Сватовство дракона - Софья Баснина
Молодой царь с интересом повернул голову, гадая, что могло так заворожить сестру, и восхищенно присвистнул: дракон алый на флаге будто ожил — ветер колыхал полотнище на центральном шпиле, солнце пламенем зажгло чешую вышитую…
— Не хотел бы я с живым встретиться, — хмыкнул правитель.
Девушка, всё не отводя глаз, покачала головой:
— Сказывают, когда-то алые драконы нашей земле покровительствовали.
— Что не мешало им по всему свету дев воровать, — ехидно ввернул венценосный брат.
— Жутко, наверное.
Девушка зябко повела плечами, отворачиваясь наконец от ожившего флага.
— Так это когда было-то! — весело отозвался молодой мужчина, спускаясь следом за царевной во двор.
Стоящий у арки страж безмолвной тенью последовал за ними. Разговор правителя и его сестры он, без сомнения, слышал, и мелькнувшая на губах улыбка отразилась в карих, лукаво щурящихся глазах. Впрочем, вряд ли кто-то это заметил. Что доблестного стража вполне устраивало.
Погожий день сменился густыми сумерками. Чернильно-темными, воровскими.
Высоко в небе, то и дело исчезая за мутной дымкой облаков, парил дракон. Изредка взмахивая могучими крыльями, покрытыми алыми перьями, он высматривал что-то далеко внизу.
С земли дракона видно не было. Он не поднимался слишком высоко, но кармин панциря почти сливался с окружающей мглой.
Мрак его вполне устраивал. Дракону, как известно, день ли ночь — все одно: всё видит. И стены ему не преграда. Недаром в народе присказка живёт: от дракона мышь за крепостными стенами не утаишь. Хорошая особенность. Иные царедворцы жизнь бы променяли на умение видеть сквозь стены.
Но ящеры, о чем упорно твердит весь свет, куда больше жалуют драгоценности, чем юных дев. С этими, последними, порой недюжинная смелость нужна и выдержка. Да и оспаривать власть у такой громадины, в любой момент способной пыхнуть огнём, тоже мало смельчаков сыщется. Кому охота горкой пепла обернуться? Потому, наверное, ящеры крылатые предпочитают высматривать сокровищницы, а не спальни и кулуары.
Что предпочитал данный экземпляр, так и осталось бы тайной, если бы не…
Хм, пусть о его предпочтениях судит каждый сам.
Одно очевидно: карие с янтарным отблеском драконьи глаза внимательно наблюдали за дворцом, скрытым надёжными стенами детинца в центре города. Жизнь там, в кольце роскошных каменных стен, замерла под покровом ночи, лишь изредка звенели амуницией латники, перебрасывались шутками часовые, да танцевали рыжеватые огни фонарей в саду и на стенах.
Где-то там, в отделанных нежным голубым бархатом покоях, дремала царская дочь. То ли мечтательная натура ее да воображение живое, то ли и впрямь дар пророческий от предков перешел, да только сон ей виделся и не раз: будто с герба, гордо реющего над самой высокой башней дворца, сходит дракон.
Спускается плавно и замирает перед самыми ступенями высокого крыльца. Головой поводит величаво, люд-нелюд одним взглядом распугивает. Она спешит проскочить — во дворце спрятаться, да не успевает: замирает как вкопанная под оглушающим взглядом могучего ящера. От страха даже зажмуриться сил нет. Но не ест ее алый дракон. Смотрит только. Так что все вокруг и вовсе существовать перестает. А потом она понимает вдруг, что глаза-то у него человеческие… смутно знакомые… будто видела она их когда…
На этом сон всегда прерывался: то няня разбудит, то гром за окнами грянет, то солнечный лучик сквозь щель в тяжелых занавесях проберется да на нос усядется…
Отчего она проснулась на этот раз, дева не знала. За окнами мирно покачивалась тихая еще летняя ночь, а челядь наверняка видела десятый сон.
Девушка, утопая в перине, долго любовалась тоненьким серпом висящего перед самым, кажется, окном месяца. Временами его неверный свет и вовсе пропадал, скрывался за набегающими тучами. Но сон так больше и не шел. Ни этот, ни какой другой — они все куда-то в испуге разбежались. Налюбовавшись вдоволь, царевна села, потянулась блаженно, вытянув руки в стороны и коснувшись ковра кончиками пальцев ног. Легко соскользнула на пол: босые ноги утонули в густом ворсе. Месяц так и манил лететь к нему, вот так же: оттолкнуться от подоконника, раскинуть руки, подставить лицо его мягким ласковым лучам, еще совсем робким, и плыть навстречу. Не удержавшись, распахнула окно. Стылый ночной воздух с восторгом ворвался внутрь, растрепал волосы, взмахнул занавесками, пронесся по комнате и улетел в ночь.
4
Жизнь во дворце с наступлением ночи поутихла, но не замерла совсем. Где-то внизу еще суетились повара, заканчивая необходимые приготовления, ставили опару, чтоб назавтра успеть вовремя к утреннему приему пищи; девушки торопились натереть до блеска полы в парадных залах; негромко переговаривались, бряцая оружием и кольчугами, часовые. А там — она невольно встала на цыпочки — за неприступной оградой детинца жизнь и вовсе никогда не затихала. Даже в грозовые ночи, выбираясь под ливень на стену, можно было в размытых фонарных отблесках и свете молний разглядеть торопящиеся куда-то темные фигуры.
Но это там. А дворец, пока она стояла, вслушиваясь в ночь, медленно засыпал.
Когда даже шорохи стихли, царевна, на ощупь найдя теплый плащ и мягкие сапожки, выскользнула из покоев.
В коридорах мерно трепетали немногие из оставленных на ночь свечей и заморских светочей. Такой мягкий таинственный полумрак нравился царской дочери куда больше броского сияния многосвечных люстр и канделябров с разлетающимися повсюду слепящими бликами. Хотя вельможных гостей, надутых послов и царских прихлебателей, конечно, приводили в восторг и ошеломление. Впрочем, ради такого зрелища можно было время от времени и потерпеть всё это сияние.
Обходя караулы тайными проходами и чутко прислушиваясь, царевна выбралась во двор. Когда за её спиной бесшумно скользнула обратно потайная дверь, прятавшаяся в тени высокого крыльца, на широкой площади перед дворцом остались лишь караульных да едва журчал дремлющий фонтан.
Дальше в саду царили тишина и сумрак. Темнота царевну озадачила. Но не испугала: спокойствие волшебным образом вернули торопливые шаги за спиной. Знала она, чьи это шаги. Да и что может случиться с сестрой правителя в зорко охраняемом замке, когда стражи преданы государю?
Царевна шаг не замедлила.
Скоро фонари и вовсе остались там, у фонтана и пышных клумб. А сюда, на боковую березовую аллейку в закрытой части сада, едва проникал свет молодого месяца, бережно расцвечивая серебром листочки. Кое-где шелестели тихонько болтливые осинки, а там, казалось, далеко впереди, густой мрак хвойника упирался в крепостную стену.
— Доброй ночи вашему высочеству! — подходя ближе, улыбнулся кареглазый страж, когда она
