Вечное (СИ) - Мара Вересень
— Чудеса, — умилилась я. — Все ночные твои.
— Прям все? А не жирно?
— Жирно, но я щедрая. А еще у меня дети и я — и. о.
— По правилам…
— Я здесь закон!
— Гарпия, маму твою темную, я тебе сейчас покажу
Став возник в дверях душевой, узрел стажера в перьях и меня, уже выбравшуюся из замызганной формы частью верхней части.
— Перья? — встрял парень. — Сзади?
— Идио… Идите работать! — рявкнул гном и захлопнул дверь.
— Он что, покраснел? — почему-то таинственно понижая голос уточнил Кай.
— Угу. Уважаю. Какой курс?
— Преддипломная.
— Ничего, выживешь. Я же выжила.
2
Ночь погони встала как живая. А начиналась она мило и буднично. Я собиралась доспать смену и свеженькой явиться на экзамен, как беси принесли изгвазданного в отбросах Лодвейна. Вампир нагло вломился в кабинет и.о. и стал требовать у меня невозможное: во-первых, восстать и куда-то там ехать, а во-вторых, поднять некоторое количество свободных от непосредственного выполнения обязанностей сотрудников отделения. Причем очень категорично.
— Ты откуда злобный такой и ароматный?
— Оттуда, — рыкнул Дан и с непередаваемой дикцией вывесившего клыки вампира добавил: — Но я стану немного добрый, когда вымоюсь, поем и и. о. Восточного даст мне оперативников или патрульных. Желательно, из бывших ловцов и поопытнее. И сама пойдет.
— А через позвонить?
— Я уже Ставу позвонил, — Лодвейн сунул в ухо палец с темным когтем и многозначительно им там поерзал. — Став сказал, чтобы непременно лично, потому что ты из вредности даже магфон не возьмешь. А он взял, и я теперь на одно ухо почти не слышу.
— А при чем тут Восточное? Тебе людей больше взять негде? Как где какая зад… загадочная фигня, так Восточное крайнее, с какой стороны в Нодлут не въедь. У себя в Центральном бери.
— А у вас тут место особенное, отмороженных на полголовы столько нет нигде, а кто был — уже там, — Дан махнул рукой в загадочное “туда”. — Будто ты не знаешь, что для штатных ситуаций все прочие, а для внештатных — Восточное. Потому что дурь ничем не истребишь. Так что я пошел. Поесть и помыться сам найду, а людей…
— Все сам, Данчик, ты большой и взрослый, можно даже жениться и детей заводить, а у меня экзамен утром, где тоже нужно бегать.
Но пошли мы вместе, хоть я и упиралась для проформы. А потом и побежали. Дан по итогу зря мылся, потому что навернулся в мусорный бак в подворотне, а я поскакала дальше к ограде парка. Именно на ней я ценой невероятных усилий изловила причину, по которой оказалась едва живой на полигоне в день обязательного квалификационного экзамена.
Сейчас причина бесновалась в допросной. Я, Став и штатный психолог Линтэ Алданэль, работающий на два отделения, откровенно боялись заходить, но никто не признавался, потому мы трое усиленно делали вид, будто обдумываем стратегию допроса. Кучей идти было не так страшно, ни один из нас не дозрел настолько, чтобы это предложить.
По правилам — психолог должен был быть первым. Чтобы выяснить, добывать признания у нарушителя общественного спокойствия и попрание нравственности прямо тут или сразу в другое заведение вести. Мы со Ставом синхронно переглянулись. Мысль быстро открыть дверь, впихнуть Алданэля и закрыть, подперев плечами, пришла в наши темные головы одновременно, но светлая голова, то бишь Линтэ, гуля съел на моделях поведения, а потому предусмотрительно попятился своим изящным туловищем вместе с головой и планшеткой.
— А может его надо было того? — предложил комиссар. — В подвал? Как третью категорию опасности?
— Так он же не маг, — возразила я.
— Гарпия! Какого хромого гоблина он не целителей впечатляет, а у нас неистовствует?
Алданэль как магистр болтологии и трепломатии, которыми априори являлись все мозгоправы, посмотрел на гнома с уважением. Я попыталась повторить последнее слово про себя, но даже воображаемый язык узлом заплелся. Арестованный, одетый в черное облегающее трико во все туловище, в шапке с прорезями для глаз и имитацией треугольных ушей на макушке, а также в просторный плащ, похожий на половинку круглого тента, только черный, а не в цветную полоску, метался по помещению допросной как пузырь аэростата с дырой в неудобоваримом месте. Затем вскочил на стол, зафиксировался на нем, растопырив острые коленки и между, оттолкнулся, шлепнулся пузом на экран и медленно сполз по нему, скрипя ладошками и расплющенной моськой. От языка, скользящего по гладкому покрытию, тянулся влажный след. Вытаращенные синие глаза смотрели в упор.
— Я туда один не пойду, он же полный неадекват, — сказал Линтэ и плотнее прижался к двери в коридор, руки у него были заняты планшеткой, но кто этих эльфов знает, может они и альтернативными частями тела могут дверные ручки поворачивать.
Мы со Ставом пытались надавить на профессиональную гордость и служебный долг, но эльф упорствовал.
— Свежую ловчую бригаду позовите, пусть его… обезвредят и целителям на опыты сдадут.
Руки мозгоправа по-прежнему были на виду, а дверь-таки открылась.
— А это вообще кто? — вдруг спросил Став и уставился на меня.
— Как кто? Вы сетесериалов не смотрите, комиссар арГорни? Это же Батмейн!
— У меня не настолько спокойная жизнь, чтоб дурь, что я на работе каждый день живьем и не-живьем вижу, еще и по монитору дома смотреть. Да какой он, ухом рыть, Батмейн? Это же, — комиссар задумчиво присмотрелся к замершему внизу монитора блину лица, — это же старьевщик с Суконки, Елька Палкен, полоумный племянник жены брата Гава Палкена, который еще во Втором Восточном завхозом служил и на пенсию ушел как раз перед объединением.
— Ага, — очумело выдала я, впечатленная богатыми родственными связями подследственного и осведомленностью о них Става. — Никто не знал, а он — Батмейн.
— Исцелякам его сдать и всего делов.
— Да пребудет с вами сила, мастер арГорни, — тут же напутствовал Алданэль и энтузиазм Става мгновенно увял. — Мне вот непонятно только, — добавил эльф, — как этот уникум умудрился до полусмерти загонять внекатегорийного темного, две пары патрульных и отряд ловцов и попасться только от того, что повис вниз котелком на ограде общественного парка?
Я его так и нашла, зацепившимся своими колготками с карманом на заду за отогнутый штырь. Как раз карманом. Находясь в подвешенном состоянии, герой экранов умудрялся размахивать конечностями, орать о торжествах справедливости, большого и светлого и свободы отношений и рвался приносить добро пачками, как вдруг порвался
