Держите фармацевта! или Лавка в захолустье (СИ) - Шаль Вероника
Вздрогнув, я вжалась в кресло и только потом поняла, что голос террориста звучит слишком знакомо. Самолет и Жека растворились в небытие. Я открыла глаза и уставилась в потолок, оклеенный светлыми обоями.
— Спалю хату!
Выкрики раздавались с улицы. Громкие и отчаянные. И я сразу поверила, что так и есть — спалит. Подскочила с постели и, разгоняя остатки сна, направилась на звук голоса.
Если намерения у Игната серьезные, то для воплощения своей угрозы он должен был добыть керосин. Которого мне не хватает почти как кислорода.
Около крыльца я столкнулась с дядей нос к носу. И разочарованно вздохнула. Того горючего, что требовалось, при нем не было, а то, которым он заправился до покраснения лица и шатающейся походки, мне категорически не подходило. Благоухал дядя парами самогона без малейшей доли запаха керосина.
— Игнат, — мягко позвала я его, не обращая внимания на угрозу. — Идем домой, тебе надо проспаться.
— Спалю! — Пары алкоголя стали еще гуще, а родственничек, громко икнув, пошатнулся на размытом дождем крыльце. — Н-нечего аф-ф-феристке д-делать у нас в В-ведунах.
— Что случилось? — поморщившись от кислого дыхания, я придержала его за плечо.
— Из-за тебя мне с-стыдно в глаза людям с-смотреть! — пробормотал он и, одернув руку, прошел, пошатываясь, мимо меня в сени и дальше в дом.
— Мне тоже стыдно смотреть на тебя пьяного. Где ты так набрался? — поспешила я за ним. Пусть я говорила дяде в спину, но по тому, как напряглись его плечи, я поняла, что он услышал.
— Не твое дело, — буркнул он и плечом дернул.
— Опять к Шурочке ходил?
— А если и к ней, то что? — пошатнувшись, он развернулся, и в его голосе послышался вызов. Ну один в один как с подростком спорю.
— Если ты думаешь, что дома нет работы, то ошибаешься. Наш сад требует обрезки, побелить его тоже надо.
— А я здесь п-при чем?
— Так и быть, ни при чем! — не сдержавшись фыркнула я. — Поэтому не буду тебе готовить ужин. У Шурочки напился? У нее и ужинай!
— Спалю! Батюшка меня поймет, — как-то тихо, почти под нос пробормотал он. И окинул меня расфокусированным взглядом.
— Керосин сначала купи, — прорычала я в ответ. — Какая муха тебя укусила?
— Ядовитая. Т-ты.
— Не понимаю…
— Ах не понимаешь! Если встала на с-скользкую дорожку, то и-иди до конца, яс-сно?
— Не понимаю, о чем ты.
— Зелье твое п… приворотное выветрилось. Г-гриша назад к жене ушел. Шурочка т-тебя на весь поселок проклинает.
И, вцепившись руками в бороду, Игнат скрылся в своей берлоге.
Глава 21
Что Настя оказалась не так уж сильна в магии и зельеварении — это даже хорошо. А вот почему Артур считает иначе — отдельный вопрос. Ведь заметил же он, как сгоревшее дерево чем-то фонит, даже пожелал отойти подальше. Это я как раз ничего, кроме грусти, рядом с пожарищем не почувствовала. Значит, если кто-то из нас и сильный маг, то он.
Тогда почему шантажист решил, что зелье Насти способно одурманить герцога? Или Настя совсем голову потеряла и преувеличила свои силы? А он что, сразу поверил на слово?
Быть такого не может! Доверчивость — это ни разу не про Артура.
Не придумав правдоподобного объяснения поведению нашей парочки, в сон я провалилась с растревоженным сердцем и с чувством надвигающейся катастрофы.
И почти сразу громкие крики заставили меня подхватиться с постели.
Комнату заливал яркий солнечный свет и, зажмурившись, я принялась усиленно соображать, что происходит. Долго напрягать еще не проснувшийся мозг не пришлось. Все тривиально: я без сновидений проспала всю ночь и немалую часть дня, словно рухнула в черную дыру.
Под раскатистые голоса, сочащиеся яростью и возмущением, я натянула платье, влезла в туфли и, проведя ладонью по волосам, приоткрыла дверь в гостиную.
И застала картину маслом. Игнат, всклокоченный, с помятым лицом и нечесаной бородой стоял напротив полной женщины. Его глаза нездорово поблескивали и грозились выкатиться из орбит, а руки были подняты, только теперь он не кулаками тряс, а воздевал кверху растопыренные пальцы.
— Не ори, ты так, Рая. — Сморщившись, дядя прикрыл ухо. — Чего тебе надобно от меня?
— Я требую возместить ущерб. — Пухлые щеки женщины, и без того тронутые нездоровым румянцем, полыхнули ярко-красным. — За корову и коня.
— С какой стати? — Игнат отнял ладонь от уха и опустил руки вниз. — Я тебе чего плохого сделал? Ну грушу твою летась не распилил. Так давай еще бутылку и…
— Никакого «и», — оборвала она его. — Племянница твоя приворот сделала на Шурочку, и Гришка мой тяму потерял. Ушел и… — Сельчанка всхлипнула и уголком серого платка вытерла глаза.
— Дак вернулся твой Гришка, чего тебе еще надо?
— А корова и конь остались у этой шкуры! Не отдала она их назад! — Женщина уперла руки в бока и двинулась на Игната.
Самое время было прийти на помощь дяде, и я распахнула дверь.
— Никакое приворотное зелье Шурочке я не продавала. И продавать не собираюсь. Ясно?
— Ах ты дрянь! Не продавала она! — взвилась гостья, и даже белки ее глаз налились кровью. Определенно, гипертония у нее принимала тревожный оборот.
— И корову вашу я не забирала. И коня не трогала, — продолжала я стоять на своем. — Если Шурочка забрала, то обратитесь к стражам. Они должны возвращать украденное. А я вам могу предложить отвар валерианы и от давления травяной сбор подобрать.
— Валерианы отвар? Сбор от давления? — взвыла женщина. — Ах ты колдунья бесноватая!
Сложив руки на груди, я ждала, когда же она немного придет в себя и я попробую что-нибудь придумать, чтобы хоть как-то компенсировать вред, причиненный Настей.
— Как я буду жить без моей Зоринушки? — всхлипнула она. — Я ее так любила. Только лучшую траву ей высевала, мыла ее по два раза в день, к бычку вот сводила…
Мое сердце куснула жалость. В груди защемило так, что я, глядя на эту грузную убитую горем женщину, сама чуть не пустила слезу.
— Сколько стоит такая корова, как ваша? — Расставаться с серебряным было очень жалко, но я уже задумалась над тем, чтобы им пожертвовать.
— Шесть золотых, — сразу же ответила Рая и прорычала, не сводя с меня недоброго взгляда: — Чего глаза выпучила?
— Дороговато для коровы…
— А как ты хотела? Моя Зорюшка семь тыщ литров молока в год дает. Жирного, аж четверть банки на сметану идет. А какие блинчики и пирожки получались на ее молоке, пальчики оближешь!
Она вытерла рукавом пот со лба, а я, воспользовавшись передышкой, выскочила в сени и оттуда спустилась в погреб. Кроме женьшеня, там еще оставался на дне бутыли отвар валерианы, который я приготовила в первый день попаданства. Конечно, лучше бы у меня было шесть золотых…
Схватила бутыль, вернулась в кухню и перелила отвар в чашку. Валериана заблагоухала пряными нотками, а я оценила ее количество. Маловато, но и несколько столовых ложек успокоят разъяренную сельчанку, и, глядишь, давление тоже снизится.
«Похоже, успокоительное в Ведунах обещает быть ходовым товаром», — хмыкнула я.
— Вот, выпейте, — протянула я чашку в веселенький красный горошек. — Это валериана.
— Из твоих рук я ничего не возьму! Не хватало, чтобы еще и меня заколдовала, — отмахнулась Рая.
— Не хотите, как хотите. — И я залпом выпила отвар.
— У-у-у, бессовестная! — взвыла женщина. — Твой дедушка, вечная ему благодать, глядя на тебя, в гробу ворочается!
Она развернулась на месте и направилась к двери.
— Я уже все написала друиду. Все твои делишки перечислила. Пусть он и выясняет, кому и что ты продавала. А мне корову и коня чтобы вернула! Слышишь?
Дверь громко бряцнула о косяк и с жалобным скрипом вернулась в открытое положение.
Я постояла минуту, а потом, сбросив оцепенение, поспешила на пожарище.
Рае я сочувствовала и надеялась, что здравый смысл возьмет над ней верх и обратится она к стражам. А в том, что именно стражи смогут вернуть ей корову и коня, я не сомневалась.
