Будь моей (СИ) - "Cold February"

— Разве сегодня не тот день, когда между вами не должно быть никаких распрей?

— Их нет.

Локи многозначительно улыбается. Ему совершенно не хочется посвящать ее во все тяготы лежащих на его плечах грехов. Один из которых всегда будет давить несчитанным грузом. Локи — та причина, по которой погибает его мать. Он почти убивает Фриггу собственноручно. Никто не должен когда-либо узнать об этом. Он будет вечно нести на себе вину за это — единолично.

Сигюн ждет продолжения какое-то время. Он что-то недоговаривает. Что-то важное, и почему-то, она уверена — страшное. Сигюн хочется узнать это «страшное». Но она нутром чувствует: молчание — красноречивый намек о том, что есть такие секреты, которые она просто не должна знать по определению. Сигюн тяжело выдыхает и в итоге просто долго и трепетно целует мужа в щеку. Она переводит тему:

— Когда начинается памятная церемония?

— Сразу после вечерней трапезы.

***

«Церемония поминовения Всематери очень похожа на похороны, — говорит Сигюн царь Йотунхейма. — С разницей лишь в том, что вместо огненных фонарей, отпускаемых в небо, зажигают просто крупные свечи и всю ночь смотрят на их огонь, воздавая память. Воздавая почтение, воздавая уважение, воздавая благодарность. Воздавая любовь».

Сигюн никогда не была свидетельницей чего-то подобного в Ванахейме. В их мире вообще никогда не было принято поминовать усопших. В их мире всегда считалось, что души, потерявшие плотскую оболочку, уходят в землю и заботятся об оставшихся на поверхности, давая плоды в виде цветов, овощей и фруктов. Тем самым, не умирая никогда. Еще одна красивая сказка родом из давних темных времен. Суровая же реальность совсем иная.

Та реальность, которая предстает перед Сигюн в ночь Модранехт, поражает ее своей красотой и будоражит все внутри в совершенно неуместном ситуации восхищении. Тысячи асов, тысячи тысяч, выходят из домов воздать память своей прошлой царице. Да так, что весь Асгард от Гладсхейма с царской семьей до рубежа мира с залой хранителя Бивреста окрашивается в пламенное золото.

***

Локи сонно разлепляет все норовящие вновь закрыться веки. Он устремляет тяжелый взгляд в потолок. Ночь молчаливого самобичевания, а затем краткая дремота выбивают из него всю энергию. Откровенно хочется только одного — кому-нибудь свернуть шею. Кому-нибудь, кто не в его постели посапывает, сладко свернувшись комочком, под боком, разметав по золотым простыням не менее золотые волосы. Локи скашивает взгляд на эту непростительно соблазнительно-непорочную женщину, что так и хочется стащить с пути благодетельности. Он поворачивается набок и простирает руку к ее лицу в желании откинуть упавшие на глаза локоны. Локи замирает на долю секунды и хмыкает, возвращая себе йотунскую личину. Ночь Модранехт закончилась. Настал час неспокойного Йоля — Локи больше не нужно играть в порядочного аса, скорбящего по матери (хотя последнего не отнять). Время вернуться к тому, кто он есть. Время стать отчужденным, внушающим страх, царем Йотунхейма. А его женушке — его царицей. Он очерчивает костяшкой пальца прижатый к губам кулачок. Кольцо с алмазом на левой руке безымянного пальца окрашивается обратно в белое золото.

Сигюн ежится под его прикосновением и сильнее кутается в одеяло. Локи усмехается. Такая до боли невинная реакция, что даже тошно. Невинная и странная, ведь из-за связующей руны такого быть не должно. Вероятнее всего, всему виною слишком высокие температуры Асгарда по сравнению с Йотунхеймом. Локи вдруг ловит себя на мысли, что глупо пожирает взглядом сонное личико. Ну это уже никуда не годится. Он стирает наползшую кривоватую улыбку с лица и сам с себя закатывает глаза. Садится на постели и откидывает в сторону одеяло, свешивает ноги с кровати. Сзади слышится потягивание с вымученным мычанием и затем сонный вопрос:

— Уже утро?

Локи отвечает не глядя:

— Да, милая. Подъем.

— Хорошо, — неохотно отзывается Сигюн, вызывая в нем ухмылку. — Вы вернули себе прежний облик?

Он поворачивается к ней, уже принявшей сидячее положение, вполоборота.

— Хорошего понемногу. Пора показать всем, кто я есть на самом деле. А заодно позлить Тора и старейшин Асгарда. Эти старые пни из себя выйдут, когда увидят в их любимом мире богов йотуна.

Сигюн хмурится, недовольно прикусывая щеку. Она не трогает его вчера, прекрасно понимая, что ему не до ее беспокойства. Но все продолжает катиться по накатанной с самого их прибытия в мир богов.

Сигюн неожиданно для Локи порывисто обнимает его со спины, проходясь ладонями по грудной клетке. Он инстинктивно вздрагивает, когда в лопатку с коротким поцелуем ударяются тихие слова:

— А мне нравится видеть в вас йотуна.

Он коротко усмехается, думая как бы лучше съязвить, но заворачивает эту идею, когда губы ложатся на шею. Локи прикрывает глаза, позволяя Сигюн медленно подобраться к своему кадыку.

— Милая, ты же понимаешь, что такими темпами мы опоздаем на завтрак?

Она в крайнем смущении чуть отстраняется, заглядывая ему в глаза.

— Вы с самого прибытия в Асгард сам не свой. Я просто хотела помочь вам немного расслабиться.

— Так ты меня слишком расслабишь, — скалится Локи, притягивая жену за талию. Он намеренно игнорирует ее выпад в сторону своего изменившегося поведения. Он лишь ставит себе на заметку: не слишком-то открываться в ее присутствии. — С другой стороны… ничего страшного не случится, если мы слегка припозднимся.

***

— То, что мы опаздываем, да еще и по такому поводу, — непростительно…

— Ой, милая, перестань, — Локи приглушенно посмеивается на причитания супруги. — Кто, в конце концов, виноват в этом? — он скашивает на нее лукавый взгляд, встречаясь со смущенным и слегка осуждающим. Осуждающим их обоих. — И вообще… — он скалится, встречаясь с испуганным взглядом шарахнувшихся от него к стене коридора служанок, — разве это не лучшее начало утра?

— Вы испытываете удовольствие от всего этого? — укоризненно обращается к нему Сигюн имея в виду его настоящее поведение.

— А тебя разве это не забавляет? Ты сама когда-то называла такую реакцию глупой и ограниченной.

Она в удивлении округляет глаза. Разве она такое когда-либо говорила?..

Саркастичная улыбка тонких губ внезапно сменяется крайне едким полуоскалом. Сигюн коротко вздрагивает, обдаваемая шквалом холода и желчи. Ее взор устремляется вперед, следуя за алым мужа.

Локи встречается с крайним возмущением старейшин Асгарда. Возмущением, почти на грани бешенства. Никогда. Никогда за всю историю мира богов йотуны еще не шествовали по Гладсхейму так нагло и так открыто. Почти смеясь им в лицо и откровенно говоря: «Ты здесь — никто, я здесь — все». Один из девяти «всего», если быть точнее. Впрочем, никто из Хельхейма, Нифльхейма, Муспельхейма, Свартальвхейма и Мидгарда не посетит здешнего мероприятия, так что количество царей снижается до заветных четырех.

Локи предельно спокойно здоровается с ними в ответ, когда равняется их, вмиг ставшей угрюмой, процессии. Сигюн не удерживается от волнующего ее вопроса, стоит мужу завернуть за угол и спуститься по небольшой лестнице в следующий коридор:

— Что это было?

— «Это» — старейшины Асгарда, — усмехается он.

Она было открывает рот в желании уточнить, что имеет в виду совершенно иное, но мотает головой, откидывая мысль. В конце концов, она уже не раз видит нечто подобное. Разница лишь в том, что сегодня издевка умножилась втрое. Таков тот, кто берет ее замуж. Таков тот, кого она любит. Тут ничего не поделаешь.

— Опять натянул свою синеву, — вместо приветствия бросает царь Асгарда вошедшей чете Йотунхейма. — Доброе утро, Сигюн.

— Доброе, — улыбается Сигюн, кивая Сиф и получая кивок в ответ.

— Доброе утро, Сиф, — ухмыляется кивнувшей невестке Локи. — И тебе привет, братец. Ты, как всегда, на диво учтив.

— А ты какой-то подозрительно радостный. Кого уже успел вывести за сегодняшнее утро?

— Твоих старейшин, — фыркает он, галантно отодвигая стул супруге.