву из земли и из своей плоти. Кровь заструилась по его сапогам, пачкая землю.
Сама не своя, Любомира сделала единственное, что пришло в ее испуганный ум. Она рванула с себя рубашку:
– Смотри, Марун! – развела руки в стороны, показывая мужчине обнаженную грудь.
Охотник снова зарычал, замотал головой, словно силясь скинуть наваждение… И все-таки не сладил с собой – звериная сущность прорвала человеческий облик. Плечи его раздались, покрывшись бурым мехом. Ошметки ухват-муравы полетели в разные стороны. Марун заревел, тряхнув шкурой, сбрасывая с себя остатки стеблей.
А Любомира стояла, нагая, и смотрела, как громадный медведь вразвалочку направился в ее сторону.
Глава 8. Ягиня-баба
Ведьмочка попятилась от грозного зверя – шаг назад, еще один. Попыталась натянуть рубашку обратно, да только руки со страху ее не слушались. Запнувшись о болотную кочку, Любомира плюхнулась на зад, выставила перед собой скомканную одежу, ткнув ею в морду приближающемуся медведю.
– Марун, миленький, не надо… – попросила ласково.
Медведь только головой мотнул, отбрасывая рубаху в сторону, навис над ведьмочкой. Та зажмурилась, ни жива, ни мертва. По животу прошелся холодок от мокрого медвежьего носа – Марун принюхивался к девичьему запаху. И вдруг провел по коже Любомиры языком – теплым и шершавым. От неожиданности Любомира открыла глаза, заморгала, а медведь принялся с упоением вылизывать ее живот, словно медовые соты, жмурясь и урча от удовольствия.
Девушка, уже понимая, что беды не случится, несмело потрепала его по широкому лбу. И в тот же момент над головой ее прозвучал скрипучий старческий
