Анна Лоуренс (СИ) - Рябченкова Марина

— Вот так просто? Вы готовы запереть здесь здорового человека, руководствуясь мнением кого-то со стороны? — обрела я голос, и звучит он достаточно мрачно.

— Любопытно, что вы называете собственного супруга посторонним лицом, — делает новую запись, и вскоре скрежет металлического наконечника по бумаге прекратился. — Хотя, может, он вам не супруг вовсе?

Поджав губы, не могу оторвать прямой взгляд от врача, а тот, уверенно его выдержав, спокойно говорит:

— Вы ни разу не назвали мистера Стоуна мужем.

— Я развожусь с ним… поэтому не намерена так его называть, — тихо поясняю я.

— А может, вы не намерены называть супругом человека, который таковым вам не является?

— Том мой муж, а я его жена. Нет отрицания, мистер Андерсен, — спокойно говорю я. — Вы намереваетесь лечить здорового человека.

Я смотрю на врача, а он смотрит на меня. На его губах растянулась добрая, но недоверчивая улыбка, и в этот самый миг внутри меня что-то поломалось. Это как удар под дых. Голова кругом и кажется, вот-вот сознание оставит меня. Глубоко втягиваю воздух и надломленным голосом спрашиваю:

— Я могу сделать звонок?

Брови врача удивленно приподнялись.

— Кому вы хотите звонить?

— Другу из Данфорда.

— Вы поэтому так часто ездили в Данфорд, к другу?

На какое-то мгновение я растерялась.

— Верно, — уверенно киваю я. — Так я могу позвонить?

— А я смогу при этом разговоре присутствовать?

— Разумеется.

Врач придвинул ко мне телефон.

Снимаю трубку и набираю знакомые цифры. Делаю это медленно, потому что едва контролирую напряжение в собственных пальцах. Мистер Андерсен аккуратно переписывает набранные мною цифры на листок бумаги.

В трубке послышались долгие гудки похожие на вечность.

— Приемная мистера Хэнтона, слушаю вас.

— Анна Стоун. Я могу поговорить с Джоном? — спрашиваю я, сознательно не называя его полное имя.

— Мистер Хэнтон не может сейчас ответить на звонок. Я могу ему что-нибудь передать?

— Да, — резко говорю я. — Психиатрическая больница Данфорд. Я теперь здесь, и мне нужна помощь.

На той стороне провода молчание.

— Ты слышишь меня, Дэйзи? — забеспокоилась я.

— Да… миссис Стоун, — с запинкой говорит она. — Это все?

— Передай это Джону. Хорошо? — в упор смотрю на мистера Андерсена. На губах мужчины легкая улыбка.

— Как только мистер Хэнтон вернется, я сразу ему доложу об этом.

— Спасибо, Дэйзи… — сказала я и нехотя положила черную трубку на место.

Теперь Джон узнает, где я. Дай бог ему будет не все равно и он вытащит меня из этого места.

Глаза врача в задумчивости опущены на лист бумаги. В его записях появились еще две строчки: «Джон» и «Дэйзи».

— Думаю, на этом мы можем закончить, — выдохнул он. Неспешно поднялся с кресла, прошел через кабинет и выглянул за дверь. Почти сразу вошел санитар. — Отведи к мисс Миллер.

Я поднялась и безропотно подошла к мужчинам. Своим поведением даю понять, что готова быть послушной.

Главврач кивнул санитару, и я спокойно иду сама, по правую руку от мужчины в белом халате. На лифте мы спустились шестью этажами ниже в подвальные помещения. Когда лифт остановился, санитар с силой дернул в сторону решетку, и я не сразу решилась выйти из него. Здесь холодно и мрачно. Сыро. На потолке свисает лампа накаливания без плафона.

Меня пробирает озноб то ли от страха, то ли от холода. Здесь как в темнице.

Санитар не намерен ждать, когда я свыкнусь с суровой реальностью и приду в себя. Бесцеремонно хватает меня за руку и тащит прямо по коридору. Над головой мерцает блеклый свет от желтых ламп.

С громким скрипом мужчина открывает тяжелую железную дверь и заводит меня в комнату. Здесь лампы горят ярче.

На стенах и на полу голубой потрескавшийся кафель. Справа из стены торчат ржавые душевые трубы, а на противоположной стороне — битые раковины. В уголке стоит стол из светлой стали, а рядом с ним, на стене, висит длинный красный шланг, похожий на пожарный. Уверена, эта штука способна держать очень высокий напор.

Санитар вышел, а меня оставил здесь. Холодок пробежал по коже, когда взгляд мой уткнулся в Ингрид Миллер. Две кривые на внешность женщины рядом с ней — младшие по рангу медсестры.

— Что вы собираетесь делать? — осторожно спрашиваю я у Ингрид Миллер.

Женщина неприятно улыбнулась мне, натянув на руки тонкие резиновые перчатки.

— Раздевайся, — сказала она. Одна из медсестер подает ей шланг.

— Я могу сама помыться, — тихонько пискнула я.

— Раздевайся или тебе поможет мистер Круз, — тон ее голоса не дает сомневаться в твердости ее намерения.

Мысль, что за дело может взяться верзила-санитар, крепко отрезвила. Больше не медлю и стягиваю с себя платье, чулки, нижнее белье и оставляю все на металлическом столе.

Стыдливо обнимаю себя руками, с ужасом глядя на шланг в руках этой обиженной на всю голову женщины.

— К стене, — командует она, и я безропотно подчиняюсь. Мысленно подготовилась к ледяной воде под сильным напором, но…

Мисс Миллер выжимает носик шланга вбок, и я, глубоко выдохнув, закрываю глаза. Сильный напор ледяной воды резко обрушился на меня, и я не в силах сдержать вопль:

— Хватит!

Напор ледяной воды бьет не мягче хлыста. Прячу руками лицо, падаю на колени, подставив под удар спину. Вода хлещет по голове, шее и спине. Для меня это был шок.

— Хватит! — опять кричу я, вода попадает в глаза и рот.

Пытка длилась недолго.

Напор воды вдруг спал, а затем и вовсе прекратился. Вода тоненькой струйкой падает на мокрый пол под ноги мисс Миллер. В тишине этот звук эхом разносится по стенам мрачной комнаты.

Я дрожу от холода.

— Вставай! — властный голос женщины режет обострившийся слух, и я вскакиваю на ноги.

Мисс Миллер стягивает с рук перчатки и надевает новые. Смотрит на меня и говорит:

— Расставь ноги.

— Что? — у меня округлились глаза. Дыхание по-прежнему тяжелое.

Старшая медсестра дернула головой, и две ее помощницы встали по обе стороны от меня: одна схватила правую руку, другая — левую. Та, что слева, ногой ударила мне по голени, и я расставила ноги. Награждаю ее уничтожающим взглядом, а в ответ получаю наглую ухмылку. Присев на корточки, мисс Миллер рявкнула:

— Шире.

И я подчинилась. Я по-прежнему трясусь от холода, но, почувствовав ее холодные руки, задрожала еще сильнее. Этот кошмар длился не больше минуты.

— Одевайся.

С трясущимися от холода руками, униженная и обнаженная, сгребаю со стола полотенце и стыдливо прикрываюсь им.

На столе больше нет моих вещей, взамен оставлены сорочка и халат.

Приятно облачиться в одежду. Мои руки все еще трясутся, но уже не от холода.

Прижимая к груди кусок жесткой застиранной материи, что зовется полотенцем, молча следую за Ингрид Миллер, за женщиной, которую в мыслях убиваю самым жестоким и изощренным способом, который приходит мне на ум.

— Твоя палата, — старшая медсестра Миллер открывает передо мной дверь. — Тебе не позволяется иметь личных вещей. Ужин в шесть часов, в восемь отбой. Завтрак в восемь, обед в час. Уборная прямо по коридору — четвертая дверь направо. Душ каждые понедельник и четверг. Завтра, когда позовут на завтрак, сперва придешь в процедурный кабинет: прямо по коридору, вторая дверь направо.

Рассеянно киваю, все еще поглощенная фантазией жестокой расправы над Ингрид Миллер. Женщина закрывает за мной дверь, а я остаюсь радоваться своей пока еще персональной палате.

Палата — маленькое вытянутое помещение с одним окошком размером с форточку у самого потолка, а потолки здесь высокие. По обе стороны палаты две кровати со смирительными ремнями. Больше здесь ничего нет.

Присаживаюсь на кровать. Очень хочу выпить чай, горячий и согревающий. Это лучшее лекарство при моральной лихорадке после болезненной и унизительной процедуры.

Но чай мне никто не приготовит и даже самой его приготовить вряд ли когда-нибудь позволят.